Хватит болеть северным молчанием.
Пора говорить.
И действовать.
Заговор верных
Последние дни Талион стал много ездить в одиночестве. Парочка порученцев маячила в отдалении – мало ли что, но тишину этих лугов нарушали только жалобные клики ястребов.
Отряды возвращаются из Ангмара с одним и тем же: войск там нет, те жители, что есть, не опасны, многие жилища брошены.
Итак, война окончена.
И вскоре он навсегда расстанется с этим полуседым мальчишкой. Мальчишкой, которого он зовет про себя Королем.
И воля Ондогера, завещавшего престол ему, не значит здесь ровным счетом ничего. Парень едва достиг совершеннолетия, а держит в руке их всех, людей ли, эльфов ли… И как сумел-то. Никто и не заметил… Ондогеру такое и не снилось.
Нет, это не наследник Ондогера. Это существо иной природы.
Интересно, каким был Элендил? Понятно, что не таким, он был несравнимо старше, и даже не в годах дело. Но ведь похож… так же потерял всё, так же собрал эльфов и людей, так же разгромил Врага.
Зато этот не погиб. Судьба уберегла от поединка. Впрочем, и сыновей у него в запасе нет.
И та же судьба скоро велит им расстаться навсегда.
Разум говорит, что никакого «навсегда», что остаться в разоренном Арноре может лишь безумец, а Аранарт не… пусть говорит что угодно. Сердце знает точно.
Скоро. И навсегда.
Надо это принять и не спорить с неизбежным. Не первый год на войне, пора бы научиться терять.
Раньше терял мертвыми. Терять живыми еще не доводилось. Что ж, учиться никогда не поздно.
Кто-то скачет.
Что стряслось?
– Талион, я искал тебя.
Старый тысячник хмурится. Суретир спешивается, отдает повод подскакавшему порученцу.
– Здесь хорошее место для разговора, – говорит третий тысячник, когда они остаются вдвоем. – Нас не услышат.
– Ты мне что, заговор предлагаешь? – усмехается Талион.
Суретир совершенно серьезно отвечает:
– Да.
Травы колышутся. Пустельга режет воздух крыльями – мышку высматривает.
Два тысячника гондорской армии смотрят в глаза друг другу.
Объяснять ничего не надо. Можно сразу переходить к аргументам – или к возражениям.
– Это надо делать здесь, – твердо говорит Суретир. – Армия в его руках, она присягнет ему хоть завтра.
Ты хочешь сказать «Он не согласится». Но вместо этого произносишь:
– Это измена.
Суретир готов к такому ответу и парирует:
– Это исполнение воли Ондогера. Эарнур – законный наследник. Но Аранарт – законнейший.
– С кем ты еще говорил? – медленно спрашивает Талион.
– Пока ни с кем.
– Это хорошо… – вздыхает старый воин, – это очень хорошо.
Он молчит и наконец произносит:
– Потому что я тебя не выдам. Ты это знаешь.
– Талион, очнись! Чего ты хочешь?! Войны в Гондоре?
– Я? Или ты?
– Когда Аранарт приплывет в Гондор…
Боевой товарищ что-то говорит и говорит, но ты не слышишь его слов. Главное сказано.
«Когда». Не «если». Будь любые «если»… но ведь их нет. Есть только старик, к которому смерть не спешит, но разум его уступает неуместным чувствам. Глупеющий старик.
Как Аранарт останется здесь? Форност сожжен. Поля вытоптаны еще год назад. От народа осталось всего пара тысяч человек… ну, может, не пара, но немногим больше. Да потери Гондора в этой войне больше, чем весь уцелевший Арнор!
Остаться на севере – это верная смерть, им ближайшей зимы не пережить.
Да, он ни разу не говорил, что поплывет с ними. Разумеется. Зачем говорить об очевидном?! Ему не хочется уплывать, это понятно. Вот он и молчит.
И когда Аранарт появится в Минас-Аноре снова… не шестилетний мальчик, а блистательный полководец и законный наследник…
…но он не хочет быть королем. Если бы хотел – было бы заметно. Даже когда он молчит.
Да. Он не хочет быть королем. Он не соперник Эарнилу. Но Эарнил не вечен. И когда Гондор должен будет выбирать между Аранартом и Эарнуром…
«Талион, очнись. Чего ты хочешь? Войны в Гондоре?»
Нет.
Суретир прав – всё надо решить здесь и сейчас. Тем более, что Эарнур, кажется, всё и так уже понял.
– Если Эарнур принесет ему присягу как законному наследнику Гондора, – говорит Суретир, – то Валмах и Рилтин уже ничего не смогут поделать. Слово будет дано, путь назад отрезан. И риска… столкновения мы избежим.
Неужели это будет? И этот северянин станет королем? Потом, после смерти Эарнила… ты не доживешь, ты не увидишь его на троне, но знамя с Древом и Короной он сможет развернуть уже сейчас. Жаль, что без Семизвездья… что ж, Арнор пал и эту горькую правду придется принять.
– Суретир, послушай. Поговори… с кем сочтешь нужным. И я поговорю. А вечером приходите ко мне. Вина выпьем… обсудим.
– Ну что ж, – Талион встал с ременчатого походного стула, – все вы знаете, зачем мы собрались. Но пока слово не произнесено, еще можно уйти.
– Уйти, когда он – законный наследник?! – вскочил Аркалинт.
– Не в этом дело, – перебил Ненар. – Он был таким же законным наследником и тридцать лет назад…
– Тридцать один, – проговорил Талион.
