Горное эхо подхватило бешеные крики рудаурцев.
Будешь тут орать, когда вечером Он объехал ваши отряды сам и словно каждому в душу глянул… да что глянул – ледяной клинок вонзил, и лучше уж под стрелы этого западного западла, чем ему под взгляд…
Вот и орешь – для храбрости.
А хорошие были слова… «весь Север – ваш!», «перебить этих жалких эльфийских прихвостней», «стать истинно свободными»…
Вот и орешь напоследок:
– Север наш! Наш! На-а-аШ!
…словно мятущаяся в небе исполинской тенью стая скворцов, взмыли стрелы с Дол Саэв.
– И много у него в войске рудаурцев?
– Полагаю, больше, чем у нас стрел.
А днем подойдут ангмарцы. Что ж, они хотя бы с перехода и им еще лезть на Отравный.
– Вы недооцениваете Моргула. Он предусмотрит это.
– И что ж он сделает?!
– Он делает. Смотрите.
На северных холмах ангмарцы (отсюда не разглядеть внешность, разве только Кирдану, но понятно же, что не рудаурцы) разворачивались небольшими отрядами. На склоне, самом близком к Отравному, спешно рубили деревья, что-то делали. Но что и зачем? Через всю долину? Далеко же. И зачем стоит их отряд на северо-восточном холме?
Рудаур уже не бежит так яростно, как в начале. Огибают трупы своих. Ненависть к Артедайну велика, но первый порыв иссяк, и страх смерти сильнее ненависти. А стрелы на Дол Саэв пока не кончились, хоть прежней тучи и нет.
Кто был тот первый, что повернул назад? Со скальника видно хорошо, но – не разглядели. Один, несколько – и сшибая с ног своих, рудаурцы бегут назад, пока еще (уже!) их не достали стрелы с этого проклятого Отравного.
Стрелы.
Не с Дол Саэв.
С северного холма.
Ангмарские.
Вот зачем там этот отряд.
– По своим?! – шепчет потрясенный Талион.
– Предатели никому не свои, – раздается стальной голос Аранарта. – Даже Моргулу.
И Рудаур выбирает смерть под стрелами дунаданов и эльфов.
А на северо-западном холме продолжают делать… что-то.
– Баллисты? – хмурится Ненар. – Ангмарец считает нашу позицию слишком удачной и собирается брать холм как крепость?
– Похоже, – мрачно кивает Рилтин.
– Сами набрать воды сообразят? – оборачивается Аранарт к Талиону. – Пока с холма не согнали?
– Там Валмах, – вместо Талиона отвечает Рилтин. – Он прикажет. Или уже приказал.
– Хорошо, – кивает Аранарт.
Тысячник Эарнила смотрит в напряженное лицо арнорца, возрастом годящегося ему в сыновья, переводит взгляд на Кирдана, который словно безучастен, снова на Аранарта. Что происходит? Не на северных холмах, а здесь?!
Что-то везут к баллистам. Лошади навьючены. Что там?
Жуткое чувство. Видишь, как против тебя готовят хитрость, и не можешь ничего сделать.
И тем, кто на Отравном, чем выше стоят, тем лучше видно.
И так же непонятно.
Чем выше стоят – тем сильнее это по ним ударит.
Надо уходить с холма.
Валмах умница, сообразил это. Войско медленно движется вниз. Совсем идти в долину пока рано, но когда – будет проще спуститься.
Хорошее было укрытие для хоббитов, но слишком высоко.
Рва не хватило до полудня – завален трупами рудаурцев. У первого ряда валунов идет бой, но понятно, что это так, разминка. Скоро подойдет Ангмар, тогда и начнется всерьез.
Что они привезли к тем баллистам?
Что?
Моргул умеет пугать. Даже назгульских чар не надо.
А вот и Ангмар.
Их лучники уходят с дальнего холма: больше бить по своим не понадобится. Колчаны еще не пусты, всё нам достанется. Тем, кто пока стоит над боем.
Закончили первую баллисту, начали пристреливаться. Пока камнями. Ну, это еще не опасно. Там гондорские щиты.
Бой у подножия Дол Саэв кипит, но ты понимаешь: еще – ничего – не – началось.
И где – сам?
Кирдан то ли слышит мысли, то ли понимает безо всякого осанвэ:
– Ему незачем показываться. Пока всё идет по его плану.
Стали пристреливать вторую баллисту.
Так и хочется уже сказать: давайте быстрее! Опасность лучше неизвестности.
Лучше.
Разумеется.
Он отлично знает это.
Страх – его оружие.
Следующие баллисты пристреливают ниже. Открыто, спокойно. Почувствуй себя мишенью.
Или выпусти резерв.
Два долгих сигнала – и Голвег ничего не оставит ни от баллист, ни от того, что привезли к ним.
Ангмарец этого и добивается?
Что хуже? – позволить Моргулу осуществить его план или нарушить свой?
Мыслью вслух:
– Что хуже?..
– Ну вряд ли он способен разнести Отравный, – бодрится Талион. – Я про сам холм.
– А если способен? – спрашивает Ненар. – За что его зовут Чародеем?
– Чародей, – медленно отвечает Кирдан, – не стал бы строить баллисты. Каков бы ни был его план, это план короля Ангмара. Не назгула.
– Добрая весть, – мрачно усмехается Рилтин.
Кирдан серьезно кивает.
Значит, ждем.
Боя внизу Отравного просто не замечаешь. Не слышишь его, словно нет звона оружия, лязга лат, криков и проклятий. Тишина. В этой тишине новые отряды ангмарцев входят в долину. Становятся по склонам северных холмов.
