Последний аргумент был самым веским.
А рукавиц он не снимал.
Про отданное кольцо Барахира они узнают потом. Когда уже всё… когда он будет далеко. Ики им не скажет правды. Да и… может быть, еще обойдется.
– Осенью я буду ждать вас в Мифлонде. Я предупрежу Кирдана, чтобы отправил эльфов к Сумеречному навстречу вам. Только одно может помешать мне: меня позовет война.
А, пожалуй, и не соврал.
Поверили? Нет?
Это уже неважно.
Они уплывают вдвоем.
Бледный.
Блеклый след. Смытый след. Сбитый след.
Слабый лед.
Север съест. Дерзких сметет.
Хлёсткий.
Хруст их –
в зубах.
Слабым вздохом – сперва. С севера, с востока – слегка. Мелкой мороси мгла.
Рябь. Зыбь.
Глубь. Муть.
Ка-
нуть.
Ночью задул ветер с северо-востока. Несильный и, сколько Арведуи знал карту, попутный.
Но эльфы отчетливо встревожились.
Хотя парус, весь вечер висевший неподвижно, теперь наполнился, Тонлинд приказал убрать его.
Не нужно было быть мореходом, чтобы понять: ожидали бурю.
И, судя по всему, непростую бурю.
Слепни.
Под снегом сникни.
Морозной стаи звери, сотни пространств поправ, сбегаются из былых бездн, от голода бешеные.
Блеск зубов, ярость глаз, скрежет льдин, снег летит, снег бьет, валит, слепит, волку напиться вражьей крови, море уморит, о пощаде не молишь, моли не моли – нет прежней земли.
Канула.
Горяча кровь Эленны, горяча и нетленна, в морской могиле не лежит – бежит.
К северу. К северу. К северу.
Вечный путь – к северу.
Холоден подводный склеп Нуменора.
Вечен бег его горячей крови.
Рыбы объели тела, кораллы растут из глаз, спруты спят во дворцах, но биться мертвым сердцам… со смертью биться.
Стала судьба бедой, стала кровь водой, горячей подводной рекой.
Роковой.
Холод ведет в тепло.
Тепло несет в смерть.
Всех.
Разъяренное море швыряло корабль, снег бил в лицо, ветер хлестал, руки еле удерживали обледенелые снасти, чтобы тебя не смыло за борт новой ледяной волной, было нечем дышать – буря вбивала вдох обратно в горло, ты переставал понимать, где верх и низ, где море и небо, куда эти шквалы ветра несут корабль, нет ни прошлого, ни будущего, ни судьбы, ни цели, а есть только руки, только они и живы, руки, вцепившиеся в какой-то канат, только руки и живы в тебе, только руками и жив ты.
Когда удавалось перевести дыхание и разлепить глаза, ты видел фалафрим, навалившихся на рулевое весло, – как они в этом хаосе могут управлять кораблем?! – и Тонлинда, стоявшего рядом с кормилом, так спокойно стоявшего, будто нет никакой бури, будто не может его смыть очередная волна… а не может! смотришь на него и веришь – не может! руки эльфа лежали на борту, и больше всего капитан был похож на всадника, который успокаивает своего испугавшегося коня.
Стихия ярилась всю ночь. Днем стало как будто полегче: не так часто налетали шквалы, не так яростно бил ветер и снег. Тонлинд улыбнулся дунадану: видишь, было страшно, но мы целы. А буря скоро стихнет.
Говорить не получалось, не было сил. Меховая одежда превратилась в глыбу льда и снега, пошевелиться в ней стало почти невозможно. Сначала надо сколоть хоть часть льда с себя.
Какое чудо произошло этой ночью? Как они не погибли в этой буре? Как их корабль не был разбит в щепки? Поистине, мореходы Кирдана творят чудеса…
Море всё еще ярилось, и даже у фалафрим силы оказались не бесконечны. Хотя эльфы и сменяли друг друга на кормовом весле, Арведуи видел, что они устают, что их движения становятся замедленнее и слабее, а Тонлинд, напряженный, как боевая тетива, погружен в непостижимый для людей разговор со своим кораблем, и именно поэтому все они пока и целы.
К ночи стало еще спокойнее… прорвались? буря позади? впереди океан, осталось повернуть на юг и скоро, совсем скоро они смогут снять эти меха… Мифлонд, Кирдан, Аранарт, жизнь… неужели жизнь?
Сон.
Усталый сон без сновидений.
Корабль бежит по тяжело дышащему морю, по еще грозным, но уже не опасным волнам, самое страшное позади, и можно спать, спокойно спать…
…Когда Арведуи проснулся, было светло и, как он и ждал, ощутимо теплее. Только вот солнце светило почему-то в корму. Наверное, он еще не совсем проснулся.
Почувствовав, что он зашевелился, открыла глаза и Фириэль.
Было что-то странное.
Всё было как-то очень спокойно. Слишком.
Совершенно гладкое море. Ни следа шторма.
Нет ветра, парус распущен, но неподвижен.
Эльфы ничего не делают – на ни кормиле, ни на прочих веслах.
Если это сон, то сон неправильный. Надо проснуться.
А если это не сон – то что это?!
– Гурут Уигален, – раздался голос Тонлинда.
Дунадан встал, помог подняться жене.
– Буря занесла нас в Гурут Уигален, – произнес мореход. – Прости меня, князь: я погубил тебя.
– Я слышала о нем… – медленно, вспоминая, сказала Фириэль. – Теплое течение, которое идет на север.
