Eli Lilly в связи с другими медикаментами[315], те же самые адвокаты внезапно отступили под очень неожиданным предлогом. Чтобы как можно быстрее довести разбирательство до конца, обвинение отказалось от доказательств, которые только что яростно требовало принять во внимание. Чуть позже дело было закрыто, формально закончившись оправданием «прозака» и Eli Lilly.
Председатель правления фирмы Рэндалл Л. Тобиас торжествующе сообщил в New York Times, что «в зале суда» было объявлено, что «прозак» является «безопасным и эффективным», «как ранее уже подтвердили более семидесяти научных и регулирующих ведомств по всему миру»[316]. По правде говоря, финал дела Весбекера оказался чистым фарсом. Как стало известно только годы спустя, адвокаты вступили в тайный сговор. Eli Lilly выплатила родственникам погибших большие суммы, чтобы они не мешали исходу дела, благоприятному для «прозака». Поскольку адвокаты Eli Lilly заключили соглашение о молчании, до сих пор неизвестно, сколько денег было потрачено. Однако более позднее заявление одного из адвокатов позволяет догадываться, какие суммы было на кону: «Это невероятная сумма. Она превосходит возможности воображения»[317]. Eli Lilly действительно могла выплатить по делу Весбекера значительные отступные, ведь для фармацевтической компании это было хорошим вложением денег. Таким образом можно было предотвратить неизбежный поток дополнительных судебных процессов, связанных с «прозаком». При этом формальный оправдательный приговор, хорошо освещенный в СМИ, повлек за собой даже рост предписаний и объемов продаж препарата.
В то же самое время «прозак» получил незапланированную помощь с другой стороны – от саентологической церкви. Саентологи уже давно выступали с решительными кампаниями против любого вида фармакологического вмешательства в психиатрию[318]. То, что теперь саентология также взялась за «прозак», который мог спровоцировать вспышки насилия и самоубийства, оказалось на руку Eli Lilly. Маркетологи компании могли с легкостью противостоять спорным и научно не обоснованным атакам саентологов. Кроме того, ссылаясь на саентологию, любую форму нежелательной критики фармакологии можно было представить как странное мнение нескольких религиозных сектантов. Разумеется, в сомнительных случаях публика была склонна верить авторитетным фармацевтическим компаниям. По сей день имиджевая проблема саентологии способствует дискредитации законной критики неэтичных практик и рискованных продуктов фармацевтической промышленности.
В Германии действующее вещество «прозака», флуоксетин, было разрешено к применению только в 1990 году. Еще пятью годами ранее Федеральное ведомство по вопросам здравоохранения отказалось выдавать лицензию «флуктину»[319]. По той же причине, которая позже закончилась делом Весбекера: чиновники, проверяющие медикаменты, увидели в нем причину повышения риска самоубийств. «Оно (немецкое разрешительное ведомство) сообщило, что люди возбуждались до начала антидепрессивного воздействия, и это увеличивало риск самоубийств», – сообщала эксперт Нэнси Лорд для протокола по делу Весбекера[320].
Встревоженные отказом немецких властей сотрудники Eli Lilly еще раз собрали данные о немецких испытаниях препарата и «изъяли случаи самоубийства, которые, по их мнению, на самом деле не были самоубийствами»[321]. Но даже после всех этих манипуляциях фирма не смогла предоставить по-настоящему убедительных данных исследований. В четырех плацебо-контролируемых испытаниях из восьми флуоксетин работал не лучше, чем в контрольных условиях, а в четырех других случаях вещество едва ли превосходило плацебо[322]. Психиатр Питер Бреггин, проверявший документы Eli Lilly для FDA, обнаружил, что старый традиционный антидепрессант имипрамин, по сравнению с флуоксетином, был более эффективен в шести исследованиях из семи[323]. Несмотря на скудные данные об эффективности и массовые сомнения различных экспертов FDA в безопасности «прозака», 29 декабря 1987 года препарат был разрешен в США для лечения депрессии.