Будто готовы пропустить и своих, и наших, когда…
…когда их баллисты сгонят нас с Дол Саэв.
Или отправить резерв сейчас? Иначе сам подставишь левое крыло своей армии под удар.
Кирдан безмолвно отвечает: нет. Даже не головой качает. Только движение глаз. Этого достаточно.
У Ангмарца может быть план в запасе – на твое нетерпение.
У Ангмарца наверняка есть план в запасе.
Скорей бы.
Всё, что угодно бы отдал, чтобы быть в гуще схватки. Чтобы самому рубить врагов. Чтобы рисковать своей жизнью, а не взвешивать, чьими жизнями пожертвовать сейчас, а чьими ночью, когда подойдут орки.
Солнце движется к западу. Оно било бы ангмарцам в глаза, но нет – тень от Дол Саэв ложится на них.
Сверху видно, как сменяются отряды, бьющиеся с врагом. Отдохнуть перед настоящей схваткой. Раненых относят на южный склон, туда камни не долетят. Хоббиты перевязывают. Вот это правильно. Стрелы у них всё равно кончились. А так при деле – при важном деле! – и в бой их не пускать. Завтра узнать, кто это придумал.
Если у нас будет завтра.
– Когда подойдут орки? – спрашивает Рилтин.
Пожимаешь плечами. Что «к ночи» – и так все знают. Знаешь, что гондорец говорит от нетерпения.
Можно рассуждать вслух. Всё занятие. Всё лучше, чем смотреть на сражение внизу – более яростное и кровопролитное, чем любая из битв Артедайна, и всё же еще не настоящее.
– Оркам дневной свет враг, но когда назгул гонит…
– Первые будут на варгах, – замечает Кирдан. – И это хорошо. Время варгов ночь, переход по солнцу лишит их сил.
– И сохранит силы оркам, – хмурится Талион. – Наверняка лучшим из.
– Да, – бесстрастно кивает эльф. – Но это меньше, чем орки и могучие варги.
– День был солнечным… – задумчиво произносит Аранарт.
– Ты хочешь сказать, – Ненар, – что свет измучает всех орков, даже всадников?
Кирдан кивает, кивает медленно, глубоким продуманным согласием, и не со словами Ненара, а с мыслями того, кто знает, сколько велико бывает колдовство Моргула.
Сколь велико оно было этой зимой.
Было.
– Я хочу сказать, – твердо и уверенно, – что против нас только король Ангмара. Смерть моего отца дорого обошлась ему. Он морозил нас две зимы, а сейчас не может даже нагнать тучи над собственным войском.
– Он это знает лучше нас, – молвил Кирдан, взглядом указав на баллисты.
Пурпурный закат. Завтрашний день будет ветреным.
Орков пока нет.
Еще можно отдать приказ.
Еще можно разрушить план Моргула. В последние мгновения.
У. Него. Наверняка. Есть. План. В. Запасе.
И не уничтожит же он скалу этими баллистами. Они только для мелких камней и годятся.
– Всё правильно, мой мальчик, – шепчет Талион. – Пусть считает, что у нас нет резерва, кроме конницы, которая то ли успеет, то ли нет. Пусть бросит против нас всё. Насколько больше у него сил? Вдвое? Втрое с повядшими на солнышке орками?
– У него конница. Он оставит ее на утро, как и мы.
– Сотня? Две? Три? – хмыкает тысячник.
– Эльфов тоже несколько сотен.
И этот разговор сейчас несвоевремен.
Орки, наконец.
Вот просто вздохнуть с облегчением. Почти с радостью.
Темнеет, но пока видишь, как волчьи всадники становятся по северным холмам. Моргул твердо уверен, что дунаданы сойдут с Дол Саэв.
– Ну и что же он напридумывал? – холодно спрашивает Рилтин.
Молчание. Только грохот своего сердца слышишь.
Ночь.
Началось.
И крики на Отравном – ожидаемые, почти долгожданные! – вызывают лишь вопрос «что именно?»
Ответ приносит легкий ночной ветер.
Мерзкий, отвратительный, душащий запах.
Сера.
Вот что привезли к тем баллистам.
Перри Мышекорь никогда не умел ничего, что, по его понятиям, должен лекарь. Он не разбирался в травах – какая от чего, когда собирать, как сушить, как составлять отвары и какой снаружи, какой внутрь. Он не умел перевязывать раны – да и откуда взяться умению, если он и ран не видел раньше? Он будущий табачник… это если не убьют… и холодеет внутри, и живот сводит… но ведь не меня же, правда? ведь я же хороший, за что же меня убивать? Он лучник, да. Он даже готов встретить врага с мечом – правда, это скорее кинжал по меркам Верзил, но зато у мелкого хоббита в бою преимущество… и наплевать, что страшно, он, если придется, пойдет в рукопашную. И даже если убьют… это же быстро… наверное?
Но надо было не биться и не умирать.
Берион велел отправиться на южный склон и помочь лекарям.
Перри даже не успел ему в спину сказать «Я не умею».
Хоббитов не спрашивали.
И до ночи Перри увидел столько крови, что сперва едва не рухнул от ужаса, но рухнуть не успел: лекари кричали ему «воду!», «бинт!», «держи!», потом еще более понятное «давай!», «ну!» – и он почему-то понимал эти выкрики лучше любых слов, а еще быстрее понимали его руки, и он перестал думать, что он делает и почему, от него остались уши, в которые били окрики лекарей, руки, которые делали что-то только им понятное, и ноги, которые бежали к роднику и обратно, если надо было бежать.