[526]. Это проявляется прежде всего в частых колебаниях настроения между депрессивным и маниакальным полюсами. На профессиональном жаргоне это характеризуется понятием «ультрабыстрая цикличность». Детский психиатр Фаэдда обнаружил, что две трети несовершеннолетних с биполярным расстройством являются «ультрабыстрыми циклерами»[527] Еще 19 % его пациентов также демонстрируют быструю смену настроения, но в меньшей степени.
Биполярных пациентов с быстро меняющимся настроением в первую очередь касаются плохие прогнозы, связанные с хронизацией болезни. Истинное выздоровление часто оказывается невозможным, и во многих случаях биполярные несовершеннолетние становятся получателями пенсии по инвалидности. Официальные данные из США: в 1987 году 16 200 пациентов в возрасте до 18 лет получали пособие по инвалидности по причине (любой) психической болезни. Это соответствовало 6 % всех детей-инвалидов того времени. В 2007 году в списках поддержки американских фондов социального страхования находились 561 569 детей с тяжелыми психическими расстройствами. Они составили половину всех несовершеннолетних, которым выплачивалось пособие по инвалидности[528]. 35-кратное увеличение всего за 20 лет. Психические расстройства в настоящее время являются наиболее распространенной причиной получения инвалидности американскими детьми и подростками и значительно опережают такие заболевания с выраженными физическими проблемами, как детский церебральный паралич или синдром Дауна, для которых первоначально и создавались программы государственной поддержки.
В связи с рассмотрением человеческой среды обитания через призму мозга подростковый мозг уже давно приобрел политическое значение. Как показали Супарна Чаудхари из берлинского Института истории науки им. Макса Планка и Лутц Фрике из Университета Квинс в Белфасте, понятие «нейронная пластичность» служит связующим звеном между нейронаучными исследованиями и политическими программами[529]. Недавно уважаемое лондонское Государственное управление по науке от имени британского правительства провело «предварительное» исследование на тему «Духовный капитал и благополучие». В октябре 2008 года англичане также представили свое исследование в журнале Nature. Под поистине грандиозным названием «Духовное богатство народов»[530]. Явный намек на «Исследование о природе и причинах богатства народов» – влиятельный труд экономиста Адама Смита, который считается краеугольным камнем современной экономики.
В передовой статье журнала Nature мозг подростка был объявлен объектом политических манипуляций. Основанное на нейронаучных данных воздействие на неокрепший подростковый мозг призвано помочь обеспечить личное здоровье, благополучие общества и экономическую конкурентоспособность всей страны. «Для заказчиков исследования на карту поставлено не что иное, как влияние Великобритании на мировых рынках. Поэтому существенное увеличение производительности считается необходимым. Согласно исследованию, психические заболевания и когнитивная несостоятельность, в том числе проблемы с обучением, являются основными мешающими факторами. ‹…› „Найти лучшее решение“ означает сделать население в целом более гибким и одновременно более стрессоустойчивым, чтобы удовлетворить существующие экономические потребности»[531].
Наглядный пример соединения неолиберальной политики с когнитивной нейронаукой. И, соответственно, образчик «биополитики», как называет социолог Николас Роуз политическое стремление достичь «хорошего» и «желаемого» поведения граждан путем воздействия на мозг. «Существует убеждение, что новые знания о мозге позволят нам предвидеть, предотвратить и вылечить психопатологию и проблемное поведение. А также формировать и оптимизировать человеческие качества»[532]. Примечателен не только грандиозный оптимизм науки, но и семантический сдвиг от человеческого к ментальному капиталу. «[Это] само по себе можно трактовать как указание на нынешнее влияние нейронаук на политический и общественный дискурс»[533].
Согласно английскому исследованию, на основании научных данных о развитии мозга подростков и вредных факторах влияния, необходимо создать образовательно-политические типовые условия, чтобы «максимально использовать ресурсы молодежи». Неудивительно, что дискуссия о «лучшем воздействии» на подростков интенсивно ведется именно в Великобритании. Ни одна другая страна в западном мире не имеет более серьезных проблем с преступностью среди несовершеннолетних. Мрачные молодые люди в толстовках-худи являются отличительным признаком городского пейзажа в таких проблемных районах Лондона, как Брикстон, Стратфорд или Пекхэм. Жители чувствуют угрозу со стороны молодежных банд и покидают жилье. Полиция перегружена. Как и ведомства по делам молодежи и социальные учреждения. На фоне столь очевидной социальной напряженности особенно удивительно, что фокус политического внимания смещается от общественных и политических факторов влияния на внутреннее содержание подросткового мозга.
