Некоронованный — страница 2 из 133

Кабан, кабан… сразу тестя вспомнишь.

Хватит. Ондогер пал двадцать девять лет назад, всё это в прошлом. Думать об Эарниле, вспоминать его. Он обещал помощь, он сдержит слово.

Протянуть руки к Камню и сосредоточиться.

…как легко было звать Ондогера! Всего одно усилие воли, как при ярком воспоминании, не больше – и чувствуешь, как палантир оживает под пальцами, наливается светом изнутри. Это значит: камень Минас-Анора откликнулся, его стражи сейчас сообщат Ондогеру, почувствуешь волю тестя, услышишь в сознании его голос. Это было так просто.

Он ничуть не хуже помнит Эарнила. Они встречались еще тогда, когда он жил в Гондоре женихом Фириэли. Так же думать о нем, представлять, и… пустота. Холодный темный палантир.

Что он делает не так?!

Шаги на лестнице.

Тихие, очень тихие – а только теперь, когда стражи молчат в соседней комнате, эхо подхватит даже этот, почти бесшумный шаг. Стремительный. Лестница крутая, и ни один человек, даже страж, проходящий по ней два раза в день, не может подниматься так быстро.

Ни один человек.

Как он вовремя.

Вот и он.

На вошедшем была обычная одежда следопыта, плащ сколот серебряной брошью, повторяющей рисунок Звезды Элендила. Такая брошь давала право прохода к князю Артедайна в любое время, минуя любые посты.

Этот разведчик носил ее более девяти веков.

Он молчал, ожидая приказаний.

– Здравствуй, Хэлгон.

Эльф наклонил голову в ответном приветствии.

– Ты же умеешь? – Арведуи взглядом указал на палантир.

– Конечно.

Князь отошел, уступая место нолдору.

Хэлгон спросил:

– С какими-нибудь, кроме Минас-Анора, по нему связывались? После того, как пала Амон-Сул?

Арведуи мягко усмехнулся в ответ. Нолдор понял сам неуместность вопроса. Откуда, в самом деле, князю знать о делах полутысячелетней давности.

– Сколь мне известно, – отвечал дунадан, – после того, как его принесли сюда, нет. Ни с каким другим. На моей памяти – точно нет.

Нолдор кивнул, положил руки на холодную поверхность палантира… так не до вещи дотрагиваются, так касаются живого. Арведуи в восторженной надежде смотрел на него – ведь заговорит под его пальцами, не может не…

Он смотрел и ждал, когда же камень засветится.

Тщетно.

Ну что ж. Он не терял времени. Как только стало ясно, что рудаурцы пришли не грабить, что они уничтожают то, что не могут захватить, как только пришли вести, что они жгут поля, как только первый раз он тщетно пытался оживить палантир – тогда он сразу послал лучших из следопытов Голвега на юг. Всадник бы добрался быстрее, но всадник – заметная мишень. Эти же – дойдут. Медленнее, но дойдут. Можно быть уверенным. Они наверняка уже пересекли броды Изена, а там, когда они покажут брошь-звезду, им дадут коней. Еще несколько дней – и они в Минас-Аноре.

Через несколько дней Эарнил обо всем узнает. Может быть, даже завтра. Сегодняшняя неудача не страшна.

Страшна не она.


– Скажи мне, Хэлгон, – они спустились из башни и шли к зале совета, – скажи мне: что ты видел? Нет, – он сделал останавливающий жест рукой, не давая нолдору возразить, – я не спрашиваю тебя о врагах на Ветреном Кряже. Это мне расскажут и другие. Что видит эльф?

Арведуи остановился и внимательно посмотрел на Хэлгона.

Князь повторил:

– Что видит эльф такого, чего не увидят люди?

Разведчик отвечал:

– Лопухи.

– Что? – удивленно взглянул дунадан.

– Лопухи, – повторил Хэлгон. – Такое растение с большими листьями и колючками.

– Я знаю, что такое лопух, – князь понимал, что ничего не понимает. Эльф не станет шутить. Но тогда что?

– Вот в этом и беда, – сказал нолдор. – Ты хорошо знаешь, как выглядит лопух. Потому что теперь он растет даже в Артедайне.

– А раньше? – тихо спросил Арведуи.

– А тысячу лет назад его не было нигде западнее лощин Мглистых Гор. Когда я первый раз был в Ангмаре, я удивился ему: странные листья… колючку, если зацепит, выдирать долго. Особенно из конского хвоста. Потом стал замечать в Рудауре вдоль дорог... и не только вдоль них. Век от века всё гуще. А теперь и здесь.

– Так его разносят кони? Но почему непременно ангмарские? У Рудаура тоже есть конница.

– Есть, – согласился нолдор. – Только у Ангмара она не в пример лучше.

– И густо ли лопуха прибавилось за последнее время? – негромкий вопрос князя.

– Что ты называешь «последним временем»?

А не всё ли равно, что им называть? Век, десять лет, год? Рудаур идет не грабить. Рудаур идет убивать. И нужно это отнюдь не Рудауру.

Неужели действительно – если поехать к века назад оставленному Аннуминасу, там не найдешь ни одного лопуха?


Голвег, уже разменявший сотню лет, но как и раньше быстрый на ногу и твердый на руку, молчал и хмурился. Молчал потому, что командира следопытов ни о чем не спрашивали.

И хмурился ровно потому же.

