– И? – заранее улыбаясь, спросил отец.
– И ночью началось. Я знал, знал, что это наши, я сам… в общем, сам знал все подробности плана, но мне и то стало страшно, когда я слышу, что сначала вдалеке, а потом всё ближе стая… большая стая!
– А они? Рудаурцы? – приподняла бровь Фириэль.
– А они сначала костер разложили так, чтобы мне совсем хорошо было их видеть…
– Заботливые, – кивнул Арведуи.
– …а потом, когда первый от страха полез на дерево, то следом быстро все, один за другим.
Аранарт взял пару долек яблока, с хрустом умял.
– И дальше?
– А что – дальше? – смеясь, пожал плечами наследник. – Так и сидели до рассвета на деревьях. Напасть стая не напала почему-то. Странное дело. Как волчий вой совсем ушел, эти наши белки решили, что раз погони за ними нет, то в горах безопаснее. Ну и бегом назад, прямо нам под стрелы. А «волки» потом очень смеялись, когда я им рассказывал, как мне самому страшно было… ну, а вдруг это не наши, вдруг где-то там настоящая стая!
Он допил вино.
– Славно, – благодарно улыбнулась мать.
Откусила от своей дольки.
– А скажи мне, – осведомился князь, – кто это придумал с волчьим воем? М?
Сын не торопился отвечать.
– Твоя идея?
Отступать стало некуда:
– Да, моя.
– Хорошо, – кивнул отец. – Рискованно, но хорошо.
Сколько-то времени они говорили ни о чем. Какое это счастье – сидеть с женой и сыном, пить вино и говорить ни о чем.
– Мальчики, – произнесла Фириэль самым строгим тоном, которым обращалась к младшим сыновьям, пока тем десяти лет не исполнилось, – допивайте ваши кубки и спать.
Спорить с таким тоном было трудно.
– Допивайте, допивайте, – по ее тону было ясно, что она настроена серьезно. – Вы завтра оба встанете наверняка до света, так что марш по постелям. Пора.
– Надо слушаться, – с ласковым вздохом сказал старший из «мальчиков».
– За тебя, мама, – поднял кубок младший.
– Ты же не будешь есть, когда встанешь? – уточнила она.
– Мне скакать полдня, – ответил Аранарт.
– Хорошо, значит, с собой, – кивнула Фириэль.
Сын ушел.
– Он очень повзрослел, – сказала она, когда они с мужем остались одни.
– Очень, – кивнул Арведуи. Посерьезнев, добавил: – Но недостаточно. Он всё еще смотрит на войну как на игру. Опасную и увлекательную.
– Быть может, это и хорошо? Пусть война подольше не коснется его сердца, – проговорила дочь и сестра погибших.
Князь молча кивнул. Вечер теплой радости кончился, ночь несла сон, но не отдых.
Фириэль, понимая, сжала руку мужа.
Прошла неделя. Палантир молчал.
Арведуи не позволял себе подниматься в башню. Знал: будет пытаться добиться ответа от Зрящего Камня до темноты и позже. Знал: ничего не добьется. Знал: если случится чудо, если Гондор откликнется – стражи Камня мигом прибегут с этой вестью.
Дел хватало и без него: донесения, отправка резервов, которые пока есть, землепашцы, которые не хотят уходить в горы, потому что в стенах столицы им кажется спокойнее… с командирами говоришь через гонцов, так что никто не задаст тебе прямой вопрос: так что же Гондор?
Что же…
Как бы поздно Арведуи ни возвращался к себе, Фириэль не спала. С ней он мог быть откровенен. С ней он был не князем, а человеком. Человек имеет право на смятение. Князь – нет.
Она первой заговорила о палантире. Она сказала то, что он повторял себе и сам: если Зрящие Камни ослепли, то Гондору не удастся заговорить с ними так же, как и им с Гондором. Эарнил уже наверняка всё знает. Он начал сборы. Через месяц вернутся гонцы, они это подтвердят.
Собрать войско… потом два месяца пути… ведь можно добраться сушей, переправа в Тарбаде безопасна?
– Тебя надо на военные советы звать, – улыбнулся Арведуи.
Фириэль не ответила.
Если даже жена высчитывает, когда здесь может быть Гондор, то любой командир считает тем более.
К зиме.
Будет ли он здесь к зиме?
Вернутся гонцы – узнаем.
А переправа в Тарбаде действительно безопасна. Пока безопасна? Тарбад – серьезный город, у Рудаура нет сил взять его. Город, стоящий на двух берегах реки, не окружить.
…Король-Чародей взял Амон-Сул. Эта башня была посерьезнее всех укреплений Тарбада, но лежит в руинах.
Что ж, там есть разведчики, и если на город пойдет враг – они сообщат.
Через несколько дней наследнику исполнялось тридцать пять, но не было и мысли, чтобы он приехал домой хоть на день. Арведуи и Фириэль уже не раз отмечали этот праздник без него – только раньше это делалось нарочно: он с отрядом, он в дозоре, он должен привыкать к суровым будням. Те будни отнюдь не были суровыми, но князь готовил первенца… да, вот к тому, что пришло сейчас.
Он сел писать Аранарту письмо: война войной, но надо же поздравить. Не задумываясь, вывел первую строку:
«Удачи, сын мой».
И что писать дальше? Желать мужества, силы, доблести? С этим у наследника всё в порядке. Тогда чего? Чего желать в это время, когда чувствуешь, что неотвратимо накатывает нечто неслыханное, и не знаешь, чего ты боишься: подлинной угрозы или своих же страхов?
