Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем — страница 52 из 59

[777]. Решающим является то, что сами нейроученые должны критически оценивать свою научную практику и при этом принимать во внимание контекст, в котором они работают. Конечно, все экономисты и социологи, которые теперь также хотят заниматься исследованиями мозга, должны подумать о том, способно ли фМРТ-исследование действительно ответить на их вопросы. «Тем временем ситуация уже такова, что нейроученые должны отговаривать социологов от того, что они собираются сделать, прибегая к нейровизуализации. К сожалению, иногда это самые наивные люди, которых только можно себе вообразить», – комментирует исследователь мозга Хенрик Вальтер[778].

Скорее Голливуд, чем будни исследователя

Имеет место также настойчивое стремление к представлению нейронаучных достижений в СМИ. Связанные с ним преувеличения по-прежнему остаются правилом, а не исключением. Интерес к подобной практике очевиден, ведь в краткосрочной перспективе она выгодна всем участникам процесса. Ученые приобретают необходимое внимание и, поскольку их исследования оцениваются как важные, надеются на дальнейшее финансирование. Учреждения, в которых работают исследователи, получают свою долю славы. Спонсоры исследования могут оправдать выбор адресата финансирования. У журналистов появляется отличная история, и, наконец, читатель в очередной раз с удовольствием узнает из газеты о скорой разгадке «чуда человека».

Свой вклад в иконическую стилизацию нейронаучных исследований внесли также документальные телевизионные передачи, становившиеся в последние годы все больше похожими на голливудские постановки. Долгое время тележурналисты с качающимися ручными камерами снимали ученых во время их повседневной работы в лабораториях, а затем совмещали свои кадры с фонограммой. Но сегодня такой формат показался бы зрителю безнадежно устаревшим. Когда в наши дни BBC или National Geographics приходят в центр исследования мозга, томографы подсвечивают голубым светом, а «репортаж» ставится, подобно спектаклю, и включает впечатляющую съемку с движения.

«Для лучшего ориентирования зрителей» исследователей просят надеть белые медицинские халаты – даже если ни один человек не будет так одеваться при оценке результатов сканирования мозга на компьютере. А во время интервью на заднем плане на всех доступных мониторах демонстрируют фильмы с красочными 3D-изображениями мозговой активности и фотореалистичными визуализациями мозга. Имеют ли представляемые картинки какое-то отношение к теме репортажа, большого значения не имеет. Главное, они выглядят как иллюстрации захватывающего высокотехнологичного исследования – в конце концов, зритель «в любом случае не понял бы», что можно увидеть на фМРТ-изображениях. Влияние и слава нейронаук в значительно большей степени основываются на их блестяще поставленных выступлениях в СМИ, чем на их научном содержании – даже если это, возможно, не было задумано самими исследователями.

Разумеется, если расхваливание нейронаук будет слишком очевидным, им грозит поражение. Поэтому будущее более реалистическое представление нейронаучных данных – это не только вопрос научно-этической ответственности, но и жизненно важный интерес самой нейронауки. В конце концов, на карту поставлено не меньше, чем ее собственный авторитет. Авторитет, который уже сильно подорван: «Если наш прогресс представляется многократно преувеличенным или переоцененным и растет общественное недоверие к нейронаукам, мы должны винить себя», – обращается к сообществу исследователей мозга невролог Гай Макханн[779]. Аналогичным образом мыслят французские исследователи в статье об искаженном отображении нейронаучных данных: «Искажение результатов нейронаучных исследований открывает двери подозрительному отношению общественности к изучению мозга. Это может привести к сокращению ресурсов, которые общество будет готово выделить на исследования в будущем. Исправить ситуацию как можно скорее – ответственность нейронаучного сообщества, отвечающая его долгосрочным интересам»[780].

Проблески надежды

С некоторой долей оптимизма уже можно наблюдать первые признаки изменений. Так, например, уже несколько лет предпринимается попытка хотя бы немного ограничить влияние фармацевтической промышленности. Примером здесь, безусловно, является инициатива MEZIS (Mein-Essen-zahl-ich-selbst – «в кафе плачу за себя сам») некоторых немецких врачей. Организация, основанная в 2007 году Кристиан Фишер, Акселем Мунте, Бруно Мюллером-Орлингхаузеном, Клаусом Либом и другими врачами, предложила целый каталог мер против вездесущих манипуляций фарминдустрии. Как указано в уставе организации MEZIS, посещения фармацевтических представителей теперь исключаются, образцы лекарств и подарки больше не принимаются, спонсируемое фармацевтической промышленностью программное обеспечение устраняется и приветствуется участие только в независимых от производителей мероприятиях по повышению квалификации. И еда на них – как заявлено в названии объединения – оплачивается самостоятельно[781].

