Он качает головой:
– Я не спрашиваю тебя, что ты выучила. Я спрашиваю: почему?
– Потому что…
В ее глазах растерянность. Размышление. Понимание. Ужас.
– Но ведь можно что-то сделать?!
И мольба во взгляде: «Сделай, ты же можешь всё!»
– Что-то сделать можно всегда, – он невесело улыбается. – Можно начать войну сейчас, самим, мечтая о «малой крови». Дескать, истребим орков сейчас, пока их мало. Но никто из нас, даже Хэлгон, не знает горы так, как их знают орки. Кого-то мы перебьем. А остальные… остальные сплотятся. Вожака найдут… умного.
Июльская ночь теплая, но девушку пробирает дрожь.
– А может быть и еще хуже, – продолжает Король. – Кто-то из орков доберется до Мордора. И попросит помоги. И Моргул узнает о нас на несколько веков раньше.
– Зачем ты это говоришь мне?!
– Потому что я хочу, чтобы ты была счастлива.
Счастлива?! Когда он сказал всё это?!
– Да, Ранвен. Я хочу, чтобы ты поняла: завтра счастья нет. Счастье только сегодня. Твои близкие живы? с тобой? будь счастлива. Если завтрашний день окажется счастливым, прими это с благодарностью. Если он принесет потери, прими как должное. Ты задумывалась над тем, что Борн – не из чистокровных потомков нуменорцев?
– Какое это имеет значение?! – вскидывается принцесса.
– Такое, что я – вдовец. Но твоя бабушка была моложе меня на тридцать лет. А Борн старше тебя на десять. Считай, сколько у вас времени.
Он веско замолкает.
– Ты жестокий..! – шепчет девушка.
– Я жестокий, – соглашается Аранарт. – Но я хочу, чтобы каждый день, что судьба позволит вам быть вместе, был бы для вас счастливым. Чтобы вы понимали, каким сокровищем обладаете. Сегодня. Сейчас.
Она сжимает кулаки. Хочется заплакать, но нет слез.
– Ты уже обернулась в прошлое и сказала «там было чудесно, но я узнала об этом только сейчас». Хватит одного раза.
– Замолчи… Пожалуйста.
Он прижимает внучку к себе.
– Девочка моя. Все эти годы ты играла в сердитую Хозяюшку, и я играл вместе с тобой. Может быть, напрасно. Поздно говорить об этом. Может быть, и Борну понравится играть в это. Но… сначала ему нужно понять, что это только игра.
Она прячет лицо у него на груди. Укрыться от того, что он на нее обрушил.
Он говорит ласково:
– У вас у обоих – характеры. Кремень и огниво. Столкнетесь – искры полетят. И как мне вас оставлять вдвоем? Спалите мне весь лес…
Шутит… разнес ее мир по камешку, а теперь – шутит.
– Да, и вот еще что, – снова холодный голос Короля. – Когда… решать придется уже твоему брату, может быть, для начала будет разумнее просто уйти западнее. Чтобы наши милые соседи с Мглистых Гор не знали, с кем имеют дело: с нами или с нашими друзьями с Ветреного. Так что не привязывайся к этой пещере. Это не дом. Это всего лишь пристанище. Твой дом – в твоем сердце. В том, как ты живешь со своими близкими. Твой дом у тебя не отнимет никто. А пещера… только пещера. Кроме гномьих украшений, которые можно продать в голодный год, и оружия, там нет ничего по-настоящему ценного. Ты слышишь меня?
– Да, – ее голос ровен. – Ты говорил о… об этом с моим братом?
– А как ты думаешь? – она слышит его улыбку.
– Почему ты такой жестокий?..
– Потому что я хочу, чтобы ты смотрела на жизнь открытыми глазами. Чтобы ты поняла: когда смерть идет рядом, жизнь не становится ужаснее. Жизнь становится ярче. Каждый день сверкает как драгоценный камень. Потому что я хочу подарить тебе самое большое сокровище, какое только есть в этом мире.
Ранвен молчала и прижималась щекой к груди деда.
Дуб
Два бродяги шли по Тракту на запад.
Несмотря на отличную погоду для путешествий – сухая ранняя зима, ни дождей, ни слякоти – Тракт был пуст. В самом деле, осенние торжища давно закончились, а зачем еще Тракт нужен? Разве гномы соберутся к своим родичам по ту сторону гор? Но встреча с гномами этих бродяг не беспокоила, напротив. С гномами можно не таиться.
А люди их не увидят.
Дойдя до Брыля, они не стали заходить в «Гарцующий Пони», а прошли весь городишко насквозь, до дома на западных выселках. Родич у них там, что ли? Наверняка, родич.
Впрочем, на эту пару никто не обратил внимания, так что и размышлять об их поступках было некому.
А вот то, что они сделали на следующую ночь, заставило бы задуматься стражу… да тут не думать, тут следом мчаться надо. Но стража и не задумалась, и не помчалась – по той прискорбной для дозорных причине, что не увидела, как эти двое в самый глухой час быстро ушли на юг, к Холмам Мертвых. Какое-такое преступление скрывали они своим бегством – осталось неизвестным.
Холод был собачий, дыхание паром вырывалось изо рта, трава в инее, все приличные разбойники в такое время спят в своих логовах и смотрят сны про добычу, а про тех, кто от очага уходит в холмы, где последние годы творится что-то странное, – про этих и говорить не хочется.