Писать «будь осторожен, береги себя»? Нелепо. Осторожности учат на деле, а беречь себя наследник не должен. Да и не будет Аранарт этого делать. Удача благоволит храбрым.
… а про удачу он уже написал.
Фириэль, взглянув через плечо, попросила дать ей дописать. Строчкой ниже легло:
«Удачи, мой хороший».
По почерку понятно, от кого какое пожелание.
В подарок отправили теплый плащ и вино. Плащ зимой будет нелишним – а лишним, так найдет, кому отдать. А вино… это еда у них наперечет, а вино не солонина, его беречь незачем. Пусть празднуют.
…они крались по Форносту, словно он был вражеским городом. Ночью, тайком.
Нельзя сказать, что их совсем никто не видел, – за потайными ходами тоже следят, но там не спросят об имени и не потребуют поднять капюшон, если не сделал этого сам. Хватит и звезды следопыта. Если свой является в город тайно – значит, его весть предназначена только князю.
А чужие об этих ходах не знают.
В покои Арведуи они вошли, не спрашивая позволения. Есть двери, в которые входят без стука.
Пятеро, кого он отправлял к Эарнилу.
Все живы. Похоже, все целы. Будем думать о хорошем.
Если гонцы приходят с такой скрытностью, то других хороших новостей нет.
Князь смотрел на них спокойно: я сожалею, что послал вас с невыполнимой задачей. Никто не обвинит вас.
Белгам решительно ответил на невысказанное:
– Гондор не отказал. Эарнил подтвердил, что придет. Но королевский совет… – разведчик запнулся.
Арведуи ободрительно кивнул ему, взглядом высказывая больше, чем словами. Я готов к твоим вестям. Ты следопыт, а не оратор, ты не мог их убеждать.
–…совет, – продолжил Белгам – настаивает, что нельзя отправлять войско на север, не проверив сперва Мордор и другие восточные земли.
– Хорошо, – сказал Арведуи.
Серевег решительно добавил:
– Эарнил не сомневается в нашей доблести. Он уверен, мы отобьемся зимой, а весной он приведет войско морем…
Князь кивнул. Разумеется, продержимся. Разумеется, весной вместе с Гондором всех разгромим.
Он бы и сам верил в это, если бы рудаурцы не жгли их поля.
Если бы не лежала в руинах Амон-Сул, хотя стенобитных орудий у Ангмара не было.
Когда был мальчишкой и играли в «Лэйтиан», ему всегда доставалась роль Финрода, хотя петь он не умел. Ну и что, – говорили товарищи, – у тебя всё равно здорово получается. А он, в очередной раз выходя на поединок с «Сауроном», пытался понять, каково это – взглянуть в лицо своей гибели. И сможет ли он взаправду, если понадобится, взглянуть – и не испугаться?
Пока – да.
Дальше посмотрим.
– Фириэль.
Разговор ждал тяжелый. И неизбежный.
– Нет, – ответила жена.
– Что «нет»?
Ее голос был тверд:
– То, что ты хочешь сказать. Наверное, ты и сравнение с Эмельдир держишь в запасе. Как она уводила народ от врага, как труден был их путь, как славили ее мужество, и, кроме прочего, оказаться на месте матери Берена – такая высокая честь.
Как ни мрачно было на душе, но Арведуи улыбнулся:
– С тобой трудно спорить. Ты читаешь мысли.
– Ты думаешь об этом не первый день. И слишком громко.
– Фириэль, послушай меня…
Против ее непреклонности у него все эти годы есть оружие: его мягкость. Хотя давно уже он не думал о ней словом «против».
Она перебивает:
– Дай я скажу. Это будет быстрее.
И она говорит. Отчетливо и ясно. Она давно это продумала. Так же давно, как и он.
– Речь, разумеется, идет больше чем о моей безопасности. Речь больше чем о том, что беженцам в горных укрытиях нужен человек, кто будет принимать решения. Но ты ждешь от меня большего: быть тем, кто и в самый черный час ободрит и словом, и примером. Это действительно достойно сравнения с Эмельдир.
– Не только, – тихо сказал он.
– Да, – кивнула дочь Ондогера, – я знаю. Мы говорим начистоту, и ты просишь меня о… о жалости. Моя безопасность нужнее тебе, чем мне. Да, я это знаю.
– И всё же: нет? – он пристально посмотрел на нее.
Она зажмурилась и покачала головой.
– Но почему?
– Потому что… – она закусила губу, – потому что…
Она была бледна, как в тот день в Гондоре. В тот день, который они не забудут никогда.
И не ему просить ее о жалости. Как он мог, в самом деле, думать только о себе.
– Хорошо, – сказал Арведуи. – Раз ты настаиваешь.
Мерзлые травы
Рудаурцы бежали.
Его это должно было бы радовать, но он лишь со злым упорством гнал коня вперед, надеясь, что они сумеют наверстать расстояние, упущенное за то время, что спускались с холмов.
На душе было мерзко, как в разоренном курятнике после дождя: кислая вонь и никуда не деться от нее. Если бы у него было больше людей! Если бы, когда враги поняли, что в холмах засада, и уцелевшие повернули назад, если бы сразу, да нет, не сразу, а заранее им наперерез поскакали бы арнорцы, то не было бы сейчас этой погони. Но не может один человек и стрелять с холма, и скакать по долине… а пока они спустились к коням, недострелянные не тратили времени.