— Через пару тысячелетий все неизбежно постареет! — пренебрежительно фыркнула Варвара. — Даже любовь, хотя утверждать это нельзя.
Писки лихорадочно ухватила Лукаса за руку.
— Не знаю, что и сказать. Наверное, нужно время, чтобы выяснить, так это или не так.
Лукас деликатно освободился от ее хватки. Он не имел бы ничего против подобных разговоров, будь все остальное в полном порядке. Однако нынешние заботы занимали его настолько, что он даже не вслушивался в романтичную болтовню Писки. Правда, одна мелкая деталь, промелькнувшая в ее речах, заставила его переключиться на мысль о возможных вариантах спасения.
Вдохновение посетило Лукаса совершенно неожиданно.
— Время! Конечно же! Не могли бы вы оба каким-то образом…
Губерт горестно вздохнул.
— Опять старая песня. Повернуть время вспять? Естественно. Типично математический феномен. Вообще-то эта старая уловка частенько помогала нам выкрутиться из самых щекотливых ситуаций.
— Господи, как мне осточертел этот избитый прием! — пожаловалась святая Варвара. — Ну почему у простых смертных такое скудное воображение! Может, лучше стоит попробовать изменить мощность солнечного излучения…
— Нет! Не надо мне никаких поэтических решений! Я просто хочу жить своей привычной жизнью! Надо лишь запечатлеть в памяти то, что со мной произошло, дабы я никогда не позволил собственной гордыне снова взять надо мной верх!
— Это не так уж трудно. Ну хорошо, готовься!..
Тут в разговор вмешалась Писки, и слова ее вызвали всеобщее удивление:
— Стойте! Лично мне все равно, утрачу я воспоминания об этих восхитительных мгновениях или нет. Главное — помочь Лукасу. Но могу я попросить вас об одной любезности? — Дородная Писки смущенно посмотрела вниз и пнула носком поверхность облака. — Вы не могли бы сделать меня худой? Всего на минутку? Ну пожалуйста, а?
Святые снова принялись совещаться.
— …реверс Банаха-Тарски…
— …конформное отображение в лемнискате…
Святая Варвара повернулась к Писки и с некоторой долей снисходительной симпатии пояснила:
— Хорошо, моя милая, только закройте глаза…
При виде трансформации, произошедшей с Писки, Лукас непроизвольно ахнул. Ее туша словно взорвалась неким управляемым и хорошо продуманным взрывом, а клетчатое одеяние приобрело невообразимо абстрактный орнамент. Лишившись математически — вычитанием — двухсот фунтов веса, Писки лишилась и своего просторного платья, и трусов — те соскользнули ей на щиколотки. Единственное, что на ней осталось, так это бусы. Обнаженная Писки, самая привлекательная из дочерей Евы, заново ставшая стройной и гибкой, бросилась в объятия Лукаса. К своему удивлению, он охотно прижал ее к себе.
Святые с нежностью наблюдала за парой простых смертных.
— Готовьтесь к реверсу времени! — сообщил Губерт.
Варвара чмокнула Лукаса в щеку.
— Вы были лучшим из моих клиенток!
— Не забывайте поминать нас добрым слоном в молитвах, — попросил Губерт. — Мы всегда рады получить очередной похвальный отзыв для нашего Работодателя.
В следующий миг Лукас и Писки исчезли.
Губерт повернулся к Варваре.
— Ну вот, еще одно задание благополучно выполнено.
— Да, это будет получше той халтуры, когда ты запорол теорему Ферма. «Уравнение не имеет целых положительных решений»!..
— А как же твой прокол с управляемой термоядерной реакцией? — парировал Губерт.
— Я потом все исправила! — смущенно заморгала Варвара.
Затем она позволила спутнику взять себя под руку, чтобы тот проводил ее обратно на небеса. Соединившись таким образом, святые направились вверх по вершинам облаков.
— Наверняка таков Божественный промысел, — высказал предположение Губерт.
Лукас Летьюлип завидовал своим раздираемым сомнениями коллегам. Война между верой и скепсисом, которая шла в их душах, позволяла им делать научную карьеру на определенном полезном уровне сомнения в обеих сферах. В отличие от Лукаса они редко посматривали себе через плечо, опасаясь возможности узреть, к своему неудовольствию, реальные чудеса.
Однако спустя несколько лет Лукас научился подавлять это неловкое чувство. Помогли частые обращения к Господу Богу с просьбой даровать спокойное ежедневное существование. Наличие такой красивой, стройной, любящей жены, как Писки, конечно же, способно сделать счастливым любого мужчину.
Ведь, в конце концов, они единственная супружеская пара, которой доподлинно известно, что браки действительно совершаются на небесах.
«Math Takes a Holiday». Перевод А. Бушуева
НЕЙТРИННАЯ ГОНКА
Пожалуйста, представьте севе, что вся эта история — мультфильм, нарисованный великолепным мультипликатором Робертом Уильямсом. Писать его было страшно весело. Надеюсь, читать тоже.
Автор выражает признательность Ли Керру за книгу «Сводя меня сума», которая послужила ценным источником информации, касающейся истории неофициальных гонок.
Я-то в курсе, почему Солнце работает не так, как, по мнению ученых, должно было бы.