Аранарт молча посмеивался. В сущности, на этот раз им ничто не мешало войти в Вековечный Лес днем, на глазах у... ну вот да, у какого-нибудь хоббита, который едет в Брыль к родне. Но чтобы не таиться, требовалось такое усилие над собой, что проще выйти в ночь, несмотря на мороз, от которого лужицы узором льда покрываются.
Впрочем, здесь до Леса идти далеко, он на востоке сильно отступает от обоих трактов. Входить в Лес они будут именно днем.
Но этого никто не увидит.
Зимний Лес был прозрачен и торжественен. Буки на опушке вольно раскинули узорочье своих ветвей, это тонкое черное кружево было прекрасно, им хотелось любоваться подолгу. Те сложнейшие запреты, с которыми входили прошлый раз, куда-то подевались, сменившись лишь одним: не спеши. Не спеши, иди к юго-западу, пересеки речку и поднимайся.
Он слышит Лес? Или ему это кажется?
Лес был не рад впускать принца в черном отчаянье, но будет приветлив с Королем?
Аранарт вопросительно посматривал на Хэлгона, и тот каждый раз отвечал безмолвным движением бровей: нет никаких препятствий, просто идем.
Они и шли. Сухие листья шуршали под ногами, кое-где между них пробивалась зеленая травка, можно было останавливаться на полянах и рассматривать узоры деревьев с тем тщанием, с каким гость обязан хвалить дом хозяина, потом стал слышен голос Ивлинки, спуск был легким, речка, звонкая от морозца, приветливо постелила им под ноги даже не брод, а почти мостик – несколько крупных валунов, выступавших над водой, так что перепрыгнуть с одного на другой не составляло труда; когда они перешли, то от порыва ветра зашумели, словно недовольный вздох раздался, ветви старой ивы, и оба путника остановились и медленно поклонились, безмолвно извиняясь за свое вторжение, ветер вздохнул снова, уже примирительно; подъем, короткий зимний день быстро закончился, но они не сбивались с дороги, и провожатый на этот раз был не нужен, в темноте Лес их вел так же легко, как и при свете… а потом деревья отступили, впереди был холм, и там светились окна дома.
Арнорцы прибавили шагу.
Дверь распахнулась, золотая дорожка света раскатилась вниз по склону, под ноги гостям.
И они услышали голос, которого так ждали:
Путь далекий позади, лихо отступило.
Отдохни же, заходи снова к Бомбадилу.
– Где поет всегда очаг ласковые песни, где готов и стол, и чай, чтоб покушать вместе, – договорил хозяин, встречая их на пороге.
Поклониться он им не дал, дружески обняв каждого. Арнорцы вошли и огляделись.
В доме, конечно же, ничего не изменилось. Только странное дело: потолок казался чуть ниже, стол – меньше… так бывает, когда снова войдешь в дом, где был ребенком, но здесь-то они были отнюдь не детьми.
Жизненный опыт сделал их выше? Или это распрямились спины, тогда согнутые грузом утрат?
Златеника встала со своего кресла и пошла к ним.
Оба глубоко поклонились ей – не учтивость, но искреннее почтение. Дочь Реки подошла ближе и поцеловала склоненную седую голову Короля.
– Радостно, когда старые друзья приходят снова, – сказала она.
Бомбадил заявил со всей возможной решительностью:
– Разговоры на потом! – он распахнул им дверь в комнату, где всё было приготовлено, чтобы помыться, – смыть им пыль с дороги. А веселье за столом подождет немного.
Пока гости приводили себя в порядок (они не были усталыми, но Том добавил в воду для умывания мяту и еще каких-то трав, и от их бодрящего духа оба почувствовали себя так, будто только что встали отлично выспавшимися, а не шли с ночи), хозяева тихо переговаривались:
– Он побелел волосом, но помолодел душой, – молвила Златеника.
Том кивнул и добавил:
– А эльф наоборот, повзрослел. И то, пора бы.
На столе на этот раз была ягодная настойка («Не хуже, чем у нас делают», подумал Аранарт и улыбнулся тому, что свое он считает лучшим) и изобилие пирогов – с картошкой, с грибами, тыквой и уже не вспомнить, чем еще. Очень не хватало Голвега с его рассуждениями, стояла ли госпожа Златеника весь день у печи и какой у нее хозяйственный передник. Почти сто лет минуло с его смерти, кажется, привык, что его нет, а вот – словно и не умирал он, кажется, обернись – он сидит здесь, хмурится, пытаясь разобраться в загадках этого дома. Или просто пирог ест. Откуда ни взялись эти пироги, а таких вкусных они давно не ели.
Выпили за его память, Златеника тоже пригубила.
– Ну, – сказал Бомбадил, когда гости хотя бы попробовали всё, что было на столе, – сколько лет не шел? Забыл о своем обещании?
– Тогда нет, – покачал головой Аранарт. – Тогда помнил. Но не мог. Жена была… слаба. А вот потом… потом забыл. Виноват.
Он улыбнулся.
– Ну хотя бы сейчас пришел! – примирительно сказал Том. – Ладно. Давай рассказывай.
– Что? – не понял Король.
– Всё! – широко улыбнулся Хозяин. – Всё, что хочешь.
Аранарт, к своему удивлению, стал рассказывать не о стране, не о народе. Почему-то ему казалось, что об этом Старейший и так знает… столько, сколько ему хочется знать. Король стал говорить о семье. О Ранвен. Слушая историю ее помолвки, Том хохотал так, что кресло под ним угрожающе трещало. Златеника сидела, опираясь щекой на руку, и улыбалась. Аранарт рассказывал