Кирдану не понравился его ответ, он подошел к окну.
Увидел. Сжал губы.
– Кто они? – севшим голосом спросил Хэлгон.
– Моя сестра, – отвечал Корабел. – И ее муж.
– Новэ, – звучит ее голос, и эхо подхватывает древнейшее из имен, и сдвигается грань времен, и предначальное обрушивается на них, кольцом свившись с грядущим – не разобрать, не понять, где свершившееся, где возможное, какой путь пройден, какой еще не избран… – Новэ, не плыви.
– Но почему?
Кирдан рядом с ней смотрится мальчишкой. Ее юное лицо без возраста и его седая борода, пусть и слабо заметная на светлой коже. Как ты смогла вырваться из хода времени, госпожа? Какие еще тайны хранятся в Северной гавани?
– На арфе мира слишком сильно натянуты струны. Не прикасайся к ним.
Кирдан хмурится. Молчит, но возражает молчанием.
– Ты сострадаешь людям, но забываешь о своем долге. Ты здесь, пока не отплывет последний корабль. Не плыви.
– Если ты видишь, что кораблю грозит гибель, то никто не поплывет. Ты видишь это?
– Я не знаю. Судьба мира в руках каждого из нас. Кто тронет струну последним?
Кирдан молчит, сцепив пальцы.
И они молчат. Она – словно валиэ Ниэнна, снизошедшая сюда. А ее муж… нет, вблизи он не похож на Финвэ. Совсем. Взгляд Короля всегда был теплым, живым, Король мог не сказать тебе ни слова, но от его взгляда тебе было хорошо, как от доброй беседы. А этот – видит только небо. Ни стен, ни какого-то человечка, ни нолдорской мелочи. Он Кирдана-то видит? Сейчас – нет, а вообще?
Сколько тысяч лет назад они затворились ото всех? Что с ними случилось?
…хорошо понимаешь тех, кто предпочел уйти с площади, видя их лодочку.
Они стоят неподвижно, и будут так стоять столько времени, сколько понадобится Корабелу, чтобы принять решение.
Живые статуи.
Вот оно – искусство спорить молчанием. И победит она, можно не сомневаться.
– Хорошо, – кивает Кирдан. – Я останусь. Поплывет Тонлинд.
– Он хороший капитан, – раздается голос древнего эльфа.
Значит, Кирдана ты всё-таки замечаешь.
– Новэ, прошу тебя, будь осторожнее. Нынешний покой обманчив.
Падение Артедайна она называет покоем?! Хотя… по сравнению с Войной Гнева и гибелью Нуменора…
Он ей чуть улыбается, и только сейчас Хэлгон верит, что она действительно его сестра.
– Я постараюсь.
– Отец погибнет? – голос Аранарта бесстрастен.
– Я не знаю, – качает головой Корабел. – Когда ей известно о гибели, но она не хочет говорить, она молчит.
Отблески прошлого
Словно сотни чаек разом взлетели, хлопая крыльями. То бились по ветру флажки на копьях: бело-синие Гил-Галада, бело-серые Кирдана.
Десятки лодок держали наплавной мост, по которому из северной гавани в южную переходили, переходили и переходили войска Линдона. Сколько их уже на этом берегу! – но до конца переправы еще далеко.
Блеск доспехов – словно море выплеснулось на сушу и затопило Гавань. Даже глазам, привычным к бликам солнца на волнах, и то трудно смотреть на сверкание лат, неяркий отсвет кольчуг, ослепительное сияние отполированных шлемов, когда солнце отражается в них, хищные взблески копий – словно молнии средь ясного неба.
Но ярче света солнца и блеска стали сияют глаза полководца. Звездный Свет? Потомок Королей? нет, не эти имена пристали ему сегодня. Финнелах – Вспышка рода Финвэ – так и только так стоит назвать того, чей дед в свой последний бой сиял как звезда, чей отец белым пламенем ослепил врагов в час своей гибели.
Другой его дед рядом. И спокоен как гладь океана. Отчего не идешь ты в эту битву, Вильвэ? Ведь никто не упрекнет тебя в недостатке мужества. Но ты остаешься, и все принимают это. Что ж, в Мифлонде должны остаться бойцы. Хотя бы немного. На всякий случай.
Хельвен улыбается внуку. Сколько раз за эти тысячи лет Верховный король находил время бросить все дела и, словно мальчишка прибрежного народа, примчаться на неоседланном коне в северную гавань – к ним, к ней, взять весла и вывести ее лодочку в море, чтобы там она вела эту скорлупку песнью, а он внимал бы ей в счастье и восторге.
Сейчас он – в своей стихии. Волна за волной идут отряды – нолдоры, синдары, фалафрим – он знает язык этого грозного прибоя, он, как капитан своим кораблем, способен управлять этой силой, словно каждый воин в этом войске – часть его самого.
Его мысли уже там, на далеком юге, в безжалостных битвах, но сердце – здесь. С теми, кого он любит.
Мать не пожелает ему удачи в битве. Мать давно за Морем, с отцом.
Он снимает шлем и склоняется перед Хельвен. Она легко целует его в лоб:
– Ступай. К своей судьбе и своей славе.
– Ты видишь?
Его глаза горят вдохновением. Такое бывает у капитана, когда он ведет корабль не парусами и не веслами, но своей волей.
– Я вижу, – отвечает она. – Саурон будет разбит. Верь мне, мой мальчик. Будет так и только так.
– Она знала, что Гил-Галад погибнет? – тихо спросил Хэлгон.