– …но тогда он был ребенком, – подхватил Суретир.
– Дайте договорить! Тогда его отца заболтали наши умники. Они и сейчас нас заболтают, если мы станем рассуждать. Варгам в глотку их законность! Он выиграл эту войну, за ним эльфы, его любит войско. Он – наш закон. Он сам.
– И дурной конь Эарнура, – Ворондо.
– Дурной, но не конь, – хмыкнул Ненар. – Сидит у себя, свое горе нянчит. Лучше б по Ангмару побегал, проветрил бы… мысли.
– Хватит об Эарнуре! – рявкнул Талион.
Слишком громко?
Ничего, у шатра самые верные. Да и вокруг… бойцы верны своему тысячнику, а законность… да, правильно, варгам в глотку.
– У нас другие заботы. Валмах и Рилтин. Они назовут нас изменниками и будут правы… – он перевел дыхание, – по-своему. Что делают с изменниками – вам напомнить?!
Тишина.
– Вот. Так что давайте думать.
– А что думать?! – Аркалинт. – Завтра же утром к Эарнуру, пусть присягнет Аранарту! И всё.
– А ты Аранарта сначала спросить не хочешь?
– О чем?
– Согласен ли он.
– О чем его спрашивать?! Наследника не спрашивают о желании!
– Тише, тише, – пророкотал Талион. – Наследника, которого страна отвергла, придется не только спросить. Его, боюсь, и уговаривать станем.
– Ты серьезно считаешь, что он может отказаться? – медленно спросил Суретир.
– Я серьезно надеюсь, что мы его убедим, – ответил старый воин. – Ненар прав, с разговорами о законности мы опоздали на тридцать лет. Но он рожден, чтобы править. Особенно, когда рядом Эарнур… разница заметна всем, и самому Аранарту. Да и Эарнил… отгневается и поймет. Он ведь и сам не рвался в короли.
– Так что мы делаем? – проговорил Суретир.
Ненар отвечал:
– Я бы не спешил. Валмах и Рилтин – наши товарищи. Ну не повернут же они своих воинов против нас! Я бы поговорил со своими сотниками… не прямо, а так… дескать, битву выиграл Аранарт и потом он еще… никакого заговора, никакого решения потребовать от Эарнура отречься от прав наследника… нет. У нас нет никакого плана, мы просто пили вино… кстати, налейте. Но пусть войско начнет говорить. Пусть об этом говорят простые бойцы. И вот тогда – даже если случится самое страшное, даже если Валмах и Рилтин отдадут приказ – их собственные воины его не исполнят.
– Самое страшное случится, если Аранарт откажется, – заметил Ворондо.
– Ну, полагаю, тем, кто этого боится, еще не поздно уйти, – пожал плечами Суретир. – Мы не выдадим.
– Хватит, – нахмурился Талион. – Если Аранарт откажется, страшное будет не для нас, а для Гондора. И это я ему объясню. Но сначала действительно должно заговорить войско. Громко заговорить. Пусть это услышат все.
Неделя. Другая. Гонец с гор: где-то ангмарцы укрепились и сражаются. Умчавшиеся туда эльфы. Вернувшиеся эльфы. Вернувшийся еще один отряд.
Тихо, спокойно.
Войско отдыхает. Встают на ноги те, кто был не слишком серьезно ранен.
Всё как обычно.
И разговоры. Сейчас, когда война выиграна, но можно отдохнуть в ожидании отрядов с гор, чем еще и заняться, как ни разговорами.
И в шатрах по вечерам разговоры. По двое, по трое, редко больше. А зачем? Так, отдыхаем, вино пьем, ни о чем болтаем…
Аранарт ведет себя совершенно как раньше. Выслушивает гонцов, обсуждает разведку в ущельях… на совете больше следопытов, чем тысячников. Ну, это правильно, сейчас так и надо.
Но почему он молчит?
Не знает, о чем говорят уже, наверное, у каждого костра? Что творится в ангмарских ущельях – знает, а что происходит в собственном войске – нет? Не смешно.
Намерен отказаться? – дескать, тридцать лет назад Гондор сказал свое слово?
Или хочет, чтобы первый шаг сделали они? Если так, то разумно.
Еще немного подождать.
Валмах и Рилтин должны хорошо расслышать. Так хорошо, что это станет заметно.
– Талион, давай проедемся. Поговорить надо, – Валмах бледен и напряжен.
Ну давай.
Хмурится, кусает губы:
– Послушай, ты сам наверняка думал об этом. Он же так похож на Ондогера.
Погоди, ты что? Ты не негодовать приехал, ты… ты с нами хочешь? Ты?! Дай я сперва спешусь, не в мои годы с коня падать, если от удивления всадника лошадка заволнуется…
– Но даже не в этом сходстве дело. Он – старшая ветвь наследования.
Через тридцать лет ты это понял? И то хорошо.
– И потом... его руки. Ты же слышал об этом. И знаешь, что это значит.
Знаю. И не я один.
– Ты подумал о том, что будет, когда он приедет в Гондор? Ты не мог не думать!
Говори, говори. Мне интересно, как далеко ты зашел в своих мыслях.
– Рано или поздно этот вопрос встанет снова. Ребенок против Эарнила не имел ни единого шанса, но сейчас Эарнур против него… да что я говорю, ты сам всё видишь!
Вижу, что мы были правы, решив дать войску поговорить. В старости узнаёшь, что и такие вот битвы можно войском выигрывать. Бескровные.