иментальная становлюсь, а турист должен быть жестким, сильным.
Сегодня первый день движения по маршруту. Готовимся идти на лыжах. Олежка Оленин заболел, что-то с нервом ноги, в общем, радикулит, так что он уезжает домой и нас остается теперь девять, как в песенке про негритят: «один из них утоп, ему скололи гроб — и вот вам результат: девять негритят». Мама мне ее пела маленькой. Пока сидим, поем песни. Ребята — лесорубы — играют на гитаре, Ростик им подыгрывает, прямо за душу берет. Вообще очень люблю гитару и обожаю всех музыкальных людей. А ребята тут все неплохие, пляшут, музыкальные. Разговаривали с Огневым. Очень много он знает, с ним интересно. У него такая длинная рыжая борода, которая делает его старше. А еще тут есть Витя, который хорошо играет на гитаре и про которого я шутя говорила, что он мне нравится. После вчерашнего больше не нравится. Хотя немножко еще нравится. У мужчин все же намного более легкое отношение к этому. И все они, похоже, эгоисты. Так что прав был Коля тогда в поезде. Для них это все — «лабораторная работа».
Сейчас большинство ребят сидят здесь и поют песни, кажется в последний раз мы услышали столько новых хороших песен. Но мы надеемся, что Ростик заменит нам их в походе.
Утром разбудил всех бубнящий говор Егорки и Герки. Погода хорошая, на градуснике — 8°. Позавтракав, собирались долго: мазали лыжи, подгоняли крепления. Олежка Оленин сегодня уезжает обратно домой. Жаль, конечно, с ним расставаться, но ничего не поделаешь.
Вышли в 11:45. Идем вверх по реке Лозьва. Каждый торит тропу по 10 минут. Глубина снега в этом году значительно меньше, чем в прошлом. Берега реки скалистые, особенно правый берег, потом скалы попадаются все реже и, в конце концов, берега становятся пологими, сплошь покрытыми лесом…
Майор Зингер готовился к операции основательно: у не успевшей протрезветь Татьяны выторговал две пары широких мансийских лыж, не оставлявших следов — лыжи были подбиты шкурой с оленьих ног, скользили вперед легко, а назад скатиться не давали, при подъеме в гору — незаменимая вещь! Ну и следить за туристами легко, конечно: узкие лыжи оставляют лыжню, а мансийские идут поверху, следов не оставляют. Сторговал две малицы — тоже штука нужная. В них, да с длинными чулками из шкур, никакой мороз не страшен. На Лее малица смотрелась, конечно, забавно, но с этим можно было совладать. В холщовых мешках лежало сало («Кошерное!» — хохотал Ашер), сухари, несколько липких карамелек («Чистая энергия! Сахар», — объяснял опытный майор), концентраты. В общем, их маленькая группа была готова к тому, чтобы идти по следу того, кто придет за золотом.
Виктор появился неожиданно, когда Ашер, откинув капюшон малицы, колол дрова и щипал лучину. Внимания на незнакомца посланец не обратил — манси себе и манси, подумаешь. Все они одинаковы. Зыркнул в избе на Лею — незнакомая девка, вроде симпатичная, но старуха позабавиться с ней не даст, а ссориться с манси было сейчас не с руки — пригодятся еще. Кивнул Татьяне: «Товар где?» Молча забрал увесистый кожаный мешок, не спросясь, налил чаю из закопченного чайника, стоящего на «буржуйке», схватил со стола кусок несвежего хлеба, пожевал. Судя по Татьяне, выпить в доме не было. Посидел немного, отдохнул, с сожалением посмотрел на молчаливую девку в малице на лавке («Хороша, сука! Но в следующий раз, не сейчас! Времени нет») и вышел. Ашер, не оборачиваясь, колол дрова, пока Виктор снова вставал на лыжи, топтался, сбивая снег. Посмотрел ему вслед только когда тот углубился в чащу, оценил величину мешка — серьезный груз! Кинулся в избу:
— Мадина! Вставай на лыжи, пошли!
Вытесанные из цельной доски мансийские лыжи оказались чудовищно тяжелыми. Мало того: крепление было таким маленьким, что даже совсем небольшая нога Леи входила в кожаное кольцо с трудом, и через несколько сотен метров петля крепления натерла через теплые бурки большие пальцы ног у самого ногтя. Идти стало просто больно. А если учесть глубокую нелюбовь Леи к зимним видам спорта, то должны были возникнуть сомнения вообще в успехе операции «догнать золотоношу». Лея уже все на свете прокляла, а гадкий майор («Халимов», — мстительно называла его про себя девушка) убежал далеко вперед, благо след от узких лыж Витька был хорошо заметен, а мансийские лыжи никаких следов не оставляли вообще. Лея только диву давалась. Когда, конечно, отвлекалась от боли в пальцах ног и мгновенно нахлынувших апатии и усталости.
Сколько это еще могло продолжаться — одному богу известно. Но тут Ашер остановился и замер, подняв руку, мол, тихо, Лея! Девушка с наслаждением остановилась, и тут же вздрогнула от ужаса: впереди, опираясь на лыжные палки, стояли двое мужчин и с интересом смотрели на израильтян. Один постарше, другой помоложе. Тот, что постарше, шутовски приподнял ушанку и произнес:
— Dr. Livingston, I presume?[14] — И захохотал. Ашер улыбнулся в ответ, хоть и напрягся, это было видно. Впрочем, он и хотел, чтобы это напряжение было видно. Пусть противник расслабится, подумает, что у него есть превосходство.