Еще не вполне проснувшаяся, она не осознавала всей меры того, что же с ними произошло.
– Да, – сказал эльф. – Очень сильное течение. Если не будет ветра, – он взглядом показал на бессильный парус, – к вечеру мы будем у края льдов.
– А весла? – нет, определенно, Фириэль еще никак не стряхнет сон.
Арведуи горько выдохнул и тем избавил капитана от необходимости объяснять очевидное: на веслах это течение не одолеть. Спасет только ветер.
А его нет.
– Значит, к вечеру? – спросил Последний Князь.
Говорили об Аранарте. Смеркалось, было очень страшно, мимо уже медленно проплывали льдины, некоторые скрежетали по бортам, и Фириэль невольно вздрагивала, тогда Арведуи прижимал ее к себе чуть крепче – и продолжал говорить или спрашивать, чтобы говорила она. Как будто ничего не происходит. Как будто ничего не произойдет.
Ему это казалось сейчас невероятно важным: чтобы Фириэль не боялась. Чтобы она не думала о неизбежном.
Она должна думать о хорошем.
У них была счастливая жизнь, у них прекрасный сын.
Всё будет хорошо. Без них, но – хорошо.
Осталось недолго.
Фириэль старалась, чтобы ее голос не дрожал. Получалось.
– И хорошо, что с ним Хэлгон и Голвег. За ними он как за каменной стеной.
Арведуи задумался на мгновение, а потом, неожиданно для себя, – улыбнулся.
– Если твой отец, – он посмотрел жене в глаза, – в своих мечтах был прав хотя бы на десятую… да что там, хотя бы на сотую долю, то Аранарту очень скоро никакие стены не понадобятся.
Князь помолчал и добавил:
– Да и не удержат они его.
Рядом качалось еще несколько льдин.
– А ты думаешь, он был прав? – глаза Фириэли горели огнем. – Неужели ты верил в это?
– Верил, не верил… я не знаю. Но если он был прав, то хорошо бы – на десятую. Не больше.
Снова раздался скрежет о днище. Пока только скрежет.
– Жалко, не узнать, на ком он женится. Я бы хотела увидеть его невесту.
– Он женится на самой красивой девушке в Арноре.
– А Арнор… – она вздрогнула: корабль накренился, с хрустом пройдясь по краю льдины, но пока еще хрустел лед, – Арнор будет?
– Ты это знаешь так же твердо, как и я.
Снова хруст. Фириэль прижалась к мужу.
Льда было всё больше.
Эльфы стояли на носу. Надеялись отводить корабль в сторону ото льда? Оттянуть неизбежное? Или что? …главное, он сказал днем Тонлинду, чтобы тот не считал себя виновным. Всё-таки Моргул – из нуменорцев, течения рассчитывать они умели, а получив бури Севера во власть, Король-Чародей загнал бы в ловушку любого.
Снова скрежет. Ну скорей бы.
– Это не больно, – зашептал он в ухо Фириэли. – Тело быстро сводит холодом. Это недолго и небольно. Не бойся.
– Я не боюсь. Я с тобой, как я и хотела. И я не боюсь.
Скрежет. Глухой удар. Корабль накренился.
– Не смотри, – он прижал ее голову к своей груди. – Не смотри, не надо.
Корабль кренился сильнее, становилось трудно устоять на ногах. Арведуи правой рукой ухватился за борт.
Почему-то это тоже было важно: умереть стоя.
Корабль шел на дно, вода была уже у их ног, стала подниматься… ноги отяжелели… выше.
– Не бойся, – едва шевелились губы Арведуи.
Не бойся.
Волнами Мифлонда
Арнорцы упражнялись как обычно, и не сразу заметили, что во двор вошел незнакомый фалмари. Застыл, не зная, как подойти к Аранарту, который один занимал едва ли не четверть пространства, находясь везде одновременно. Хэлгон скорее почувствовал, чем заметил пришедшего, подал знак принцу. Тот остановился; подошел.
– Владыка Кирдан просит тебя придти. Немедленно.
Голвег вопросительно взглянул на Хэлгона, тот пожал плечами: дескать, прогонят – уйдем, и они пошли следом.
Здание, в которое их ввели, было Хэлгону незнакомо. И еще сильнее настораживало то, что вел их не Гаэлин.
Это меньше чем начало, но уже ничего хорошего.
Они вошли в небольшой покой, красиво отделенный мореным дубом.
– Я не скажу вам «Добрая встреча», – произнес лорд Вильвэ.
Вот уж кого не ожидали увидеть.
Родич Кирдана оценивающе прошелся по ним взглядом. Присутствие и Голвега, и нолдора его удовлетворило.
Кирдан сидел у стола, сцепив пальцы.
Вести были не дурными. Вести были очень дурными.
Сын Арведуи почувствовал, что ему хочется сказать «Давайте скорее».
– Мужайся, – заговорил Кирдан. – Корабль погиб. Твой отец был на нем.
Аранарт кивнул.
Ему самому было странно, как он воспринял это. Ни горя, ни ужаса. Что о таком говорится? «Сердце сжало от боли, свет померк»? Сердце билось как всегда, и он видел Кирдана, Вильвэ, этот зал с привычной для фалафрим резьбой в виде яростных волн… день был и остался совершенно обыкновенным, мир не раскололся на «до» и «после». Наверное, потому, что расколот был год назад. И ужас гибели отца он пережил – год назад.
Сегодня неизбежное, к которому давно готов, произошло. И только.