До самого горизонта во все стороны, сколько хватало глаз лоссофа, тундру покрывал глубокий слой снега.
Июльского снега.
Волнами Мифлонда
Аранарт знал, что происходит в Артедайне. Бывшем Артедайне, а теперь землях Моргула.
Самые удачливые воины всё-таки добирались сюда и приносили вести.
Все равнины были в руках Короля-Чародея. Западные предгорья Сумеречного Кряжа – нет, но ангмарские отряды сторожили проходы между ним и Белыми Холмами: вроде бы и далеко от эльфов, но даже с Сумеречного пробраться в Мифлонд сложно.
Лучше не думать, сколько беженцев погибло, пытаясь уйти к эльфам.
Синие Горы… после вестей об Ондомире спасшихся оттуда не ждем.
Форност… это было ясно еще когда уходил.
Форност он сделал столицей своих земель. В Форносте – рудаурцы. И он.
Не думать о Форносте.
Считать, что он сгинул, как Нуменор.
Крепости Северного Всхолмья сданы, а глубоко в горы Ангмар не пошел. Пока не пошел?
Очень много беженцев на Сумеречном. Туда же ушло и немало воинов: не прятаться, а защищать их. Когда понадобится.
Когда?
Война в горах – самая долгая и проигрышная изо всех войн. Ангмарец это отлично знает. Он поступит иначе.
Как?
Снова нашлет мороз?
Зима будет страшнее предыдущей?
Что еще сделает Ангмарец?
И что можем сделать мы?
Кто это – мы?
Несколько десятков арнорцев, которые здесь, несмотря ни на что?
Или в это «мы» входит и Кирдан?
Эльф готов сражаться против назгула. Двое бессмертных. У них много времени.
«Я не начну войны без твоего отца. Я должен узнать то, что знает о Моргуле он».
Отец собирался прятаться в Синих Горах! Мы знаем, что становились с арнорцами, которые понадеялись, что за Лун они будут в безопасности! Так почему же Кирдан не хочет взглянуть в глаза страшной правде: он никогда не будет говорить с князем Арведуи!
Но древний эльф смотрит куда-то за горизонт и отвечает спокойно: «Тонлинд не нашел следов его гибели. Иначе бы он вернулся. Твой отец жив».
И остается изводить себя и арнорцев упражнениями – и ждать.
Неизвестно чего.
Когда вокруг них стала собираться пусть и горстка, но их народа, Аранарт и Голвег снова вернулись к счету дней.
Так что день своего совершеннолетия принц Артедайна никак не мог пропустить.
Он очень надеялся, что никто, кроме Голвега, не помнит об этой дате, а следопыту хватит такта промолчать.
Прошлый день рождения кажется праздником в цветах и лентах – по сравнению.
Кто он? Наследник – или князь уничтоженной страны?
Командир над несколькими десятками беглецов (его отряд год назад был больше!) – или тот, с кем пойдут на врага эльфы?
Он ничто, жалкий беглец, пригретый Кирданом? Или он тот, кто сможет вести войну против Ангмарца?
Разум говорил: ты беглец. А сердце стучало: воин и мститель. Вопреки разуму.
В темноте октябрьского утра Аранарт одевался; Хэлгон молча ждал его. Голвег притворялся спящим и тем решил дилемму поздравлять или нет. При посторонних не будет, ясное дело. И сейчас не будет. Вот и спасибо. Лучший подарок к такому празднику.
Нолдор прислушался, поспешил зажечь светильники. Гости.
Всё-таки.
И откуда узнали.
Вежливый стук в дверь.
Аранарт сжал губы, кивнул Хэлгону – да, впусти. Раз он должен вытерпеть поздравления – он вытерпит. Не самое страшное, что бывает в жизни.
Кирдан.
И какие-то фалафрим за его спиной. Вот только подарков не хватало.
Владыка, ты знаешь, что мне нужен от тебя единственный подарок.
Но ты его не сделаешь.
Поклониться. Молча. Боишься сказать резкость.
– Аранарт, я знаю, что сегодня день твоего совершеннолетия.
Опять поклониться.
– Надеюсь, мой подарок порадует тебя.
Ты не успеваешь взъяриться на слово «порадует», потому что один из эльфов разворачивает то, что принес… блестит неведомый сплав металла, тихо звенят – почти журчат – его звенья. Эльфийская кольчуга. Тонкая, легкая – это ты видишь, а все легенды, вспомнившиеся разом, хором твердят, что прочнее любой из людских.
– Примерь, – он слышит улыбку в голосе владыки Мифлонда. – Должно быть по твоим плечам, но мастерам хотелось бы убедиться.
Огня светильников хватает, чтобы понять: она переделанная. Ее расширяли. Кто ее носил прежде? Погиб, уплыл? а важно ли?
Кольчуга – это весомее слов. Битва будет.
Как вторая кожа.
И двигаться в ней легче, чем в кожаном доспехе.
Кирдан кивает и чуть улыбается: только взглядом.
Другой фалмари протягивает кольчугу Хэлгону. Третий кладет принесенную на стол – для Голвега.
– Спасибо, – выдыхает принц. Подарок сам по себе бесценен, но он больше чем доспех, какого не было ни у одного из князей, он – обещание грядущей битвы. Слишком взволнованный, чтобы высказать это словами, Аранарт лишь повторяет: – Спасибо.
