ее мерзли коленки, когда она ехала в школу… Это разве мерзли!
Но оказалось, что это только цветочки. Холодно было в поезде, где она никак не могла заснуть, где в туалете, гремящем и вонючем, был иней на стенах, где было страшно выйти в тамбур со слепыми от наледи окнами. Пальцем можно было отогреть кружок на стекле двери, через который было мутно, но видно. Да толку-то? Холодно было на вокзалах, где так же зверски топили, но из постоянно распахнутых дверей дул невыносимо морозный ветер.
Но это тоже были цветочки: в Ивделе Лея ощутила настоящий ледяной удар, все свердловские холода показались после этого смешными. Да еще в дорогу ее экипировали как лыжницу-туристку: ватные штаны и куртка (ее так и называли «ватник» или смешным словом «телогрейка», хотя грела она тело очень условно), сверху брезентовая куртка — «штормовка», на голове — шерстяная шапочка («лыжная», как утверждала хозяйка дома в Городке чекистов), на ногах — валенки. Приходилось тащить с собой еще и лыжи с палками, а в рюкзаке за спиной, брякали о «лыжные» ботинки завернутые в кофту банки консервов. Как они во всем этом двигаются? Да еще десятки километров в день? Иногда Лее казалось, что зря она согласилась на эту чудовищную авантюру, тоже мне, разведчица. И как она-то будет ходить на лыжах, на которые встала один-единственный раз в жизни во дворе того же городка. Ашер вывел ее на холод, закрепил лыжи, сунул в руки палки, показал, как надо «ходить». Лея, неуклюже переставляя ноги, прошла несколько метров, плюхнулась на попу, больно ударив копчик, вот и весь туристский опыт. И еще этот ветер…
Единственное, что радовало — она своим видом совершенно не выделялась из общей массы. Ее, точно так же, как остальных, толкали, время от времени поругивали, но не оборачивались на «нездешний вид», как частенько бывало в Москве. В Свердловске она практически не выходила на улицу, разве что погулять вокруг «городка», посмотреть на странную подкову гостиницы «Исеть» с магазином «Динамо», расположенным по полукруглому цоколю здания, полюбоваться зданием киностудии напротив — чистый Ле Корбюзье, конструктивизм, как в Тель-Авиве, студия ей понравилась. Звенели мчащиеся по кругу деревянные трамваи с открытыми дверями. Мальчишки сидели на «колбасе» — вагонной сцепке, прыгали на ходу, когда трамвай замедлял движение на круге, запрыгивали в открытые двери вагонов, несмотря на ругань контролеров — злых теток в беретах и с кожаными сумками на груди, где были прикреплены маленькие рулончики билетов. Лея этих теток боялась, они как одна были почему-то постоянно сердитыми и всех в чем-то подозревали. Вообще народ жил тут мрачноватый, неулыбчивый, так что Лея старалась особо не высовываться — есть крыша над головой и слава богу.
Даже Ашер стал терять тут свою обычную веселость, шутил все реже, потом на пару дней исчез, а когда вернулся, раздраженно бросил:
— Опять опоздали. Работал наш клиент на Кадуровской турбазе, но проработал там всего два месяца, уволился и ушел с туристами из УПИ на север. Вопрос: зачем? Если искать переход границы, то там «три года скачи — ни до какой границы не доскачешь». Что этому гаду надо на Северном Урале?
Лея не знала. Она уже вообще плохо понимала, что они делают, зачем все время мотаются туда-сюда, и когда это все кончится. Скорей бы.
— На базе он объяснил, что ему надо повысить тарификацию. Тогда зачем увольнялся? Взял бы отпуск, хоть за свой счет, да и пошел бы на эти три недели. Значит, там у него какой-то интерес. Так что, красавица, собирайся, идем мы с тобой в лыжный поход высшей категории сложности. Ты перед этим заскочишь в турсекцию УПИ и выяснишь, какой у них маршрут.
— Да как я выясню-то?
— Скажешь, что беременна от руководителя похода… — Майор Зингер заглянул в блокнот. — Игоря Сорокина. И что торопишься сообщить ему радостную новость, пока он не сбежал. Он, вроде, сразу после похода хотел куда-то уехать. Вот и разъяснишь начальству, что ехать ему никуда не надо, а надо готовиться к свадьбе. Понятно, рядовой Бен-Цур?
— Понятно. Тебе не стыдно? Ну хоть капельку?
Лея страшно злилась на Ашера за такие мерзкие задания, но что поделать? Кстати, ребята в УПИ оказались веселыми и отзывчивыми, объяснили симпатичной молоденькой татарочке Мадине, что на маршрут ей идти смысла нет, да и не выдержит она такого маршрута, но беременная девушка непременно хотела поймать Гусю на полпути, так что лучше всего ей будет ждать его на 42 лесоучастке — начальном и конечном пункте лыжного похода. Неожиданно легко все получилось. Мальчишки даже флиртовали с ней, это было приятно. Все пытались выяснить, где они познакомились, почему они ничего не знали о такой красавице, ах, Гуся, какой скрытный! Она, конечно, вела себя как верная подруга, скромно закрывала глаза и старалась не отвечать на вопросы. Но маршрут запомнила четко.
