– Да, принц, благодарю, – наклонил голову маг.
Ну и? И никакой реакции. Неплохо.
– Написал?
Хэлгон кивком показал на запечатанное письмо.
– Ишь ты…– Гэндальф рассматривал печать так, будто впервые в жизни видел лист ромашки. – Сразу понятно – эльфийское послание. Ты бы нашел пару кусков коры поровнее и завязал еще раз. А то не доедет твой листик до Валинора.
– А я думал, что маг… – усмехнулся нолдор.
Но Аэглен перебил его:
– А ты правда маг?
– Правда, – кивнул тот.
– И ты можешь делать чудеса?
– Немножко могу.
– Покажешь?! – глаза братьев расширились и засияли.
– А пойдемте, – улыбнулся Гэндальф. – Сухих веточек мне наберите.
Хэлгон, которому было безумно любопытно, что за чудеса покажет им волшебник, пошел с ними.
Собрали немного сушняка. Маг дотронулся до него своим посохом, и, к великому восторгу всех трех мальчишек, вспыхнул огонь. Но этого было мало: пламень сложился в фигуру зайца, и этот огненный зверек стал двигаться по кучке хвороста, то приседая, то поднимаясь.
Принцы онемели и застыли.
На валинорского эльфа это произвело несравнимо менее сильное впечатление. Изумило другое: он же из майар Ирмо – так почему пламя?
Чудеса.
Ладно, не будем им мешать. Пусть играют. У Матушки в растопке может быть несколько подходящих кусков коры…
Вышел Аранарт. При виде непривычно счастливого и светлого лица Хэлгона ласково усмехнулся: дескать, что?
– Гэндальф творит чудеса, – отвечал эльф.
Дунадан, потянувшийся было за ковшиком для воды, замер. Приподнял бровь: и что же?
– Он готов отнести мое письмо Кирдану. Дела у него с гномами Синих Гор… Я писал ей всю ночь.
Аранарт зачерпнул воды и принялся пить маленькими, крохотными глотками, внимательно глядя на друга. Суровый нолдор сейчас больше всего напоминал щенка, греющегося на солнце.
Впрочем, недолго: он почувствовал взгляд, и обычная настороженность вернулась к нему.
– Что не так?
Вместо ответа дунадан потянулся – медленно, с наслаждением, до хруста суставов. А потом спросил:
– Хэлгон, ты знаешь, как поймать дракона живьем?
– Нет, – удивился тот, – а как?
– Очень просто, уверяю тебя. Берешь бочку меда и кидаешь ему в пасть. Бочку он разгрызет, а мед свяжет ему зубы. И делай с ним что хочешь.
– Откуда ты это взял? – рассмеялся нолдор.
– От Гэндальфа.
– Он тебе рассказал?
– Не-ет, – Аранарт снова потянулся, уже не так смачно. – Он мне это показал. Сегодня ночью.
Он выразительно посмотрел на эльфа.
Тот нахмурился, поняв, о каком драконе идет речь. Но почему?
Аранарт пошел наружу, умываться. У входа обернулся:
– Гэндальф или хитрее, чем я думал, или при его доброте хитрость уже не нужна. Я едва успел глаза открыть, а ты мне рассказываешь, какой он замечательный. Красивый ход. Рассчитанный или нет, но красивый.
Он принялся плескаться у бочки с дождевой водой. Хэлгон ждал.
– Арахаэль. И остальные мальчишки, – наконец сказал вождь. – Он за ними, или можешь мне больше ни в чем не верить.
Он повернулся к солнцу, подставляя ему мокрое лицо.
Хэлгон какое-то время размышлял над этим.
– Но послушай, – начал он осторожно, – если он хочет отправить их в Ривенделл, то что в этом дурного? Мальчикам это полезно.
– А, – обернулся к нему Аранарт, – вот еще что. В ловле дракона важно использовать бочку именно с медом, а не со смолой, хотя кажется, что смола свяжет зубы лучше. Но на самом деле, пока дракон будет слизывать мед с зубов, он совершенно безопасен.
Хэлгон посмотрел на него с укоризной, но промолчал: объяснит, когда сочтет нужным.
– Где они?
Нолдор указал кивком.
– С ним? Все трое? Ну разумеется.
– Аранарт, почему это плохо? Он…
Король сурово взглянул (от утренней истомы не осталось и следа):
– Я помню, кто он. И если он хочет превратить моих сыновей в фигуры в своей игре… что ж, я не в силах этому воспрепятствовать и, пожалуй, не стал бы возражать, если бы и мог. Но сначала я их выращу. Так, как я считаю нужным.
Он пошел туда, где Гэндальф и мальчишки были поглощены игрой. Огненный зайчик уже выделывал нечто немыслимое, скача по кучке хвороста (совершенно не уменьшившейся за это время).
Не дойдя шагов трех, Аранарт остановился. Молча глядел на сыновей. Раэдол, почувствовав его взгляд, распрямился… младшие, увидев это, обернулись.
Отец смотрел на них безмолвно и совершенно бесстрастно.
Принцев как ветром сдуло.
– Кхм! – сказал Гэндальф. Пламенный зайчик распался на огоньки, под ними веточки опали белым пеплом.
– Доброго утра, – улыбаясь, кивнул Аранарт, будто ничего и не было.
– Доброго, – наклонил голову маг. – Какие у тебя славные сыновья.
– Благодарю.
Сегодня харадских шелков не было, так что вождь просто сел на землю рядом.
– Не думаешь отправить их в Ривенделл?
– Думаю.
