Некоронованный — страница 48 из 133

– Пора!

– Не жди!

– Пора, Аранарт!

Но он, ненавидящим взором глядя на север, выдыхает:

– Р.А.Н.О.

– Чего ты ждешь?!

Сын Арведуи стоит, сжав губы так, словно он пленный под пытками, но никакие муки, ни чужие, ни свои, не заставят его произнести заветное слово.

Произнести раньше времени.

– Он ждет, – Рилтин слышит свой голос как чужой, – чтобы конница горцев завязла в наших щитоносцах. Чтобы они не смогли развернуться навстречу эльфам.

– А Моргул, – обычно-спокойным тоном добавляет Кирдан, – прекрасно поймет смысл тройного сигнала. И ангмарцы тоже.

Может ли человек превратиться в камень? только ветер треплет его волосы. Больше жизни в нем не осталось.

Первые кони корчатся в агонии со вспоротым брюхом, но хотя солнце теперь бьет врагам в глаза, Ангмар прорубается вглубь шеренг… глубже… еще глубже…

– Да, – выдыхает князь Артедайна.

И вновь поет скальник. Трижды долго поет, зовя заждавшихся эльдар и людей разгромить врага.

Завершить войну, длившуюся семь столетий.

И видишь, как Король-Чародей отвечает новым приказом. Назгул незрим и его приказа ты не слышишь, но разве это помеха? как не был помехой ночной мрак. К восточному входу спешат те немногие ангмарские отряды, что не в схватке. И орки… орки, которых он рассчитывал вывести из боя под солнцем. Но теперь им встречать конницу этих проклятых эльфийских подлиз… которые поспешили возомнить, что перехитрили его! но до их предводителя он еще доберется! – где бы в скалах он ни прятался…

Сердце колотится в горле.

Сколько времени нужно эльфам, чтобы доскакать?

Горло ущелья ощетинилось копьями, но орки слабеют, и свет бьет врагам в глаза.

А умница-Валмах, про которого Моргул забыл, тем временем отступает. Отводит войска на Дол Саэв, левое крыло медленно пятится на северные склоны. Скоро, скоро линия дунаданов будет разорвана… скоро во всю ширину Отравной долины будут вражьи войска.

Усталые от битвы ангмарцы и орки, которых днем и за врагов-то не считаешь.

Моргул не Моргот, хоть и зовется похоже. Ему своей силой орков не поддержать.

И – зажмуриваешься от счастья, когда с юго-востока слышишь голос эльфийских рогов.

Отравная взрёвывает ответной песнью.

Солнце блестит на остриях копий, солнце сверкает на древних доспехах, солнце слепит врагов – и золотой лавиной врываются в долину эльфы. Линдон. Ривенделл.

Вновь омоются во вражьей крови копейные флажки со многозвездным гербом Гил-Галада и с древними гербами Гондолина.

А ангмарская конница, достойный их соперник и по быстроте коней и по искусству воинов, застряла в гондорских щитоносцах, как медведь в расколотом дереве. Не вырваться.

Войско Короля-Чародея всё еще многочисленно – всё же он привел сюда весь Ангмар. Но всё слабее орки, а люди бьются с людьми.

Выход один.

Западный выход из этой долины.

Тем более, что усталые за ночь дунаданы поднялись по склонам (глупцы!), вместо того, чтобы перекрыть проход.

Он выведет войско из этой долины-ловушки. Скольких-то порубят эльфы, что ж, потери неизбежны. Но уцелевших хватит, чтобы, укрывшись в горах, уничтожить всякого, кто осмелится сунуться в Ангмар, а спустя несколько веков снова…

…это было похоже на грохот обвала.

Но грохотали не камни по склонам. Грохот шел с запада, оттуда, где дорога, говорят, была ровной.

Грохот сотен и сотен копыт.

Это грохотала гибель Ангмара.

И первым мчался Эарнур.

Переживший самую страшную ночь в своей жизни, когда сердце разрывалось от призывов гондорцев, молящих о помощи, а эти два ледяных эльфа… один здесь, в Отравной, не желал подумать о том, что люди гибнут… что ему люди, однодневки, ему – вечному, ему всё равно, когда им умирать ­– сейчас или через полвека, ему люди – листья под ветром, кто же жалеет листья! А другой… другой был с ним рядом. И если можно душить взглядом, он это делал. Он глядел сквозь тебя, не снисходя ни до гнева, ни до возражений, и от его ледяного молчания – тишина, от которой глаза, кажется, вылезут из орбит! – цепенело тело. Невозможно было не то что возразить – не было сил пошевелиться. Сквозь толщу тишины прорывался очередной молящий рог, и тогда этот эльф просто смотрел на тебя. Сквозь тебя.

Сбросить! сбросить эту стылую неподъемную неподвижность! Согреться в пламени честного боя, где побеждать означает рубить врага, а не ждать неизвестно чего, пока гибнут твои люди по холодному расчету нелюдя. Рисковать своей жизнью наравне со всеми воинами, а не прятаться за чужими спинами!

Действовать, наконец!

Убивать врагов!

…орки пытались бежать, только бежать было некуда: слишком большие силы привел Моргул в эту долину, и их многочисленность из преимущества сейчас стала смертельной ошибкой. Зажатые между эльфами и дунаданами, между конницей и конницей, под безжалостными лучами солнца, они были обречены. Ужас собственной смерти сводил их с ума, они метались, затаптывая друг друга, – те, кто еще мог бы уцелеть хотя бы ради схватки со всадниками.