Между тем в специальных медицинских журналах «прозак» был представлен совершенно иначе. Первая научная статья о клиническом применении флуоксетина появилась в 1984 году в издании Journal of Clinical Psychiatry. Из результатов пятинедельного сравнительного исследования, во время которого флуоксетин сопоставлялся с наиболее популярным тогда антидепрессантом, автор статьи Джеймс Бремнер сделал вывод, что действующее вещество «прозака» «является эффективным антидепрессантом, побочные эффекты у которого меньше по количеству и менее серьезны, чем у имипрамина»[324]. Кроме того, флуоксетин эффективнее, чем сравнивавшееся с ним вещество. То же самое сообщали психиатр Джон Фейнер и его французский коллега Ги Шуинар: флуоксетин по крайней мере так же эффективен, как и амитриптилин[325], но имеет лучший профиль побочных эффектов[326]. Список положительных отзывов о «прозаке» – от благожелательных до экзальтированных – можно продолжать бесконечно. В течение долгого времени медицинскую профессию характеризовало почти безоблачное представление о «прозаке» как о весьма безопасном и эффективном современном психотропном препарате.
Как такое стало возможным, если немецкое ведомство по вопросам здравоохранения при первой проверке данных исследований назвало «прозак» «совершенно неприемлемым для лечения депрессии»[327], а FDA одобрило препарат только после продолжительных дискуссий? Один из вероятных ответов – «предвзятость публикаций»[328]. Хотя регулирующие органы, изучавшие все данные исследований, имели основания для скептического отношения к препарату, в зоне видимости научного сообщества появлялась лишь выборочная информация.
Поскольку фармацевтическая промышленность сама заказывает и финансирует свои клинические испытания, она также имеет неограниченные права на использование полученных данных. Эти данные являются интеллектуальной собственностью заказчика. В соглашениях о сотрудничестве с партнерами, например, с университетскими институтами, указывается, что данные исследований не могут быть опубликованы без согласия заказчика. Любое нарушение договора карается по закону. Поскольку фармацевтическая компания не заинтересована в публикации отрицательных результатов исследований своих препаратов, такие результаты, как правило, остаются в тени. Несомненно, механизм выборочных публикаций исследовательских данных сыграл значительную роль в утверждении «прозака» в научном сообществе как эффективного и безопасного препарата.
Американские исследователи недавно проанализировали степень предвзятости публикаций при клинических испытаниях антидепрессантов[329]. Эрик Тёрнер и его коллеги из Орегонского университета здоровья и науки получили все данные исследований, предоставлявшиеся в FDA на 12 различных антидепрессантов. Подробно изучив специальную литературу, ученые сравнили, какие из исследований, зарегистрированных в FDA, были опубликованы. И насколько результаты изысканий, о которых сообщается в периодике, согласуются с результатами, предоставленными в FDA. Вот заключение, приведенное в статье ученых от 2008 года: 94 % опубликованных в специальной литературе исследований создают впечатление, что клинические испытания дали положительный результат. Тем не менее внутренний анализ FDA показал, что только 51 % исследований имели положительный итог. Авторы также смогли продемонстрировать, что объем публикаций зависел от результатов исследований. Из 38 исследований с положительным для испытуемого вещества результатом не было опубликовано только одно. Из 36 исследований, итог которых в FDA сочли отрицательным или сомнительным, было опубликовано всего три. 22 исследования не были опубликованы совсем, а 11, имевших отрицательный исход, были опубликованы таким образом, что читатель мог оценить их как положительные, несмотря на по сути противоположные результаты. Очевидно, что в связи с антидепрессантами мы имеем дело с наиболее явным случаем «предвзятой медицины».
На самом деле существуют обязательные базовые принципы подачи научных данных в специализированных публикациях. Например для Общества нейронаук. В пособии общества для авторов говорится, что они «обязаны так подавать сведения, чтобы свести к минимуму вероятность ввести читателей в заблуждение о настоящих результатах»[330]. Тем не менее в реальности ученые часто не следуют этим рекомендациям. Насколько выборочно, искаженно или преувеличенно могут быть представлены итоги исследований в научных публикациях, недавно продемонстрировали французские ученые на примере «синдрома дефицита внимания и гиперактивности» (СДВГ)[331]. В частности, авторы из Медицинского колледжа Клиники Мэйо утверждали в своем исследовании школьных успехов детей с СДВГ, что оно «подтвержда