Типичное для определенного возраста рискованное поведение, подростковые эксперименты с наркотиками и ранний сексуальный опыт считаются теперь не признаками незрелости характера и представлений о нравственности, а свидетельствами недоразвитости мозга[534]. Эти явления по умолчанию патологизируются с тем аргументом, что подростковый мозг – это именно «другой» мозг, который еще не сформирован. Здесь же кроется потенциал для новых психиатрических диагнозов. Как насчет, например, «расстройства чрезмерной мечтательности»? Даже юношеский идеализм с некоторым цинизмом можно трактовать как симптом недоразвитого мозга и признак незавершенных нейропластических процессов. Проблемы с принятием решений? Бунт против родителей, школы и всего мира? Очевидно, что аксоны нервных клеток все еще недостаточно миелинизированы, а синаптические связи несовершенны.
Однако как точно нужно вмешиваться в работу созревающего подросткового мозга для улучшения благосостояния общества, остается в британском исследовании «Духовный капитал и благополучие» совершенно неясным. Даже практические советы по улучшению процесса обучения, по-видимому, не основаны сегодня из нейронаучных данных. Это четко видно в заключении к исследовательской части Neuroscience in Education: «На сегодняшний день мало что из современных исследований мозга можно применить на практике в классе»[535]. Это не исключительно британское явление. На те же самые проблемы жаловалась в интервью телерадиокомпании Bayerischer Rundfunk и Николь Бекер, специалист в области дидактики из Тюбингенского университета: «Когда учительница спрашивает… „Что мне теперь делать по-другому, если я учитываю нейронаучные данные?“ – нейронаука ей не отвечает»[536]. Похоже, что мы не ушли намного дальше голословного базового утверждения, что в интересах подростков нужно придерживаться «последних результатов исследований мозга». И, разумеется, нужно начинать действовать «как можно раньше» – о чем бы ни шла речь.
Вопреки распространенному мнению, что исследования мозга способны дать точную информацию о его работе, имеющиеся в реальности факты крайне скудны. Даже отчасти до сих пор так и не стало понятно, какая конкретно конфигурация нейронов, корковых и подкорковых сетей приводит к какому индивидуальному опыту. Не говоря уже о связи с поведением. Тем не менее при обсуждении нейронаучного положения дел «что» и «как» регулярно аргументированно переставляются местами.
Этот механизм, популярный также при составлении заявок на исследования, несколько лет назад уже критиковал Джерри Фодор. Ученый-когнитивист из Ратгерского университета делал это на примере рецензии на классическую книгу Пола Чёрчленда по нейрофилософии «Машина души. Философское путешествие в мозг»[537]. В своей книге канадский философ писал, что «теперь мы можем объяснить, как наши яркие чувственные ощущения возникают в сенсорной зоне коры головного мозга», и «теперь мы можем понять, как в детском мозге медленно развивается понятийная система»[538].
Однако все это не соответствует действительности. Конечно, когнитивная наука запросто может правдоподобно заявлять, что «наши яркие чувственные ощущения возникают в сенсорной зоне коры головного мозга» и что «в детском мозге медленно развивается понятийная система». Но как это происходит? Вопрос остается без ответа. На него нет «ни малейшего намека», как отметил в своей рецензии на книгу Чёрчленда Джерри Фодор[539].
Соответственно, также остается неясным, как целенаправленно влиять на процесс созревания мозга. Можно даже задаться вопросом, выполнимо ли это в принципе. Ясно только одно: столь популярные ранее в качестве причины бунтарского поведения подростков гормоны в современных теориях заменила кортикальная пластичность. Также очень популярна тенденция говорить с подростками об их мозге и его уязвимости. Чтобы они научились брать на себя ответственность за собственный мозг и в связи с этим, например, воздерживаться от употребления марихуаны. Подразумевая особую ранимость созревающего мозга, британское исследование сообщает, что употребление подростками алкоголя и наркотиков имеет серьезные и длительные последствия: «Нейровизуализационные и нейропсихологические исследования показывают, что применение веществ в подростковом возрасте сопровождается повреждением нейронов. Особенно нейронов тех сетей, которые задействованы в процессе обучения, при концентрации внимания и реализации исполнительных функций»