– Но? – хитро прищурился волшебник.
– А почему непременно «но»? – снова улыбнулся Аранарт.
– Хотя бы потому, что без «но» речь о Ривенделле завел бы ты, а не я.
Вождь наклонил голову, признавая: да, в точку.
– «Но» два. Во-первых, не сейчас, а после пятнадцати.
– Зачем? У Элронда им будет хорошо…
– Именно поэтому, – опять улыбается. Хищник облизывается, а этот улыбается. – Сначала привыкнут к этой жизни, потом поживут хорошей.
– Так. А второе «но»?
– Прежде убьют своего первого врага.
…так спокойно, буднично. О тарелках вчера говорил с куда большим чувством.
– Но ты уверял меня, что у вас мирно…
– Мирно. Стычки бывают только у дальних дозоров и изредка. Так что орков им в добычу придется гнать по всем правилам охоты. Если не повезет с какой-нибудь шайкой, решившей, что лучше жить здесь, чем в горах.
Маг замолчал, не зная, что и сказать. Его грудь ходила ходуном, дыхание со свистом вырывалось из ноздрей.
«Забрать их у него! Забрать как можно скорее! После пятнадцати… ну хотя бы так… это еще не поздно… они увидят другую жизнь, они поймут, что можно не быть зверем!»
Аранарт безучастно ждал.
– Я могу увидеть Арахаэля? – Гэндальф старался, чтобы его голос не выдавал его.
– Почему бы и нет? – пожал плечами. И снова улыбнулся: – Ты можешь даже поговорить с ним с глазу на глаз, не боясь, что я вам помешаю.
– Кхм!
– Гэндальф, – улыбается. Скоро начнешь бояться его улыбок. – Или говори вслух, или думай не так громко, а? Всё же слышно… Что я задавливаю мальчишек своей властью, что я вчера говорил об Ондогере, а сам… что их надо спасать от такого ужасного отца…
– Кхм!
– В общем, так. Хочешь говорить с Арахаэлем – говори. Я сегодня отправлю ему на смену одного умного паренька, можешь пойти с ним, если хочешь. Идти день, быстрым шагом. Как?
Он вопросительно приподнял бровь, маг кивнул.
– Отлично. У вас будет вся обратная дорога, наговоритесь. Что до Ривенделла… я бы предпочел подождать, пока ему исполнится пятнадцать. Но если ты решишь настаивать, – улыбается! – не готовься к долгой схватке с жестоким отцом. Я не стану спорить.
– Почему? – вырвалось у Гэндальфа.
Аранарт расхохотался. Волшебник, поняв свою оплошность, рассмеялся вместе с ним.
Отсмеялись.
– И всё же, – спросил маг, – почему ты готов нарушить свои правила?
– Только одно из них. Но у наследников с возрастом всегда всё не как у прочих, даже братьев.
– То есть?!
Гэндальфу казалось, что он слышит чуждое наречие, где значение каждого слова ясно, но смысл фразы ускользает.
Король опустил веки, подтверждая: ты всё понял правильно.
– Ты сказал: ему нет десяти!
– Да.
– Сколько было тебе, когда ты убил первого врага?!
– Мне было семнадцать. И у меня был рудаурец. Орка убить проще. И, уверяю тебя, Арахаэль взрослее, чем я был тогда.
– И ты называешь мирной жизнью это?!
– Да, – совершенно серьезно ответил Король, – именно это я и называю мирной жизнью. Потому что я помню глаза моей матери, когда она провожала меня в тот рейд. И я видел глаза Риан, когда она провожала Арахаэля, зная, что он не просто идет в дальний дозор, но туда, где видели орков. Нет, Гэндальф. Мир от войны отличается не числом убитых врагов. И не возрастом, в котором наследник может сказать «я стал воином». Мир от войны отличается глазами матерей, которые провожают своих мальчишек в их первый серьезный поход.
– Кхм!
– Скажи мне, что я неправ.
– Но он ребенок! – сверкнули глаза мага.
– Он не ребенок, он наследник. Со мной отец обращался тоже вдвое суровее, чем с братьями. Это голос у него был мягкий, а требовать он умел, уверяю тебя.
– Кхм!
– Ну, уже поздно сердиться, – опять улыбается, зв-верь! – Того орка убили.
– Убили? – многозначительно переспросил маг.
– Арахаэль, конечно, молодец, но где у орка сердце – пока знает неточно. Там было две стрелы.
– И вторая, разумеется, была твоей?
– С чего бы? – совершенно искренне удивился Аранарт. – Меня там вовсе не было.
– Ты отправил мальчишку…
– На-след-ни-ка, – медленно произнес он. – Ты, кажется, говорил о том, что надо освобождаться из-под власти такого отца, как я? А, нет, извини. Ты не говорил. Ты молчал об этом.
– Кхм!
В том, что он не хочет общаться с Ривенделлом, есть свое преимущество: он совершенно невыносим! Даром что улыбается.
Лесная тропа, которую, впрочем, из них двоих видел только Ниндарас, была легкой, провожатый – словоохотливым, орешник не бил по лицу, ельники разбегались в стороны, а когда надо было выйти на открытое пространство, то и болотистые луга уползали куда-то прочь, оставляя идти по разнотравью. В высокой траве сиреневыми лучиками пушился осот, возносила свои головки ромашка; о ручье, скрытом в травах, предупреждала роскошными белыми зонтами сныть, а о болотце – убого подражающий ее короне ядовитый вех и желтый вербейник с длинными стрельчатыми листьями.