Олег Оленин сидел в президиуме, его выступление было запланировано на вторую половину дня, и, судя по количеству репортеров в зале, пробиться к нему будет задачей нетривиальной. Вот Матвеев и разработал свой нетривиальный ход: все эти старперы после конференции отправятся в здание Альянса, где им уже накрывают стол, прямо как по-фронтовому: водка, черный хлеб, сало, гречка с тушенкой, какао со сгущенным молоком — рацион походников 50-х. А много ли им надо, старичкам-то? Оленин, как было известно Сергею, вообще не пил, но тут-то в память о друзьях неужто не оскоромится? И тогда его надо будет взять тепленьким и раскрутить на разговор.
Обаяв средних лет даму в строгих очках — секретаря Альянса Римму Викторовну — Сергей получил разрешение на съемку этого интимного действа. Салехардский сувенир — здоровенный брусок копченого муксуна — был преподнесен в качестве именно сувенира, не дай бог, взятки! Еще пара-тройка таких брусков была припасена для непредвиденных обстоятельств.
Выступление Оленина ничем не отличалось от выступлений других участников: также невнятно, непонятно, о чем, считалось, что он выдвинет свою версию происшедшего, но какова она — было категорически неясно. Вообще, версий почему погибли молодые здоровые ребята, опытные туристы, было несколько десятков, но самыми обсуждаемыми и популярными были криминальные (убили беглые зеки), военные (убили военнослужащие, скрывающие тайные испытания в тайге), ракетные (на палатку упала часть ракеты или даже целая боеголовка, чем и объясняются чудовищные травмы туристов). На нескольких форумах и в Youtube вполне серьезно обсуждалось, что группу Сорокина убили пришельцы с НЛО, снежный человек или таинственные «огненные шары». Сторонники сугубого материализма утверждали, что причиной трагедии стала лавина, вернее, некая «снежная доска». А в последнее время после выхода книги Калинина «За Сорокиным гналась смерть» выросло число сторонников уж совсем экзотического предположения, что ребят убил американский спецназ, обнаруживший, что агенты КГБ Серебров (старший), Онищенко (исполнитель) и Колычев (подстраховывавший) играют с ними в рискованную игру, передавая радиоактивные материалы, как бы вступая на скользкий путь предательства родины. Автор основывался на том, что Егор Онищенко работал на секретном заводе, выпускавшем материалы для ядерных боеголовок, что Сережа Колычев бросил Москву и приехал в Свердловск, якобы учиться в УПИ (да, бросил Москву — для Матвеева это был аргумент! Явно что-то не то!). Но главное — уверенность автора версии в том, что Семен (Александр) Серебров был офицером спецназа, опытным диверсантом и необъяснимо таинственной личностью. Из всех доказательств явной была только таинственность появления его в группе студентов — как-никак на 18 лет старше самых молодых участников похода, есть о чем задуматься! Вот как бы и все. Никаких, абсолютно никаких сведений о том, что Серебров хоть как-то мог быть связан со спецслужбами, не было.
Удивительно, что эту шитую белыми нитками версию поддерживало огромное количество народа, уверявшего, что она дает единственно логичное объяснение. Ага. Американский спецназ на горе Холат-Сяхыл, думал Матвеев. После этого мы говорим о русофобии Голливуда, представляющего советских — и российских — людей идиотами. А сами мы спокойно выставляем их умалишенными, «тупы-ы-ыми!», как говорил известный сатирик.
Сам Сергей понятия не имел, какой версии придерживаться. У каждой были свои плюсы — и минусы, доказательства — и необъяснимые противоречия. Поэтому, если отвлечься от задания центральной прессы, ему и самому было интересно, какой же версии придерживается Олег Оленин. Но из его доклада понять было нельзя ничего. Решительно ничего. Оставалась надежда на традиционный русский способ развязывать языки.
Но и тут журналиста ждал сюрприз: водку Оленин не пил, пил чай с травами и по-прежнему был неразговорчив. Тогда Матвеев сделал хитрый, но довольно стандартный и не стопроцентно успешный ход — стал брать интервью у других участников посиделок, а затем, как бы невзначай, обратился и к Оленину. Не стопроцентно, но сработало. Увидев, что говорят все вокруг, говорят свободно, уверенно, раскрыл рот и единственный выживший.
Но когда уже в Салехарде, в предвкушении необыкновенной сенсации Сергей сел расшифровывать интервью, то что-то ему все время мешало, что-то не давало покоя. Он залез в файл «Sorokin», открыл уголовное дело.
ОЛЕНИН: В каникулы в конце января — начале февраля 1959 года туристы туристской секции УПИ уходили в поход. Студент Сорокин предполагал совершить поход III категории трудности по Северному Уралу со студентами турклуба. Вместе с ним в походе должны были участвовать 9 или 10 человек.
Наша группа первоначально состояла из 11 человек: я, Сорокин, Коломийцева, Березина, Дорохов, Колычев, Онищенко, Севостьянов, Тубор и еще двое, впоследствии решившие в походе не участвовать. За два дня до выезда к нашей группе присоединился инструктор Кадуровской турбазы Серебров, которого до этого никто из участников нашей группы не знал. Район, куда мы должны были выехать для совершения похода, наметили в конце декабря 1958 года, когда почти все были уже в сборе.