Так что теперь в Ивделе они ловили попутку на 42-ой, причем одновременно Ашер постоянно озирался, пытаясь заметить и вовремя пресечь все попытки расконвоированных зеков пристать к юной лыжнице. Да какое там пристать: холодно было нечеловечески. Лея начала понимать, как от такого холода погибают люди, раньше ей казалось, что в теплой одежде замерзнуть невозможно. Теперь Ашер ее заставлял все время двигаться — хлопать руками по бокам, прыгать, бегать на месте, высоко поднимая колени, чтобы разгонять кровь. Со стороны, наверное, смотрелось нелепо, но на какое-то время холод отступал, чтобы потом напасть с новой силой.
Наконец около них остановился грузовик, проехав юзом несколько метров по зимнику. Из кабины высунулся мужчина с огненно-рыжей бородой.
— Вам куда, ребята?
— На 42-ой.
— Повезло. Я туда же, садитесь.
Немного замешкались: кто поедет в продуваемом кузове, кто в теплой кабине. Борода проявил галантность, выбрался из кабины и уступил девушке место. Лея забралась внутрь, но промерзла настолько, что не сразу ощутила тепло. Только кончики пальцев немилосердно закололо. Каково там в кузове — даже думать не хотелось. Было какое-то душевное поползновение предложить по дороге поменяться, но сил не хватило. В тепле разморило и потянуло в сон, невзирая на могучие колдобины дороги, на которых грузовик только что в воздух не взлетал.
Когда Зингер заледеневшими руками открыл дверцу пассажирского места, она даже не сразу поняла, где находится, и что происходит.
— Конечная! — бросил Борода, Ашер подмигнул девушке, и, развернувшись, направился к небольшому срубу, из трубы которого валил дым, а значит, там — печка!
Лея выпрыгнула, благодарно кивнув водителю, средних лет мужчине в телогрейке с нашитой полоской ткани. Что-то там было написано, какие-то цифры, Лея не разобрала.
В доме, где сидели несколько мужчин, было жарко и вкусно пахло варевом. Глаза слипались, и Лея снова прикорнула, даже несмотря на то, что очень хотелось есть. Сквозь дрему слышала, как Ашер о чем-то беседовал с Бородой, но сил вслушиваться не было. Бог с ними, разберутся.
— Вставай, давай! — Зингер теребил девушку за рукав ватника. Лея спросонья долго не могла понять, что происходит, таращилась и озиралась. Мужики вокруг обидно заржали.
— Что, девочка, ночка была жаркой, что ты спишь всю дорогу?
— Оставайся с нами, не обидим, мы ребята тоже горячие!
Не обращая внимания на кобеляж, Ашер подвинул к Лее миску с супом: «Ешь!»
— Я не хочу!
— Не интересует. Надо. Ешь давай и нам пора.
Как пора, изумилась Лея. Опять куда-то переться? По морозу? Да пропади оно все пропадом, зачем она согласилась на это на все, хрен бы с ним с этим полицаем (она отметила про себя, что ее русский стал значительно богаче). Но делать было нечего. Она буквально впихнула в себя несколько ложек, отодвинула миску.
— Ну смотри, неизвестно когда в следующий раз есть будем, — грозно сказал майор Зингер.
Лея дернула плечиком, мол, какая разница!
— Куда идем-то?
— В стойбище Курмантово. Говорит тебе что-то?
— Нет.
— Ну а что тогда спрашиваешь? — неожиданно резко заговорил Ашер. Лея даже хотела обидеться, но передумала, видно, пока она дремала, они с Бородой что-то серьезное выяснили.
— А как добираться будем?
— На лыжах. Автобусы туда не ходят, — пробурчал Зингер.
— Сколько до стойбища?
— Километров 20–25, — встрял Борода.
Лея охнула.
— Вы в своем уме? Я ж не дойду!
Ашер сделал страшные глаза, а Борода криво ухмыльнулся:
— Понятно, какие вы туристы! Ладно, не бойся, я вам возницу дам с лошадью, мне один черт надо в стойбище крупы и соли закинуть, а оттуда тоже нам кое-что положено. Виктор!
Парень в наколках положил гитару.
— Сходи, позови Славу, пусть запрягает в Курмантово.
После того, как Слава — неразговорчивый морщинистый литовец — привез их в стойбище, выгрузил несколько фанерных ящиков, а загрузил тюки с чем-то мягким, Лея смогла, наконец, осмотреться, куда попала. По дороге Ашер вполголоса объяснил ей, что стойбище на самом деле — это поселок, где живут манси, а манси — это народ такой. Говорят, они безобидные, помогают туристам, вообще русским, которые обосновались в этих краях, живут охотой и оленеводством.
Действительно, неподалеку у леса стояло несколько оленей, а у грубо сколоченного сруба лежала лайка, внимательно разглядывавшая чужаков.
— Не укусит? — осторожно спросила Лея у хозяйки, пожилой женщины. Та помотала головой, отмахнулась рукой, мол, нет, не укусит.
Ашер достал из рюкзака бутылку спирта («Когда успел?» — изумилась Лея), от чего хозяйка сразу подобрела, завела в дом.
Маленькая комната, печка-буржуйка (это Ашер объяснил, что она так называется), в которой трещали поленья, от чего по всей комнате шел жар. Наконец-то! Вдоль стены — нары с беспорядочно наваленными разноцветными одеялами.
— Тут спать будете! — сказала хозяйка Татьяна. «Все в одной комнате», — отметила Лея.
Татьяна пошла разбавлять спирт, а Ашер пока объяснил девушке, что происходит и зачем они забрались в такую глухомань.