Каждый раз как впервые.
Гондорец понемногу осваивался. Аранарт переставал замечать его, узнав очередное имя, и Суретир, как и положено командиру, извлекал из обстановки максимум преимуществ: он становился в головах раненого, чтобы видеть лицо Короля. Спокойное. Участливое. Светлое. Могущественное. А потом, когда боец уже засыпал обычным сном, то словно тучи скрывали солнце: лицо арнорца становилось прежним, хмурым, замкнутым. Словно в нем жило два разных человека.
Новое имя.
Сумерек и ночи они не заметили. Об отдыхе и тем паче сне оба и не думали. Какую-то то еду эльфы им дали еще раз и (это Суретир помнил точно) давали пить. Вот это правильно. А отдых не нужен. Зачем отдыхать от счастья?
Раненых, о которых еще позавчера думали как о почти безнадежных, было немного, чуть больше двух дюжин. Это ему где-то до завтрашнего утра… как пойдет, конечно. А потом? Всякому чуду приходит конец…
Еще одно имя. Последнее.
Его ведь не интересует ничего, кроме имен. Простой ли воин, знатный ли. Что совершил. Он не спрашивает, кто они, сейчас и вряд ли спросит потом. Спасает просто потому, что может спасти.
Мой Король.
Наш Король.
…на краю сознания мелькнула мысль: а как же быть с Эарнилом? – и исчезла. В золотых волнах счастья не думается о серых буднях.
– А сейчас спи. Набирайся сил.
Это всё?
У самого лицо посветлело. Может быть, ты и считаешь этот труд тягостным и нежеланным… считал. А сейчас тебе самому не хочется прекращать.
– Ты знаешь их? – кивок в сторону раненых, кому помогают эльфы.
– Кого-то знаю. Там мои и Валмаха.
– Хорошо. Пойдем посмотрим самых тяжелых.
И проговорил скорее самому себе:
– Мерзость их ангмарские клинки, хуже назгула…
Солнце было довольно высоко, большинство раненых не спали. Тактику пришлось сменить: Суретир говорил так, чтобы им и не услышать, и не заметить, а Аранарт ни разу не приказал волей Короля. Вместо этого он произносил другую фразу:
– Просто поверь мне.
Мрак не имеет власти над тобой. Ты выйдешь к Свету. У тебя есть силы для этого. Просто поверь мне.
Эти слова Суретир был готов слушать снова и снова. О ранах, полученных в битве, он давно забыл; от слов Короля его будто наполняло золотой силой – всего, снизу доверху, и каждый раз он чувствовал себя переполненным, и с каждым следующим «поверь мне» это повторялось.
Он видел, что Аранарт помогает не только тому раненому, к кому обращается, что его сила льется на всех, кто рядом, и это «просто поверь» – мудрее приказа, потому что приказ должен исполнить тот, чье имя названо, а поверит всякий, кто слышит.
Они ему верят, не зная, что на самом деле он их Король.
Просто верят – ему.
А потом Суретир ощутил присутствие того, кто не верит.
Все – и люди, и эльфы – были счастливы от чуда, а этот… словно тень пала посреди залитого солнцем луга.
Но лица раненых были светлы; похоже, никто другой не ощутил этого. И Аранарт тоже… хотя кто его знает. Гондорец осторожно обернулся.
Он увидел эльфа с арнорской звездой на плаще. И этот эльф смотрел на Короля так, что хотелось закрыть от такого взгляда, как заслоняют собой от кинжала или стрелы. Плотно сжатые губы и горящие гневом глаза… Суретир не знал, что и ярость бывает безмолвной.
Эльф почувствовал, что гондорец смотрит на него, и взглянул в ответ.
…иные мудрые пишут, что осанвэ между эльфом и человеком невозможно. С ними, мудрыми, спорить не стоит, а только Суретир в миг понял то, о чем оглушительно молчит этот эльф.
Почти два дня без перерыва.
Две ночи без сна.
О. Чем. Мы. Думаем?!
Гондорец не произнес ни слова (заразная северная болезнь добралась и до него, похоже), но выражение его лица было более чем красноречиво. А слова не нужны, слова помешают, слова отвлекут раненых, которые же ни в чем не виноваты.
Аранарт закончил с очередным и встал.
– Ты прав, Хэлгон, – сказал он примирительно, будто они до того долго спорили вслух. – Пойдем.
– Два дня, – проговорил сквозь зубы нолдор. – Два дня без сна и отдыха! Ты человек, а не эльдар, если ты забыл об этом…
Эльф цедил бешенство по капле, и очень хотелось встать на защиту Короля. Обнажив меч.
Суретир понимал, что эти двое ругаются по-домашнему, что вмешательство будет в лучшем случае ненужным, а в худшем – опасным для себя же, но… Но.
– Хэлгон, перестань. – Аранарт сказал тихо. – Нас слышат.
– Нас слышат! – плотину прорвало, эльф перешел на крик, и стало можно перевести дыхание. – Значит, видеть, как ты творишь безумства, им можно, а слышать..!
– Хэлгон!
Король не повысил голоса, вот только эльф захлебнулся собственной речью.
Вот именно. Не надо его защищать. Он сам прекрасно справится.
Раненые смотрела на эту пару с благоговейным ужасом.
– Я же не спорю, – сказал Аранарт спокойно. – Ты прав. Пойдем.
«Да, – думал Суретир, глядя им вслед, – ты можешь быть простым гондорским мальчишкой или Королем людей Запада, а только страшнее нянюшки дракона нет».