Людям Ангмара, напротив, неизбежность собственной гибели придавала сил – и дунаданам приходилось отступать выше по склонам, отступать уже не чтобы открыть дорогу коннице, а пятясь перед врагом, превосходящим их в ненависти.

Но и исход битвы был ясен и близок.

Аранарт смотрел на поле боя, полуприкрыв глаза. Талион сиял торжеством. Рилтин и Ненар глядели с холодной улыбкой.

– Рано! – раздался бесстрастный голос Кирдана.

Рано.

Это еще не победа.

Его последний резерв – он сам.

Они увидели его у баллист. У брошенных ночью баллист, куда сейчас отступали бойцы левого крыла.

Он был там всё время? Почему они не замечали его? Но если он был там вчера, если он сам был охраной этих орудий, то послать Голвега уничтожить баллисты при свете дня оказалось бы…

…уже неважно. Неважны никакие «бы».

Он обнажил меч – темный даже под лучами солнца – но разить им ему не было нужды. Дунаданы роняли оружие, иные падали на землю, словно были ранены, у самых стойких движения становились медленными, как у орков под солнцем.

Ангмар взревел.

Сын Арведуи обезумевшим взглядом смотрел на убийцу его семьи. На убийцу его страны.

Кирдан стиснул руку Аранарта, тонкие пальцы эльфа казались стальными.

– Ты – не пробьешься – к нему.

Их разделяла вся Отравная. Десятки схваток отряда с отрядом и один на один. Чтобы от южных скал добраться до Моргула, нужно не меньше полусотни бойцов.

Кирдан медленно покачал головой: даже и не думай. Пальцев он не разжал.

Король-Чародей, управляя конем только ногами, без поводьев, медленно поехал вниз. Щитоносцы Гондора и арнорцы, сквозь которых он прошел, как плуг взрезает землю, его не интересовали. Его цель была – гондорские всадники. Те, кто не дает ему вывести войско.

Его конь перешел на рысь, потом на галоп, Моргул по-прежнему не брал поводья, держась в седле неестественно прямо. Он черной молнией влетел в строй гондорцев, неся такое же смятение, какое солнечный свет и эльфийские копья вызвали у орков. И большее – лошади пугались, храпели, несли… падали, подминая под себя всадников.

Аранарт, бледный от гнева, обернулся к Кирдану, безмолвно спрашивая у него: что мы можем сделать?! Владыка Мифлонда покачал головой: ничего. Отсюда – ничего. Только ждать, что что-то сделают они сами.

…вот он – бой, настоящий бой, в котором не жаль будет и пасть, ведь что стоит жизнь по сравнению со славой, с тем, что твое имя будет жить в веках, с тем, что ты сразишь страшнейшего из прислужников Врага! Эарнур не чувствовал волн ужаса, исходивших от назгула, – им не быть страшнее того кошмара бездействия, что принцу довелось пережить этой ночью. Он был свободен от сковывавшей его чужой воли, он был собой, он решал свою судьбу сам, он спасал свое войско, своих всадников, он был полон не страхом, но счастьем… он гнал коня на Ангмарца, и заражал скакуна своей отвагой, и тот несся вперед там, где другие останавливались или опрометью мчались прочь.

Но Моргул рассмеялся ему в лицо, вдребезги разбивая его порыв. Конь Эарнура взвился на дыбы, едва не сбросив всадника… принц удержался, но совладать с конем уже не мог. Животное было перепугано, как и все прочие; усидеть на нем – и то почти чудо.

Значит, – лихорадочно соображал Аранарт, – он сейчас пробьется и выведет своих. Наше войско больше, но оно далеко. Успеем догнать до Ангмара? Надо успеть. Эльфы могут пойти на перехват…

Он вдруг почувствовал тишину. Напряженную тишину, острее той, что была ночью.

Что происходит? Ведь противостоять Моргулу некому, эльфы отделены от него орочьими отрядами, а люди бессильны, даже самые доблестные…

Белый конь скакал почти у самых скальников северных холмов. Белый конь пластался в неистовом галопе, и будь он обычным жеребцом, этот путь давно мог бы стать для него гибельным: слишком опасна дорога, слишком быстр бег. Но этот конь мчался, огибая битву, еще невидимый для Моргула, еще невидимый ни для кого, кроме отступавших на склоны орков. Орков, которых всадник не замечал. Его волосы были убраны под шлем, и издалека было не разобрать изображений на его щите, но не узнать его было невозможно.

Он мчался разменять смерть Моргула на свою.

Победить ценой своей жизни – это так просто. Это оказалось просто и в первый раз, а теперь, когда знаешь, каково это, теперь это совсем легко.

Жизнь уже в прошлом, в прошлом всё, что ты любил на Срединных Землях, в прошлом все, кто был здесь тебе дорог, прошлое отсечено, и есть только настоящее – легче ветра летящий Асфалот, солнце, сияющее с наконечника твоего копья, и Ангмарец, на которого ты нацелен как копье, нет, ты сам и есть копье, ты не эльф больше, у тебя нет памяти, друзей, врагов, ты живое оружие, посланное в цель, ты неотвратимо и смертоносно, ты – порыв, и от тебя нет спасения.

Кирдан смотрел на Глорфиндэля, и по напрягшемуся лицу того, кто казался неспособен на чувства, Аранарт понял: ваниар возьмет жизнь за жизнь.