Это был очень плохой совет.

Говорили в основном о запасах еды. Что куда свезти, в какие крепости, в какие схроны. Куда послать отряды – охранять поля до сбора урожая. И куда увезти крестьян потом.

Князь буднично задавал вопросы о запасах, ему отвечали, он принимал решение. Одна горная крепость, другая… где в самых глухих ущельях укрыть низинных людей.

Картина, которая постепенно складывалась перед следопытом, знавшим карту лучше, чем красотка – украшения в своем ларце, была такой.

Они оставляют все земли восточнее предгорий Северного Всхолмья. Оставляют без малейшей попытки защищать их. Только охранить жителей на пути в горы, и спасти урожай там, где это еще возможно.

С наступлением холодов их ждет война. Кажется, настолько серьезная, какой не было со времени падения Амон Сул и потери Ветреного Кряжа. Война, в которой им останется только обороняться. И надеяться на помощь Гондора.

А вестей от Гондора нет. Князь молчит, значит, воспользоваться палантиром ему по-прежнему не удалось. Наверняка пытался.

И хуже всего. Обсудить запасы князь мог с каждым из командиров с глазу на глаз. Незачем для этого собирать совет. Незачем и следопыту быть на совете, где ему не задают вопросов. Незачем быть на совете и этому юнцу, который совершеннолетним станет через год, – да, он хороший командир, но если каждого хорошего командира звать, то понадобится зал втрое больше. Значит, князь решил ввести наследника в дела прямо сейчас. Впереди война, и она не спрашивает, исполнилось тебе тридцать шесть, или ты по-прежнему числишься в мальчишках.

И тем более – незачем быть на совете и эльфу. Обычный разведчик! Ну, ладно, ладно, не обычный, но ведь простой, даже десятком не командует. Что он делает здесь?

Только одно. То же, что они все. То же, что и сам Голвег. То же, что и наследник, – ишь, со влажной головой сидит, небось, гнал коня всю ночь, боялся опоздать, а как узнал, что есть время, то решил помыться… это правильно, помыться удастся не скоро, а осень будет жаркой… н-да, а зима – еще жарче будет.

Они все здесь делают одно и то же.

Слушают.

Запоминают.

Каждый из них будет знать всё.

Про все крепости, запасы, схроны, укрытия – всё.

Кто бы из них ни погиб – его заменит любой.

Кто бы ни…

Последний Князь боится собственного имени?

Это был плохой военный совет.

Очень.


Обычно Арведуи садился есть в общей зале, но сегодня приказал принести ужин к себе. Всё-таки сын приехал. Это понимали и не удивлялись отсутствию князя.

– Добрая, добрая встреча, – Фириэль наконец смогла расцеловать первенца.

Она знала, что он здесь еще с утра, ей передали его просьбу о чистой одежде, но он правильно не стал видеться на бегу, когда все мысли о совете, дождался вечера. Тихого, спокойного, домашнего вечера.

Как там младшие сыновья, на севере? Арведуи послал их в одну из самых дальних крепостей, там они хоть и на войне, но так далеко от боев, как только это возможно. Ондомиру нет и тридцати, Алдамиру – только двадцать пять. Им учиться, а не командовать крепостью. Но война не спрашивает, выросли ли княжеские сыновья.

Надо улыбаться.

Аранарт дома, у них есть целый вечер вместе, и она должна встречать его так, как и заповедано женщине встречать воина, – светлой радостью.

Слуги накрывали небольшой стол.

Вошел Арведуи. Фириэль улыбнулась и ему – только глазами – безмолвно прося: ни слова о делах. Но князь и не стал бы говорить о делах. О них всё сказано днем.

Слуги вышли, Арведуи разлил вино по кубкам.

– За удачу, мой мальчик, – сказала Фириэль.

– За удачу, – улыбнулся Арведуи.

Сын улыбнулся в ответ, поднимая кубок.

Сюда, в теплую тишину родительских покоев, не дохлестывал прибой войны.

Фириэль ела маленькими кусочками – больше резать, чем жевать, – и что-то говорила и говорила. Тишины за столом быть не должно, особенно сейчас. Нечего мужчинам думать о том, что было на совете. Не сегодня вечером. А сами говорить они будут позже, они голодны как волки… не покажут, конечно, но… но им надо дать наесться. Поэтому пока будет говорить она.

Тепло, сытная еда и вино сделали, наконец, свое дело: отец и сын расслабились.

– Ну, рассказывай, наконец, – сказала мать.

– О чем? – не понял Аранарт.

– Да о чем хочешь! – она светилась интересом. – У тебя наверняка было немало случаев, которые стоят рассказа.

Арведуи кивнул, снова разлил вино и, взяв яблоко покрупнее, принялся нарезать его на дольки.

Сын начал говорить сдержанно, но постепенно увлекся:

– …а они тогда уже спустились вниз, в лес, и окружить их там – ну, можно, но есть же риск, что кто-то уйдет, спрячется. Заставить бы их вернуться в ущелье, под наши стрелы! И тут… – он сделал глоток, – решили так. Несколько наших, кто лучше всех волком воет, и я – спускаемся, обходим их, наши подальше, а я – к их лагерю.

– Волком воет? – уточнил князь, высыпая дольки на середину стола.

Фириэль взяла одну, но есть не стала, глядя на сына.

– Ну да, – глаза Аранарта блестели, и не вино было тому причиной.