Он уже не видел бойцов, ран, разрубленных кольчуг, раздробленных костей, крови… он уже не боялся, он забыл, как это – бояться, потому что надо было перевязать, держать, промыть, тут! давай! ну же!
А потом он закашлялся.
Оказалось – темно. Ночь.
Он попытался вдохнуть… кашлем его чуть не вывернуло наизнанку. Чья-то рука сунула ему в лицо мокрую тряпку. Другая рука схватила его за шиворот и потащила вниз, словно щенка.
Перри еще успел подумать: а как же они? кто унесет их? ведь их же кто-то унесет, правда?
О том, что же произошло и почему воздух стал жечь горло ядовитым огнем, он подумать не успел.
Все укрепления на холме становятся союзниками Ангмара.
Сквозь ночной мрак ты ярче, чем при свете дня видишь то, что творится внизу. Бешеный натиск гондорцев, расчищающих путь вниз. Ярость ангмарцев, которые скорее погибнут, чем дадут врагам выбраться из темницы удушья. Бой, где оступиться означает пасть – свой ли, враг ли, ранен ли, цел ли… всё едино: затопчут.
Моргул уравнял силы.
Как ни измучены орки переходом под летним солнцем, дунаданам – тем, кому удастся сойти с Дол Саэв, – будет не лучше.
Долгий голос рога над долиной. Из долины. Шагах в двухстах от холма, не меньше. Кто храбрится? У кого всё в порядке?
Неважно.
Пробились вниз, готовы встретить орков.
Еще несколько рогов откликаются гордой перекличкой. С Отравного.
Долгого сигнала не выходит ни у кого. Дым. Не вдохнуть.
Не сам ли подсказал Королю-Чародею эту хитрость? Рудаурцам не хуже вашего известно имя холма…
Поздно думать об этом.
Спустятся, смогут вздохнуть – затрубят.
И Голвег будет знать: ему еще стоять и стоять. Ветра почти нет, так что отголоски того смрада засадный полк почувствует. В чем дело – поймут. И будут смирно стоять.
С полным пониманием.
– Они сейчас становятся двойной стеной щитов, – Талион рассказывал так, будто светило солнце, – копий им, верно, не хватает, но ничего, продержатся.
Вторя его словам, восточнее раздался долгий звук рога.
– Это Валмах, или я его не знаю, – чуть усмехнулся Рилтин. – Живуч, мерзавец.
– Он, – кивнул Ненар, но отнюдь не разделяя восторга товарища. – Продвинулся на восток, оторвался от остальных, хочет принять на себя главный удар. Надеюсь, с ним хотя бы половина войска.
Раздалось еще несколько долгих рогов.
– Меньше, – покачал головой Аранарт. – Хорошо, если четверть.
– А орки всё еще отдыхают, – мрачно проговорил Кирдан.
– Ты видишь? – изумился Ненар.
Эльф покачал головой:
– Слышу.
– Да, они нападают ближе к полуночи, – кивнул арнорец. Спросил: – Валмах поймет, что ему надо отступить?
– Он отважен, но отнюдь не глуп.
– Хорошо.
Орочью атаку они услышали все. Рев битвы изменился. Уцелевшие ангмарцы отошли, их сменили ночные бойцы. И их зубастые скакуны.
Валмах снова трубил «всё в порядке», но отходил западнее. Правильно.
Их задача – не победить. Их задача – продержаться до рассвета. С восходом ударят эльфы и Эарнур.
Но и Моргул понимает это. И готов встретить конницу эльфов.
Изредка долгие рога, больше себя ободрить. Орки этой безлунной ночью сильны, сильны…
В ночном мраке ничего не видно. Но и не нужно.
– Он попытается обойти наше левое крыло. По склонам это трудно, но возможно. Особенно для орков.
– Валмах это поймет.
– А если нет – ему объяснят.
Долгий сигнал. Правильно, хорошо затеяли перекликаться. Долгий. Долгий.
И два коротких.
Левое крыло.
– Пошлешь подмогу? – Талион.
– Рано.
Ну же, Валмах, давай. Ты же слышишь: тишина. То есть лязг, звон, крики, рев… но молчат южные скалы.
Найди, кого отправить на левый край.
Вражеское войско велико… оно всё еще слишком велико для Отравной, и пусть у Моргула есть хоть как-то отдохнувшие, но ведь и нам надо только продержаться.
Только продержаться до утра.
Долгий рог.
– Моргул понимает эти сигналы не хуже нас, – произносит Кирдан.
– Посылай подкрепление, – качает головой Талион.
– Рано.
Значит, ангмарцы не отдохнут до утра. Им в темноте лезть на склоны и биться с левым крылом.
Отлично, чем меньше свежих войск останется у Моргула к утру – тем лучше.
Держитесь. Летние ночи коротки.
Держитесь.
Только вот еще и полуночи нет. Ангмарец торопится.
– Аранарт, – заговорил Рилтин, – надо слать подкрепление.
– Рано.
– Чего ты добиваешься? – рычит Талион.
– Он должен бросить в бой все силы.
– Валмаха сомнут!
Два коротких.
– Пока не смяли.
– Аранарт!
Стальным голосом:
– Рано.
Рев боя волнами бьет о скалы, заставляя горы содрогаться.
Заставляя содрогаться сердца. Даже самые отважные.
Два коротких.
– Сколько ты будешь ждать? Пока их уничтожат?
– Аранарт, послушай. Мы все здесь опытнее тебя…
– Рано.
Кирдан неподвижен. Согласен с этим? То-то они на советах – одно мнение на двоих.