Все участники имели спортивные разряды, до этого были в нескольких походах различных категорий трудности и все имели право участвовать в этом походе.
Из Свердловска выехали 22.1.59 г. все вместе, в г. Ивдель приехали в ночь на 25 января, откуда на автобусе выехали 26 января 1959 г. после обеда, в тот же день приехали в пос. 42-го квартала, там переночевали в общежитии лесозаготовителей.
У меня заболела нога, я в походе участвовать не мог, поэтому 28 января 1959 г. вернулся обратно в гор. Ивдель, а остальные 9 человек ушли по маршруту. Так как я был медиком группы, то оставил им все медикаменты и часть теплых вещей — им они были нужнее.
Дополняю, что Серебров в походе вел себя хорошо, был дисциплинирован и о нем я ничего плохого сообщить не могу.
«Интересно! С чего вдруг следователь задал вопрос о Сереброве? С какой целью и почему именно о нем? Да, он наиболее выделялся из всех членов группы, но почему? Странно!», — подумал Матвеев, прокручивая колесо мышки к своему интервью.
ОЛЕНИН: Уголовное дело шито белыми нитками. Например, у палатки ребят нашли следы то ли ботинок с каблуком, то ли сапог. Кто-то обратил на это внимание? Нет. Как и не было. Что это значит?
«Действительно, — думал журналист. — А что это значит? Вот он утверждает, что все было сфабриковано, чтобы замаскировать убийство его друзей. Но зачем было ждать полвека, чтобы сделать такой вывод? Почему сразу после трагедии он ничего не сказал следователю? Не обратил внимание раньше?»
ОЛЕНИН: В палатке было девять пар лыжных ботинок. А кто же тогда оставил след ботинка на снегу? Почему никто не задумался?
МАТВЕЕВ: Если, конечно, это след ботинка?
ОЛЕНИН: Безусловно, я же вам ясно сказал раньше про это! Ботинок или как вариант — сапог. А что написано в УД? «В палатке найдено восемь пар ботинок». Но ведь ни на одном из погибших ботинок не было: или валенки, или бурки, или вообще разуты!
«Убедительно. Но что это значит? Что он пытается мне сказать? А, вот оно!»
ОЛЕНИН: Скорее всего, ребята стали жертвами военных испытаний. И вообще, я считаю, что в сокрытии истины активно принимали участие сотрудники КГБ, которые там побывали и старательно уничтожали все, чтобы скрыть преступление. А зачем им скрывать преступление, если не они его совершили?
«Зуб даю, здесь что-то не то. Какое отношение КГБ имеет к пропаже туристов? МВД? Да. Военные? Возможно, все-таки лагерная зона, часть ГУЛАГа — Ивдельлаг. Но Комитет государственной безопасности… Они-то там что потеряли? Вывода может быть только два: или они действительно участвовали в преступлении, или хотели скрыть чужое преступление, чтобы не раскрыть „своих“. Как говорила Алиса: „Чем дальше, тем все страньше и страньше!“»
И еще этот Серебров. Почему следователя уже тогда интересовало, как себя вел скромный инструктор турбазы? Серебров в походе вел себя хорошо, был дисциплинирован и о нем я ничего плохого сообщить не могу, пишет Оленин. А разве он был с ним в походе? Он с ним на поезде ехал, потом на машине, потом ночевал на лесоучастке. Все. Поход-то — самое трудное! Проверка на вшивость! — начался после отъезда Оленина. И почему именно «плохого не может сообщить»? Следователь спросил про плохое? А почему не про хорошее? В чем-то подозревал Сереброва? Или Оленина. Совсем запутался.
Матвеев встал, прошелся, размял руки, помахав ими в разные стороны, покрутил головой, чтобы расслабить затекшую от долгого сидения шею. Надо позвонить Олегу Евгеньевичу, прояснить кой-какие места. А вдруг пошлет? Ну максимум пошлет, первый раз что ли! Журналист взглянул на экран смартфона: второй час ночи. Засмеялся: хорош бы я был! Ладно, завтра утром, все утром. И лег спать.
Утром выждал положенное время, ерзая от нетерпения, набрал номер Оленина. Трубку долго никто не брал, затем раздался женский голос:
— Але?
— Здравствуйте! Я могу поговорить с Олегом Евгеньевичем?
— А вы кто?
— Сергей Матвеев, корреспондент издания «За полярным кругом».
— Олег Евгеньевич скончался сегодня ночью. Не звоните сюда больше.
Интервью Матвеева оказалось последним — а вообще-то единственным — интервью десятого участника похода. Его пригласили на запись программы «Как оно было», он долго и, как ему казалось, убедительно, говорил о нестыковках в этом деле, о противоречиях в показаниях самого Оленина, о подозрениях, о том, что «органы» сделали все, чтобы скрыть истину. Ему пожали руку, поблагодарили за великолепную работу, выписали приличный гонорар.
Программу показали через месяц. Из всей его речи осталась одна фраза: «Олег Евгеньевич перед смертью отметил, что в деле много противоречивой информации». И все. Все? Матвеев тупо смотрел в экран телевизора и не знал, как себя вести, что делать.