г, а все бесчисленные друзья-приятели-родственники, примеряющие на него то одну, то другую личность из родовой истории, могут, по его мнению, идти льдом ли, морем ли. Арагорн в пламени Войны Кольца молчит об Арвен; лучшие решения Аранарта, составившие благо его народа, принимаются тогда, когда он беспокоится о душевной ране Хэлгона или спасает от угасания Риан. Победа у Толкиена совершается под выкрик «Элберет Гилтониэль», в «Некоронованном» же – в тот момент, когда истинный самурай Садрон рычит поверх назгульского визга «На смерть!»
Вообще говоря, этот роман, написанный на западноевропейском материале автором с дальневосточным мировоззрением, удивительным образом выходит – русским. И самые тесные связи у него – с русской литературой, зачастую самым неожиданным образом. Если аллюзии на советскую военную прозу не просто отрефлексированы, но даже запланированы автором, то появление в сцене визита Аранарта к гномам Синих Гор характерных гоголевских мотивов свободы творчества и состязания его с жизнью, смею предположить, задумано было едва ли. Не говоря уже о формальном сходстве романа со столь нелюбимым Альвдис Достоевским, когда плотью истории становится разговор: диалоги персонажей, исповеди, проповеди… Даже когда разговаривать невозможно – в разгар страшной битвы, – текст идёт монологом кого-то из героев, он всегда предельно ясно субъективирован и сращён с легко узнаваемым голосом. Не говорю уже о многочисленных совпадениях образов, реплик, сюжетных ситуаций с произведениями современной русской прозы (вот уж не удивлюсь, если даже не прочитанными автором и уж точно не входящими в круг его интересов), одержимыми всё тем же проклятым вопросом, что и «Некоронованного» выводит далеко за пределы оммажа Толкиену: как жить и умирать в ситуации, когда путь физического выживания и путь сохранения духовной цельности – человека ли, народа ли – разнонаправлены, когда нет никакой надежды увидеть тот мир, ради которого ты сейчас кладёшь жизнь, когда главный враг – твой собственный внутренний зверь, не объективированный ни в кольце, ни в камне.
9. Автор и читатель
Очень важным мне кажется и то обстоятельство, что роман этот написан педагогом, а потому – не для самовыражения, даже не из любви к Аранарту, но – для читателя, читателю, ради читателя. Постоянное, хотя и не выраженное въяве внимание автора к читателю, уважение к читателю, беспощадная любовь учителя к ученику дублируется и «изнутри» истории: Аранарт учится – у отца, Кирдана, Вильвэ, Талиона, затем учит – Арахаэля, Ранвен, извините, слонёнка Гэндальфа. Выходит едва ли не прямой диалог, который очень трудно выдержать, от которого невозможно оторваться. А ещё выходит книга, которую можно читать с любого места и любыми порциями – уж простите, не знаю большего достоинства литературного текста. Многие из этих порций прекрасно чувствуют себя даже вне контекста целого. Навскидку: «камень» Хэлгона в Мандосе, воспоминания о юношеских играх Арведуи и Садрона, вся история помолвки Арведуи и Фириэли, бег Хэлгона за стременем… Это тоже диалог с автором – но совсем не обязательно только об этой истории.
Да, конечно, о недостатках, кои, как известно, служат прямым продолжением наших достоинств. Всё то же бдительное, пристрастное внимание к читателю довольно часто заставляет автора увлекаться и внятным менторским тоном проговаривать вещи, либо понятные с полуслова, либо настолько прекрасные, что заслуживают самостоятельного открытия – пусть не с первого прочтения, так со второго, третьего… десятого, двадцатого, кто-то сомневается, что они будут? Нет, автор внезапно становится недоверчивым и говорит, говорит, говорит: о Фириэль, берегущей покой Аранарта, потому что сама – дочь и сестра погибших на войне; о Линдис, не признающей разогретой пищи, потому что она…; об Аранарте, называющем ярко-красное платье Риан рыжим, потому что он…; о Гэндальфе, кашляющем, потому что он… многовато курит, ага, хотя Минздрав Саруман предупреждает. Когда отсутствие родовых узоров на парадных туниках гномьих гвардейцев заявляется как значимое, но наконец-то не объясняется… ну что, наконец-то, да!
Очень светлая. Очень страшная. Очень плотная книга.
Во что она превратится, став частью большого цикла, – неизвестно.
Это-то и прекрасно.
Татьяна Волоконская
кандидат филологических наук
Оглавление
Пролог …………………………………………………………………….
Часть 1. Беглец……………………………………………………………
Часть 2. Молчащий князь………………………………………………..
Часть 3. «…называй меня Бродягой»………………………..…………..
Часть 4. Лесной принц………………………………………..…………..
Часть 5. Восход……………………………………………….…………..
Вместо примечаний, или «Что в имени тебе моем?»…………………..
Послесловие Л. Смеркович (Скади)…………………………………….
Девять слов о романе Т.Волоконская…………………………………...