— Вы продемонстрировали недюжинное знание истории географических открытий. Удачно, что и я в курсе обстоятельств встречи путешественников Стенли и Ливингстона. Правда, в Африке в то время было гораздо жарче, isn't it[15]?
Образованный мужчина улыбнулся еще шире, развел руки в стороны и кивнул в знак согласия. Увидев, что Лея внимательно вглядывается в того, кто помоложе, весело объявил:
— Совершенно верно, Лея Наумовна! Наш юный друг — ваш родной брат Борис Наумович Фаерман, правда, теперь у него новый родитель, так что он — Огнев Борис Ильич. Ну так и вы теперь «геверет[16] Бен-Цур», не так ли? — и расхохотался.
«Какой-то он слишком веселый», — отрешенно думала девушка, рассматривая того, кто должен был оказаться ее братом Борькой. Ну да, похож, конечно. Очень похож. И выражение лица такое… Борькино, когда он о чем-то крепко задумывался. Неужели и правда он?
А вот Ашеру это все совсем не нравилось. И Борька не нравился, и особенной веселый этот.
— Ну, а вас как звать? — вежливо стиснув зубы, поинтересовался он у веселого.
— Зовите меня — товарищ капитан, — улыбка постепенно исчезала с лица незнакомца. — Можно Николай Евгеньевич. Как к вам обращаться — не спрашиваю, все равно не скажете правды, да ведь? В отличие от меня, кстати.
— Ну почему же, — отозвался Ашер. — Зовите меня «господин майор». Или товарищ Халимов, Можно Анвар Бахтиярович, как вам больше нравится.
— Ишь ты, майор Халимов! — воскликнул капитан Смирнов. — Вроде помладше меня, а на целое звание впереди! А можно я Лею Наумовну не буду звать «товарищ Нурмухамедова»?
— Можно.
— Кстати, у нее какое звание?
— Мадина Нурмухамедова на данный момент рядовая.
— Ну ничего, какие ее годы!
— Да и вы, товарищ капитан, еще дослужитесь. До майора, а то и до полковника!
Пока эти двое изощрялись в остроумии, Лея и Борька рассматривали друг друга.
— Пятнадцать лет не виделись, — наконец выдавил из себя Борис. — Но узнать тебя можно.
— А я тебя б не узнала, — призналась девушка. — Я твое лицо плохо помнила, совсем же маленькая была… А сейчас поняла — это ты. Но если б не сказали…
— Ты идиш помнишь немного?
Лея помотала головой.
— Нет, я и русский-то не помнила совсем, спасибо вон ему, — она кивнула в сторону майора. — Заставил заговорить снова.
— Это хорошо, — Борис просто не знал, о чем сейчас говорить. Расспрашивать — как ты жила эти пятнадцать лет? — было глупо, начать рассказывать о себе — еще глупее.
— Слышь, молодежь! — крикнул Смирнов. — Вы еще наговоритесь, а вот нам, старикам, теперь пора.
Ашер сжался в пружину, поняв, что сейчас речь пойдет о главном.
— В общем, так, израильские коллеги, друзья-соперники, — начал кгбшник. — Делать вам здесь больше нечего. Давайте-ка — кр-р-ругом! — и в Курмантово обратно шагом марш!
— Это с какой же стати?
— Вы Александра Кулика прибыли искать? Он же Сашко, он же Семен Серебров? — не дождавшись ответа, Смирнов продолжил. — Мы его обнаружили, опознали — он показал на Бориса. — Вот, главный свидетель тех лет опознал его. Личность установлена, операция переходит в заключительную фазу, Комитет госбезопасности задерживает злодея и отдает под наш советский суд, который определит ему суровое, но справедливое наказание.
— А с чего ж это вы его задерживать будете, а не мы? — Ашер не обращал внимание на ерничанье кгбшника.
— А с того, майор, что вы ему сразу башку открутите, я вашу манеру знаю, до суда не доведете. А с меня строго спросят, за каким хреном я вот этого юного красавца к работе привлек, полстраны исколесил, народные средства потратил, если отчитываться за успешное проведение операции будет Мосад ил кто там у вас? Шин-Бет?
— Мы неправительственная организация, — не разжимая зубы процедил Ашер.
— Да знаю я, «Мстители», понимаешь, «НекАма» или как вас там?
— «НекамА», — коротко поправил Зингер.
— Да без разницы, — неожиданно злобно бросил Смирнов. — В общем, развернулись — и обратно к манси. А я так и быть, потом дам вам уйти из Союза. Заметь, майор Халимов, доброта моя границ не знает, я даже не спрашиваю, как вам удалось в Советский Союз попасть, и что здесь делает представитель капиталистических спецслужб. — Он поднял руку, останавливая Ашера, который хотел что-то возразить. — Не надо песен, я все же капитан госбезопасности и что-то понимаю в этих делах. Так что как прибыли, так и валите из Союза, черт с вами. Но Борьку не пущу, чтобы у тебя, девонька, даже мыслей таких не было — Лея вздрогнула. — Давайте, время не теряйте, все, уходите.