Фалафрим уходят, остается лишь Кирдан.
Он отводит принца к западному окну – теперь Голвег может перестать притворяться спящим и наконец встать и одеться. А там и подарок примерить.
– Аранарт, я знаю, – говорит правитель Мифлонда, – ты хотел молчать о сегодняшнем дне. Тебе не придется объяснять твоим людям, почему именно сегодня тебе подарили кольчугу. Доспехи понадобятся вам всем; сегодня их получили все. Все, кто здесь. Потом кольчуг нужно будет гораздо больше; нам есть, из чего переделать.
Значит, быть битве. Настоящей битве.
– Человек на моем месте, – продолжает Кирдан, – сказал бы «рано или поздно мы начнем войну». Но я не человек. Я не начну войну ни рано, ни поздно. Я начну ее в тот день, когда увижу путь к победе.
«Когда увижу». Не «если».
– Но, Аранарт, я хочу, чтобы ты взглянул в глаза правде. Если не случится события… такого, которое смоет все наши планы, как волна песочный замок, и не заставит нас повести эльфов немедленно, если этого не случится, то…
– То?
– Я уже говорил и повторю: нас слишком мало. Даже с Линдоном. А Король-Чародей могуч. Поэтому (если твой отец не заставит меня изменить решение) мы выступим лишь тогда, когда Моргул будет убежден, что эльфы не помогут Арнору. Только внезапностью мы можем сравнять силы.
Ждать. Ждать год… несколько лет? десятки лет?!
– И я должен сказать тебе, – голос эльфа звучит сурово. – Не знаю, за что Король-Чародей получил это прозвище, но ему удалось то, чего не делал никто и никогда.
Кирдан словно не решается произнести это.
– Кольцо Моргота. Сила Врага, разлитая в мире. И власть над морозом – одной из стихий Моргота.
Хэлгон побледнел от таких слов.
– Как может человек… бывший человек управлять Кольцом Моргота – я не знаю. И не узнаю никогда. Но он может. И будет. Я не хотел говорить тебе этого раньше, Аранарт, надеялся сказать это твоему отцу… но нет, это услышать тебе.
– Зима будет страшнее прежней, – ровно произнес принц.
– Да, Аранарт.
– И ты ничего не сделаешь.
– Да.
– Я понимаю, – кивнул сын Арведуи.
Корабль
Как ни странно, эту зиму Фириэль назвала бы счастливой.
Была ли она ужасной?
Ну… да.
Чего и ждать после снега в июле.
Арведуи предупреждал, Ики злился, она сама говорила… неизбежное страшно, когда оно далеко, когда ты надеешься, что обойдется, что возможно иначе, – та самая детская надежда, закроешь глаза ладошками и думаешь, что злодей тебя не увидит.
А здесь всё ясно.
Они шли навстречу гибели. Теперь они могут оставаться на месте: гибель идет им навстречу.
Когда всё знаешь наперед – на удивление нестрашно.
Все вопросы решены. Кроме одного: когда. На него ты отвечаешь: «Скоро».
И радуешься сегодняшнему дню.
Потому что он есть.
Успеть сказать друг другу еще сколько-то добрых слов, на которые не нашлось времени тогда… при жизни. Улыбнуться. Посмеяться.
Бердир, овладевший искусством охоты на тюленя, с удовольствием показывал госпоже, как надо правильно подползать к зверю, надев на голову капюшоном шкуру его незадачливого сородича и прикрывать грудь и живот левой рукой, замотанной в белый мех… она смеялась, потому что было действительно смешно, и радовалась, потому что они снова еще что-то успели.
И так каждый день.
Они словно смотрели на жизнь через особые очки, вроде тех, что надевают охотники, чтобы снег не слепил глаза при ярком солнце. Через щелки этих очков было видно только хорошее. Эти люди теперь не замечали того, что год назад они сами назвали бы кошмаром. Сейчас оно просто… ну, было, да, но не касалось их душ.
Нет, им не грозил голод. Летом они набили много китов, ямы в земле возле новых тэли были наполнены припасом. Когда по тэли не хлестал ливень или буран – выходили на новые охоты. Мясо для еды, жир и кости для света и тепла.
Дунаданов язвило другое.
Холод.
Пронизывающий сырой холод, от которого не защищало не то что два слоя меха, а даже три – Фириэль сшила им из шкур погибших оленят, и эта одежда оказалась не запасной. Арнорцы не были привычны к таким морозам, о которых даже лоссофы говорили как о небывалых, но от морозов бы спас мех… не от сырости. Здешняя осень была примерно как зима в Форносте, но продрогшие дунаданы не знали, как одолеть сырую стылость. Под пологом, в обнимку с плошкой-жирником было тепло… но не просидишь же целый день там. А очаг в тэли топили лишь для готовки, не чтобы согреться. Дров здесь не было, торфа тоже не нарезать, в очаг шли кости морского зверя, политые жиром. Запах от этого был… да неважно, какой запах, если к огню можно протянуть руки. Можно хоть немного выгнать из тела въевшийся холод.
И каждая охота была не столько пиром, хотя свежая кровь, к которой все давно привыкли, бодрила больше вина, а сырое мясо, едва тронутое морозом, казалось лакомством, – но главной добычей для арнорцев были кости: их можно было сжечь. Оставить запас, который будут строго расходовать, но всё же один день – согреться по-настоящему.