Мы с парнем по прозвищу Космический Пес заварили эту кашу в далеком 1951-м, когда устроили гонку Космического Цыпленка прямо в космосе, и наши родстеры были ближе к Аду, чем даже сам Меркурий.
Я ни одной душе никогда не рассказывал об этом последнем состязании между мной и Космическим Псом. Да и кто бы мне поверил? Видите ли, Космический Пес не вернулся на Землю, чтобы подтвердить мои слова. Да и свидетелей нашей гонки не было, ясное дело, не считая Стеллы Звездноглазки. А она вообще не говорит ни слова, хоть мы и прожили вместе уже пятьдесят лет.
Но теперь я стар, и совсем уже скоро на всех парах врежусь в Великую Стену Смерти и собственной персоной заявлюсь в пит-стоп самого Дьявола. Так что я подумал, неплохо будет рассказать, как оно все случилось. Ну, на случай, если Космический Пес начнет вдруг пожирать Солнце. Или еще что похуже.
Демобилизовавшись в сорок шестом, я отправился домой, в Сан-Диего, и с помощью скопленных нескольких тысяч долларов и умений, полученных в армии в обмен на то, что мою задницу едва не отстрелили на дюжине театров военных действий от Анцио до Берлина, открыл мастерскую. «Обдулио Бенитес, подгонка и переделка» — это я и есть. В основном я переоборудовал «кадиллаки» и «линкольны» в катафалки и был вполне доволен жизнью, хотя и вполне понимал мрачный юмор происходящего — надо сказать, после войны я долго еще вскакивал по ночам в холодном поту после очередного кошмара — воспоминания об артиллерийском огне и крови были слишком свежи. Измени хоть одна из сотен нацистских пуль траекторию, и трястись бы моим останкам (при условии наличия таковых) в таком же катафалке.
Первый, кого я нанял в помощники, был этот старшеклассник, Хоакин Арнетт.
Вы не ослышались, Хоакин Арнетт, легендарный капитан «Бобовых бандитов», простых парней из предместья, расправившихся с гоночным миром Калифорнии что твои ацтеки с пленными, а потом потрясших и всю страну. В шестидесятых, закончив выступать, Хоакин мог похвастать количеством рекордов и наград, какие и не снились ни одному гонщику, а ведь при этом он успел вырастить двоих сыновей — продолжателей его дела!
Тогда, в конце сороковых, все это было еще в будущем. Я нанял жилистого, улыбчивого, немного нервного паренька, который в свои годы лишь немного уступал мне в мастерстве и был помешан на машинах и гонках.
Хоакин начал с того, что брал бракованные запчасти — катушки и магнето — и приводил их в порядок. В возрасте девяти лет он без посторонней помощи научился водить. До того, как прийти ко мне в мастерскую, он уже несколько лет возился с железками, собирая из какого-то металлолома, скрепленного болтами, шасси, ставил их на лысую резину, а сверху присобачивал некое подобие кузова. С приходом ко мне он получил прекрасную возможность делать то, что ему нравится. Сваренным из труб и металлического профиля гоночным тачкам, которые он мастерил в свободное время, не было равных на дорогах.
С 1948 года Хоакин выступал за Южнокалифорнийский родстер-клуб, но к 1951-му решил собрать свою команду. Он позвал друзей детства — Карлоса Рамиреса, Эндрю Ортегу, Гарольда Миллера, Билли Глэвина, Майка Нагема и еще человек двадцать — и они стали «Бобовыми бандитами» или, как их называли поклонники, просто «Бандитами».
Когда Хоакин начал работать у меня, я ездил на полной рухляди — «паккарде» тридцать второго года, который купил по дешевке незадолго до войны и который простоял со спущенными шинами все пять лет, что я провел за океаном. Тогда машина была для меня всего лишь средством передвижения, на котором мы с Эрминой — Эрминой Рамирес, кузиной Карлоса — могли съездить в город.
Но работая бок о бок с Хоакином, глядя, что он вытворяет со всеми этими железками, нельзя было не заразиться его энтузиазмом. Долго я не вытерпел и вскоре все ночи и выходные был уже по локоть в потрохах «олдсмобиля» сорокового года, впихивая туда мотор от «кадиллака», слишком мощный для городских улиц, зато в самый раз для высохшего соляного озера.
Видите ли, «Бобовые бандиты» устраивали гонки в совершенно определенных местах: на Райском плато — старом летном поле за городом — и на высохших соляных озерах Эль-Мираж и Мурок. Тут можно было оторваться по полной, не думая о правилах движения и пешеходах, и полностью отдаться скорости.
Начав участвовать в гонках на своем «олдсе» — выкрашенном в яркий тыквенно-оранжевый с языками черного пламени по бокам и названием «Эль-Тигре» на обоих бамперах — сначала в соревнованиях с «Бобовыми бандитами», а потом и с гонщиками других клубов, я заметил, что кошмарные сны понемногу отступают. Только ради этого я был бы готов вечно участвовать в гонках, ну а все остальное — рев моторов, скорость, адреналин и слава — окончательно поймало меня на крючок.
А настоящий кайф начался, когда мы обнаружили нитро. Это был нитрометан, заменитель бензина, который оказывал на движок такое же действие, как грозный вид Уайла И. Койота на «Роудраннеров». Поначалу мы думали, что нитро опаснее, чем есть на самом деле, и привозили его на соревнования