Аранарт медленно кивнул.
Его сын отлично знал цену вот такого безмолвного одобрения.
– Понимаешь, – радость рвалась из его сердца, и Арахаэль не мог сдержать ее никакой серьёзностью, – ведь наши белки что делают? Сидят на дереве. А их козлы? Они же бегают по горам. Поди попади в такого…
– Сочувствую твоим трудностям, – изрек Аранарт, и глаза его смеялись не меньше, чем у сына.
Наследник вдохновенно продолжал:
– Потом, здесь слепит солнце, от высоты кружится голова, надо смотреть, как бы ни свалиться в пропасть…
– Как ты сумел попасть хотя бы в одного? – отец не выдержал и расхохотался.
Владыка Фрор принимал их в одном из красивейших залов. По счастью, Аранарт здесь уже был, так что сейчас ему не нужно было удерживаться от недопустимого в такой час рассматривания стен.
Почтенный Эйкинскьяльди, досточтимый Яри… другие старейшины… Король людей вдруг понял, что за всё это время так и не выяснил, из кого же состоит гномий совет. Ну, значит, не так это и надо.
Мастер Гроин с маленькой шкатулкой в руках. От волнения и важности момента – торжественный, как ледник на солнце.
Неизбежные в этих случаях учтивые слова. Ну, давайте уже к делу! Нам – увидеть брошь, вам – увидеть выражение наших лиц… вы же сами тут на зрелище собрались.
Наконец Гроин открыл шкатулку, и Аранарт достал оттуда скромную вещицу.
Простота, бесхитростность линий завораживала. Граненые капли серебра поблескивали и… наверное, показалось? – некоторые искрились чуть ярче. Если не знать – не догадаешься.
Арахаэль встретился взглядом с отцом, и они кивнули друг другу – одним движением ресниц. Да, ей понравится.
И снова надо говорить. Хотя всё уже и так понятно. Хотя сказать хочется только одно: «А давайте мы уйдем прямо сейчас, жуя осиновую кору для бодрости». Так нет же, надо почтительно и неспешно, чтобы недостатком внимания не обидеть ни мастера, ни владыку, ни…
…с эльфами было бы значительно проще.
Вернувшись от гномов, Аранарт всё странно улыбался. Как ни далека была Риан от его дел, она заметила это. И спросила о причине.
Он в ответ с восторгом рассказал ей об успехах Арахаэля на охоте.
Она поверила. Тем более, что его слова были правдой.
Арахаэль должен прислать готовое платье немедленно, но это означает не меньше недели пути.
Ладно, ждем. И улыбаемся. Риан уже не задает вопросов, зато улыбается сама. Вот и хорошо.
Через несколько дней явился гонец. Серьезный, как в военное время, и со строжайшим приказом наследника: «отцу в руки, и чтобы никто вас при этом не видел». Аранарт оценил предусмотрительность сына.
…не улыбаться во весь рот было очень трудно. Но необходимо. Иначе придется объяснять гонцу, что же он нес с такой спешностью.
К огорчению просоленной от пота молодежи, Король оставил их на прочих наставников (ну да, срочный гонец… понятно же: что-то очень важное) и вернулся к себе засветло. Риан не было. Так и должно быть.
Теперь положить платье и шкатулку с брошью на кровать… и заняться делами по дому. Накопилось за летнее отсутствие (еще бы не накопилось! он потихоньку просил ничего не трогать), а последнюю неделю в него так вцепились соскучившиеся ученики, что не было никакой возможности вырваться.
Так что Матушка, застав его дома, обрадовалась, но совершенно не удивилась.
Осень была близка, вечера холодны, и она пошла в спальню взять шаль.
Аранарт неспешно пошел следом. Бесшумно – хотя понимал, что сейчас может топать, как гном коваными сапогами по каменному полу.
Прислонился плечом к стене и стал наслаждаться зрелищем. И тишиной.
Той совершенно особой тишиной, которая, как аромат вокруг цветка, волнами идет от замершей в восторге женщины.
Она осторожно трогала тяжелый шелк, словно гладила зверя, который, кажется, ручной и не кусается, но с непривычки боязно… потом снова взяла в руки брошь (шкатулка стояла совсем не там, где ее поставил Аранарт), повернула к свету, чтобы ярче заиграли искры… и увидела мужа.
Такое светлое и ясное лицо – ни морщины, ни седина сейчас ничего не значили. Доверчивое счастье – оно бывает только у юных девушек. И неважно, сколько лет таким девушкам. У потомков нуменорцев вообще всё с возрастом… по-особому.
Не говоря ни слова, муж достал из сундука ее зеркало, давно убранное за ненадобностью, поставил, принес пару светильников, зажег рядом.
И совершенно буднично сказал:
– Переоденься. Я подожду снаружи.
Риан послушно кивнула.
Какие похожие слова: покорно, подчиненно, послушно. И какая пропасть между покорностью жены, длившейся десятилетия, ее недавней готовностью подчиниться, в которой было больше протеста, чем в ином резком возражении, и – этим доверчивым и трепетным послушанием.
В спальне снова было тихо. Нетрудно догадаться, почему Риан не выходит.