– И сказала мне, – кивнул Кирдан. – Вильвэ убедил ее. Он понимает, что значит для армии остаться без полководца.
Аранарт молчал, не глядя на эльфов. Древность, даже великая и славная, сейчас была безразлична ему.
Кирдану нельзя плыть, потому что это слишком опасно – идти на помощь тому, кого зовут Последним Князем.
Завтра придет какой-то капитан, они станут рассказывать ему о севере. И он уплывет. А они станут ждать.
Чего?
Достоверных известий о гибели отца?!
Гномья охота
Толог понял, что он жив.
Голова гудела, в глазах плыло (хотя чему плыть – темнота и есть, хоть открой глаза, хоть закрой), но, кажется, и не особо ранен. Повезло.
Он позволил себе расслабиться и полежать немного. Лежал он на чем-то мягком. Сравнительно. Гном? Его противник?
Видимо, мертвый. Не шевелится.
Как они дрались, Толог помнил. Даже помнил, как падали. Гном падал спиной, да.
Повезло.
Голова медленно прояснялась. Память возвращала события этой короткой и безумной схватки.
Не то чтобы они не знали о гномах. Слышали быстрый перестук шагов в глубине штреков. Но решили, что из-за незанятой внешней пещеры гномы не станут ссориться. Сами вглубь не лезли, гномов не встречали, тем паче – не тревожили их. Сколько месяцев так?.. два? три? мы сами по себе, охотимся снаружи, гномы сами по себе, до недр нам нет дела. Живем.
Жили.
До сегодняшнего дня.
Или сколько он без сознания провалялся?
Толог пошевелился. Тело слушалось, с трудом, но слушалось. Он отделался на удивление легко.
Еще немного полежать – и выбираться из этой расщелины. Не так она и глубока.
Гномы напали внезапно и с трех сторон сразу. Как и подошли-то бесшумно? Обмотали сапоги тряпками? Дозорные… это в первый месяц сторожились от того, что внутри, а потом только от внешнего. Кто же знал, что гномы вдруг нападут?
И с чего?
Лучше. Уже лучше. Попробовать сесть. Так. Встать. Получается. Нет, ему решительно повезло. Тогда вверх. Камень здесь уступчатый, получится залезть.
Темнота была полной, но Толог, как и все арнорцы, привык к ней за последние месяцы. Дрова берегли, огонь для готовки и для тепла, если уж очень холодно, а не для света. Они научились смотреть руками. И ногами, вот как сейчас.
Первые попытки залезть оказались неудачны, и Толог вернулся к своему гному. Надо не торопиться. Сорвешься – вряд ли получится снова упасть на гнома.
Отдохнуть.
В сущности, почти вся их жизнь после Северных Врат была отдыхом. Не сражались же. Когда стало ясно, что это не нападение на крепость, а начало вторжения, и Северные Врата, как ни бейся, не задержат врагов, Ондомир приказал пробиваться и уходить на запад. Им повезло: день был солнечным, а против них – только орки. Принц даже послал гонца к младшему брату, чтобы тот не геройствовал, а последовал его примеру.
Потом была скачка… снова повезло: от солнца замерзшая земля подтаяла и их следы просто смыло.
Добрались до Сумеречного. Ферен предлагал идти на юг, но Ондомир настаивал, что раз Лун замерзла в эту зиму, то безопаснее добраться до Синих Гор – сейчас по льду, а весной река отрежет их от врага. Слова принца всем показались разумными.
Так они устроились в этой пещере. Охота в горах была сносной, дерева, если не разводить огромных костров, хватало, и все решили дождаться сухой земли. Идти в Мифлонд весной, по снегу и грязи незнакомыми горами – это им всем казалось безумием. Особенно по сравнению с жизнью в пещере, где их никто не трогает.
По сравнению с жизнью.
Надо было лезть вверх. Но сначала Толог решил выяснить, что ему припас гном. Вдруг что пригодится? Законная добыча, как-никак.
Он обшарил труп. Гномье оружие ему без надобности, тяжелое, наручи сгодятся, пояс… на поясе обнаружился кремень с трутницей, фляга… наполовину полна. Вот это кстати.
Издалека же они шли, если воду взяли. Не соседей мы потревожили, нет. Тогда почему они напали?
Толог расстегнул пояс на гноме, стал переворачивать труп, высвобождая свой трофей. Наборный металл зазвенел, откликнулось эхо.
Арнорец замер. Как при звуках опасности.
Он не сразу понял, почему от тихого отзвука перезвона он напрягается, как перед схваткой.
Тишина.
Полная.
В большой пещере не было никаких звуков, кроме тех, что шли от него.
Совсем никаких.
Толог всматривался и вслушивался в темноту. После побоища должны быть стоны. Шевеление раненых. Хоть что-то!
Не может же он остаться в живых один?!
Арнорец полез вверх – откуда взялись силы! Руки и ноги сами находили нужные камни, он взлез… да что там – взлетел по скосу.
Безмолвие.
Мертвое.
Толог сделал несколько шагов. Труп.
Воин опустился на колени, ощупал. Человек. Кажется, Брассен. Рана в груди.
Пальцы арнорца скользнули выше… пустота.
Выше плеч не было ничего.
Но там должна быть шея. Лицо. Голова!
Арнорец не поверил своим рукам. Он принялся доставать кремень и огниво, пальцы не слушались, дрожали, огниво цеплялось за что-то, искра не желала раздуваться… огонь.