Кроме того, организация устраивает конференции на такие актуальные темы, как коррупция в сфере здравоохранения. Подобные кампании «без бесплатных обедов» также проводятся в других странах, в результате чего медленно формируется целая сеть независимых и критически настроенных в отношении фарминдустрии врачей. Наконец, отреагировало и американское ведомство – Национальные институты здравоохранения, запретивший организаторам конференций и учебных мероприятий использование денег, поступающих от промышленности[782]. Были также приняты меры для предотвращения предвзятости публикаций в специальных журналах. Так, в разных странах существуют специальные перечни научных работ, в которых должны регистрироваться все клинические исследования. С 2008 года подобный список есть и в Германии. Предполагается, что в будущем будет легче выявить даже отрицательные результаты исследований, если они потребуются, например, для метаанализа или систематического обзора[783]. А во многих университетах студенты и аспиранты, занимающиеся исследованиями, уже должны проходить курс «правильного проведения научно-практических работ».

Поводом для надежды не в последнюю очередь является и то, что немало ученых из более молодого поколения являются нейроэнтузиастами, но при этом способны критиковать свою дисциплину. Вспомните хотя бы об авторах стендового доклада о «лососе сомнений» или об «исследовании применения магии вуду» (см. главу 2). Если сфера должна быть реформирована изнутри, то решающие импульсы, вероятно, будут исходить от этого нового поколения нейроученых. Между тем благодаря атлантическому лососю в большинстве научных работ на темы визуализации, по-видимому, начала применяться поправка на множественные сравнения.

Эдвард Вул и Хэл Пашлер, авторы «исследования применения магии вуду», в своей последующей статье также заявили, что частота критиковавшейся ими «ошибки зацикливания» значительно сократилась в публикациях на темы фМРТ[784]. Трудно отрицать, что их суровая «критика вуду» внесла значительный вклад в такое положение дел. Два примера, которые показывают, что явная критика может быть эффективной, особенно если она конструктивна и поддерживается необходимым опытом. Для столь же восторженного, сколь и критически настроенного нейроученого Даниэля Маргулиса «творческая игривость» является самой многообещающей формой критики[785]. «Экспериментальная ирония» (Маргулис) может быть более эффективной, чем слишком явная обличительная неистовость. В конце концов, коллега Маргулиса Хенрик Вальтер, безусловно, прав, что «ни один ученый не захочет сам пойти туда, где его будут ругать 80 % людей»[786], как это было недавно на нейрокритических симпозиумах.

Из впадины разочарований на плато продуктивности

В ближайшем будущем будет интересно узнать, воспринимается ли растущая критика нейронаук самими адресатами и ведет ли это к изменениям в научной практике. Особенно в области методов визуализации, которые являются основным предметом критики. Откажутся ли уже скоро влиятельные журналы от публикации статей о все объясняющих нейронных коррелятах эстетики, любви и криминальных импульсов? Это вряд ли произойдет. И вряд ли некоторые из новых гибридных нейродисциплин вскоре объявят о самоликвидации на обоюдной основе.

Однако многое говорит в пользу того, что нейронаука просто стала жертвой классического «цикла хайпа»[787]. После преодоления «пика чрезмерных ожиданий» около 2006 года «новые науки о мозге» в настоящее время спускаются во «впадину разочарований». Именно поэтому есть надежда на будущее. Согласно теории хайпа, болезненное прохождение этой «впадины» должно смениться здраво переориентированным выходом на «плато продуктивности». А за этим может последовать фаза реальной производительности. Чего действительно можно пожелать нейронаукам – и всем нам.

Благодарности

Эта книга писалась с июля 2010 года по июль 2012 года в Институте истории науки им. Макса Планка в Берлине и в Берлинской школе сознания и мозга Университета им. Гумбольдта. Эти учреждения не только предложили мне высокопрофессиональные условия работы, но и предоставили мне все мыслимые академические свободы. За это я чрезвычайно благодарен. Алекс Гамма, Норберт Хаслер, Стефани Кламм, Николас Ланглиц, Рут Мозиманн, Ян Слаби и Марсель Цемп в разное время прочитали и критически прокомментировали рукопись. Оставшиеся ошибки, несоответствия и упущения связаны с моим упрямством, а не с невниманием моих уважаемых рецензентов. Я также благодарю Марселя Цемпа за то, что некоторое время назад он вдохновил меня на создание этого книжного проекта за пиццей и красным вином.