Два коротких. Отчаянно. Пронзительно. Умоляюще.
– Аранарт!!
Два беззвучных движения губ:
– Ра.Но.
Два коротких. Не левое крыло – осталось ли там кому трубить? Осталось ли кому звать на помощь?
Помощи просит середина.
– Ты нас погубишь!
Кирдан оборачивается к нему. Молча, но и взгляда хватит.
Два коротких. Левое.
Еще держится. Пока еще держатся.
– Ну?!
Уже нет слов. Разъяренные взгляды и стиснутые зубы.
И в ответ – кивок.
Кирдан оборачивается куда-то в темноту – и над долиной, словно парящий альбатрос над морем, плывет долгий звук рога. А потом еще один.
– Убить тебя мало… – выдыхает Талион.
Ближайший рог откликается долгим. От радости, похоже.
Арнорцы Голвега мчатся на орков – как ни сильны ночью вражьи твари, но перед этими разъяренными воинами им не устоять. А следом, с медленным лязгом лат, идет Гондор – живые крепости черных щитов с Белым Древом, ощетинившиеся копьями.
Силам, что Моргул бросил на левое крыло, не отступить – сзади напирают свои же.
Долгий рог едва слышен сквозь битву.
Еще долгий. Еще один. Еще.
Рилтин ругается сквозь зубы, не очень-то стесняясь в выражениях. Что в переводе на синдарин означает «обошлось».
Аранарт окаменевшим взглядом всматривается в темноту.
– Чего ты теперь боишься? – спрашивает Ненар.
– Я жду.
Тем же тоном, каким твердил «Рано».
– Его конницы? – Талион.
– Другого способа ударить по гондорцам засадного полка у него просто нет.
– Есть, – тихо говорит Кирдан.
Все оборачиваются к эльфу. И он отвечает:
– Его последний резерв – он сам.
Молчание.
И даже долгая перекличка рогов не радует.
Не стоит забывать, что они имеют дело с назгулом.
И остается только ждать. До рассвета уже ничего не изменить. Только упираться взглядом во мрак, слушать рога – правое крыло и центр стоят, а на левом даже продвинулись на восток, страшны дунаданы в гневе – и мечтать, чтобы время, неподвижное как скалы, наконец побежало вперед.
– Он не пошлет конницу, – говорит Талион. – Он умен. Он знает, что наши всадники на юге.
– Он не нашел их, – возражает Аранарт. – Он уверен, что напал внезапно, и может решить, что они не успеют к битве.
– Опять будешь тянуть, мерзавец?
– Буду.
– Но Аранарт прав, – замечает Рилтин. – Пусть лучше их хваленая конница ударит по нашим щитоносцам, чем встретит эльфов.
– Осталось уговорить Моргула, – мрачно кривится Ненар.
Сын Арведуи совершенно серьезно кивает.
Сейчас июнь или декабрь?! Когда уже кончится эта ночь? Дева Ариэн уснула – или не хочет выводить ладью, боясь увидеть войско дунаданов разгромленным?
Давайте, ребятки, трубите погромче и подольше. Разбудите пресветлую майэ, расскажите ей, что бояться нечего, а скоро и радоваться будет пора. Выстояли же.
Пора, пора уже ей помочь нам, обрушить тысячи золотых копий на орков… заслужили мы это, ужасом ночной битвы заслужили… ишь, стоит, и лицом не дрогнет, да Моргул человечнее тебя, Моргул своих бережет, он только по рудаурцам бьет, когда те бегут, а ты же своих – в кровавую кашу…
Жаль, твой дед не дожил. Ох, и ругал бы он тебя… в Мордоре бы слышно было. Или в этом вашем Ангмаре.
А ты молчишь. Внятно, четко молчишь, хоть на каком языке: «Рано!»
Правильно, мой мальчик. Рано радоваться. Ночь мы продержались, но битва еще не выиграна.
И война – тем более.
Светает.
– Ну и сколько ты намерен ждать? – Рилтин.
– Пока он не пустит в бой конницу.
– А если он не пустит?
– Посмотрим.
Да, теперь уже и посмотреть, и увидеть. Стоят. Черно-белой стеной щитов перегородив западное горло долины. Правое крыло обойти нельзя – скалы, по центру бить глупо – поднимутся снова на Дол Саэв, там уже можно дышать. Надо бить конницей в левое. Слать последний резерв.
Хотя нет, прав эльф: последний резерв – он сам.
Рога трубят. Долго, яростно. Зовут сокрушить слабеющих орков.
Наш непоследний резерв – дева Ариэн. Давай, красавица.
Давай, Валмах.
И хочется кричать, как тот, чье имя носишь, кричать навстречу солнцу, только не станешь, и не потому, что стар, не потому, что в бою кричать бы, а не здесь на скальнике, не потому, нет. А потому что у того Талиона день был мрачнее ночи, только на будущие рассветы и надеяться, а тут, уж если и кричать, так «Аута и ломэ!»
Восход.
Уже не нужно сигналом рога сообщать, где ты, – но рога трубят, громче чем ночью, и у бойцов, по многу часов не выпускавших оружия, берутся новые силы, а орки всё медлительнее, всё тяжелее их движения…
Всё проще убить их.
Этак мы без конницы справимся.
…вот Эарнур не простит!
И Моргул не выдерживает.
Как подает сигналы назгул – неведомо, но в долину, сверкая шлемами и искусной работы кольчугами, врывается ангмарская конница. По склонам холмов скакуны мчат словно по ровному полю, чтобы обойти многострадальное левое крыло дунаданов и горной грозой обрушиться на них.