Она сидела перед зеркалом; брошь, скалывающая высокий ворот платья, мерцала, но не ее игрой любовалась женщина. Она всматривалась в свое лицо, от которого отвыкла за эти годы… да таким она его не видела и вовсе никогда. Этот по-девичьи светящийся взгляд – была ли она такой в ранней молодости? в те годы, когда она была готова любить весь мир, не изведав еще иной любви? или счастье юности ее ждет только теперь, когда все заботы зрелости сброшены с плеч?
Аранарт вынул шпильку из ее волос – стареющей женщине немыслимо носить волосы распущенными, но какой язык повернется назвать старой ту, чьи глаза лучатся изумлением перед миром?
Она вопросительно взглянула на него: действительно можно ходить так? Его спокойная и мягкая улыбка была ответом.
Где тот зверь, перед которым она замирала в восторге и ужасе полвека назад? Он не исчез и не стал слабее, но ему больше не нужно показывать клыки, чтобы убедить в своей силе. Взгляни Аранарт сейчас в зеркало сам, он увидел бы, что стал… похожим на себя, каков он на самом деле, без того наносного, что было лишь незажившими следами войны и испытаний. Но ему было не до разглядывания собственного лица.
Риан прижалась к его груди… она забыла, что еще сегодня утром считала себя старухой, в жизни которой не может быть иной любви, кроме как к чужим малышам.
Не нужно быть гномьим мастером-камнерезом, чтобы уметь освобождать природную красоту от гнета пустой породы.
Он осторожно касался щекой ее лица, словно она была робкой девушкой, а не матерью пятерых его сыновей. Когда-то было достаточно лишь взгляда, чтобы она стала его, но сейчас – одно неосторожное движение, и она, словно птичка, вырвется из его рук. Не поспешить. Не спугнуть. Она должна довериться ему.
И она доверялась.
Он принялся целовать ее – бережно, как никогда раньше. И неважно, что ее кожа была слабой и в морщинах, это была единственная женщина на свете, которая нужна ему, и даже если она будет и впредь стыдиться своего тела, даже если этот поцелуй будет последним в его жизни, он – будет.
Полвека назад как-то всё было проще. Тогда все вокруг понимали, что эти двое заняты друг другом и их надо оставить в покое. А сейчас… да, они сами связали себя обязательствами, которыми теперь не пренебречь. И уже неважно, что эти обязательства были для них лишь средством решить проблемы, которые теперь решены. Поздно. У нее – дети, и у него… в общем, тоже дети. Хотя и постарше. И никакого времени на личную жизнь. Ну, почти никакого.
И мир вокруг они видят… вот именно так, как влюбленным и положено. Старую историю про кролика вспоминают через день. Кажется, пока она не повторилась… «Мне хватает ясности мысли, чтобы понять: ясно мыслить я сейчас не способен», – говорил Аранарт, и это не было шуткой. В ближайшее время – никаких занятий историей с молодежью. Стоит отличная погода, историю будут в дожди учить… а то он сейчас перепутает Аннатара с Атанатаром – и добро если только по именам!
О его состоянии, кажется, не догадывались. А вот Риан…
Светящаяся, счастливая и растерянная.
В сущности, за пятьдесят лет изменился только цвет ее волос.
Маленькая Фаэнет, забравшись к ней на колени и обвив ее шею ручонками, спросила:
– Матушка, а я когда-нибудь буду такой красивой, как ты?
В начале осени до них добрался Ринвайн: узнать, ради чего же они так запугали того купца. Увидев королеву – и не в великолепии дорогого шелка, а в простом повседневном платье, разведчик замер, как на стену налетев. Аранарт молча посмеивался, видя как Ринвайн, с его-то знанием разных языков, не может подобрать слова восторга. А Риан мягко улыбалась и кивала, отвечая даже на невысказанное.
– Как она изменилась! – выдохнул он, когда мужчины сели снаружи, чтобы не мешать Матушке в кухне. – Она… на себя стала похожа…
Аранарт понимал, о чем говорит его друг. Риан отнюдь не помолодела. В юности ее никто бы не назвал красавицей. Тогда ее свет и сила были скрыты под невзрачной внешностью. Сейчас они стали видны. Всем видны.
Главное, что она сама это увидела.
Король медленно выдохнул, соглашаясь. Но промолчал. Он не хотел говорить об этом. Для него это было слишком важно и слишком серьезно, чтобы облекать в слова.
– Так как тебе брошь? – спросил он, чтобы сменить тему.
– Брошь? – нахмурился Ринвайн.
– Ты хочешь сказать, что не увидел ее? Ты?!
Разведчик пристально смотрел на Короля, всё еще сомневаясь, не шутит ли тот.
– Вот как, значит? – Аранарт проговорил так укоризненно, как только мог. – Мне эта брошь обошлась в пять веков союза с гномами, а ты ее даже не заметил!
– Послушай, – не менее укоризненно отвечал Ринвайн, – когда говорят «мне обошлось», это означает что-то отдать, а не получить вдобавок.
– Ну, – развел руками Король, – ты же знаешь этих гномов. С ними спорить себе дороже. Приходится соглашаться на любые их условия…
– Иного выхода нет, – с мрачно-понимающим видом произнес Ринвайн.
Оба расхохотались.
– Нет, она действительно носит эту брошь? С простым платьем? И сейчас?
– Да, – ответил он, улыбаясь взглядом, и крикнул: – Риан! Отвлекись чуть-чуть!