Тропами Арнора
Спалось не хуже чем от эльфийских трав. Собственная сила так действует? Или побеждать полезно для хорошего сна?
Палатка стояла входом на север, так что лишь рассветный лучик мог проскользнуть в нее. Забежал, разбудил Короля и отправился дальше по своим светлым делам.
Оставив его наедине с хмурым нолдором.
– Мне надо в Ангмар, – укоризненно сказал Хэлгон, протягивая ему миску вчерашней каши.
Остальное можно было не говорить, и так ясно. Дескать, как я оставлю тебя одного, если ты увлекаешься и ни о чем не думаешь.
Аранарт медленно ел. Время на обдумывание ответа. Законное перемирие, нерушимо соблюдаемое обеими сторонами.
Но когда миска опустела, нолдор оказался быстрее.
Он не негодовал и не ярился. Он говорил мрачно и устало. Говорил о наболевшем.
– Я дал слово твоему отцу. У нас, знаешь ли, умеют держать слово.
Он замолчал, и оба поняли непроизнесенное: даже если мертв тот, кому его дали. Особенно если он мертв.
– Рисковать своей жизнью в бою это одно, – продолжал нолдор. – А тут… ты понимаешь, что твое сердце может не выдержать? Хоть бы с Кирданом посоветовался, он наверняка знает, как это делал Элендил.
Аранарт молчал. Хэлгону надо выговориться, так пусть говорит.
– Выучи наконец: тебе необходим сон и отдых. А ты… играешь своей жизнью, как ребенок кинжалом! Ты не Феанор, что бы ни сочинял об этом твой замечательный дед!
– Я не Феанор, – эхом откликнулся Аранарт. – Ручаюсь, он целителем не был.
– Да уж.
– А теперь выслушай меня, – Король сцепил пальцы. – Я был неправ. Я допустил ошибку, и мне еще разбираться с ее последствиями. То, о чем ты сказал, это всё так. Но не это главное. Я действительно не должен был заниматься теми, кого могут вылечить эльфы. Смертельно раненые – другое дело, их было не довезли до Элронда. Но эти… Ты можешь отправляться в Ангмар спокойно, потому что я и близко не подойду к раненым.
Хэлгон не ответил, но его лицо разгладилось.
– …теперь уже неважно, кто чей наследник. Я есть то, что я есть, и они это увидели. Они теперь готовы идти за мной куда угодно. Они правы в этом. А что я им скажу? Плывите в свой Гондор и служите Эарнилу? Позвать за собой и бросить… это бесчестно. Я не должен был так поступать. Непростительная ошибка.
Позвать за собой и бросить.
Они снова поняли друг друга без слов.
– Ты не похож, – твердо сказал Хэлгон. – Он никогда не сожалел об оставленных.
– Давай об Ангмаре, – решительно сказал Аранарт.
Вот именно.
– Мне нужно, чтобы война была закончена до осени.
– И как ты это представляешь?! Король-Чародей выкуривал нас из наших гор семьсот лет, а ты даешь два месяца?!
– Да.
У Хэлгона не нашлось слов.
– От его армии не осталось почти ничего, и я верю в разведку эльфов. Вы должны найти всех, кто готов сопротивляться, именно: за два месяца. Мы переведем армию к горам, отряды будут под рукой, наша конница почти цела, и есть свежие сотни гондорцев, если дело затянется. Им идти небыстро, ты понимаешь.
Нолдор молча хмурился.
– Не знаю, какие в Ангмаре урожаи, но собирался же Моргул чем-то кормить своих? Я говорил Голвегу, говорю тебе.
– Это понятно.
– Мы должны всё закончить до зимы. Совсем всё. Иначе… – он вздохнул.
– У гондорцев хорошие обозы, – пожал плечами Хэлгон. – Они знали, что их здесь не ждет пир.
– Да, до зимы им хватит. Но для этого вам сейчас придется поторопиться.
– Ясно.
– И, Хэлгон. – Аранарт встал, нолдор поднялся тоже. – Прошу тебя: будь осторожен. Пожалуйста.
Разведчик усмехнулся:
– Поторопиться и при том быть осторожным! Ты не оскорбишь легкой задачей.
– Да, – кивнул Король. – А я обещаю, что буду спать каждую ночь и есть не реже раза в день. От нас обоих требуется почти невозможное. Полагаю, мы наравных.
Хорошо, когда, идя на военный совет, можно не прятаться. Поклониться Кирдану, и не хитрых игр ради, кивнуть Бронниру, а, Глорфиндэль тоже здесь? очень рад, давно не виделись.
Уже даже карты Ангмара составили. В хорошее время живем: Ангмар – и на картах.
Только карты неполные. Нет окрестностей Трехверхой (ее еще Бедой зовут).
– Разумеется, нет, – кивает Глорфиндэль. – Мы знаем, что ты был там. Ангмар большой, мы пока занялись Карн-Думом, а с югом ждали, пока ты нам поможешь…
Он чуть улыбается и договаривает:
– …карту дорисовать.
Дескать, никто не ожидал, что ты пойдешь в горы сам.
Дорисовать так дорисовать. Ущелья за эти века не изменились.
Полководцы – люди и эльфы – занялись своим делом. Донесения разведчиков, названия гор и ущелий – какие на синдарине, какие на всеобщем, какие на местных наречиях – где проверено и чисто, где могут скрываться, где непонятно…
– Держите.
– Хэлгон, пойдешь по знакомым местам, к Беде?
– Давайте ее всё-таки Трехверхой называть, – холодно заметил Аранарт.