– Это надо решить здесь.
Ты это сказал, не я.
А мы молодцы. Мы большие молодцы. Не только дикарей громить умеем.
– Иначе в Гондоре, когда придется выбирать между ними… я не знаю, что может тогда быть в Гондоре, и я не хочу это узнать!
Ну, ну, не нервничай. Что мне тебя как коня успокаивать…
Значит, вечером соберемся. Такую радостную новость надо всем и сразу. Остался Рилтин, обсудим.
И остался – он.
Мы перестали звать его по имени. Даже промеж себя.
Таимся? Или боимся?
Валмах вошел в шатер Талиона – и настала тишина. Заговорщики смотрели на хозяина, безмолвно спрашивая, что означает появление того, кого они еще утром считали одним из главных противников.
– Выпить ему налейте, – не без удовольствия произнес старый тысячник. – Ему это нужно.
Кивнул, чуть усмехнулся:
– Садись.
– Вы… постойте…
Гляди Валмах на это со стороны, он бы в миг понял, что именно собрало здесь этих полководцев. Но одно дело – со стороны, и совсем другое – понять, что ты…
– Разве ты не говорил мне днем, что я не мог не думать об этом? – улыбнулся Талион. – Как видишь, я думал.
– И… чего вы хотите?
– А того же, о чем ты и сказал. Слово в слово.
– Когда? – удивление прошло, тысячник заговорил привычным холодным тоном.
– Вот это и обсудим.
Валмах настоял, что поговорит с Рилтином. Обманывать боевого товарища, действовать в обход, ставить перед свершившимся фактом… это было мерзко. А честный разговор – это риск, да, но… мнение одного тысячника уже не изменит ничего. Да и если сказать ему прямо, насколько всё далеко зашло, этим можешь уберечь его от… ошибочного приказа. И от неповиновения его собственных воинов, что едва ли не хуже.
Он собирался ехать к другу, но не успел. Тот приехал к нему сам.
И по холодному взгляду товарища (уже уместно говорить «былого товарища»?) Валмах понял, что начать разговор будет легче, чем ожидалось.
Они отъехали в предгорья. Спешились.
– Чем ты был занят прошлой ночью.
В бесстрастном тоне Рилтина не было вопроса.
– Где ты был. Кто там собирался. Какие решения вы принимали. Неужели ты думаешь, мне это неизвестно?
– Тем проще нам будет говорить.
– Это измена.
– Да, – кивает Валмах. – Это измена. Измена Эарнилу. Но это не измена Гондору.
Рилтин молчит и щурится. Он даже не в меньшинстве. Он в одиночестве.
Он не глупец. Он примет неизбежное. Но никто, кроме Эарнила, не заставит его поклясться в верности этому северянину.
Но чтобы смутить Валмаха, нужно нечто большее, чем ледяной взгляд.
– Ты понимаешь, что даже если бы Эарнур выиграл эту войну, а под ним испугался конь, то мы бы всё равно были обречены сделать то, что намерены?
– ?
Как легко пробить брешь льда. Всего лишь одно недоумение.
– Ты думал, я начну говорить о его достоинствах? Они есть, и хорошо, что они есть. Только это неважно. Аранарт – не человек. Аранарт – это старшая ветвь наследования.
– Ну и что? Он может сам принести клятву верности Эарнуру!
– И дать обет безбрачия заодно? – щурится Валмах.
Рилтин не отвечает, сжав губы.
– А без этого, – продолжает его товарищ (так всё же не «былой»?), – мы привезем в Гондор риск новой гражданской войны. Про Кастамира-узурпатора напомнить?
– Там было по-другому.
– Какая разница, как было там! Мы должны выбирать – или пусть он остается здесь, пусть они умрут в руинах своих крепостей, подъев последние крохи припасов Арведуи, или…
Он посмотрел в глаза другу и твердо закончил:
– …или он должен явиться в Гондор как наследник. В короли он не рвется, и это хорошо.
– С ним говорили? – привычно-озабоченным тоном спросил Рилтин.
– Сколь я знаю, нет пока.
– Надо говорить.
– Надо. Пойдешь?
– Надо, – кивнул Рилтин.
– В ряды изменников? – усмехнулся Валмах.
– Я думал о нем как о человеке, – Рилтин смотрел в сторону. – Талантливом, многообещающем, что уж там… И предпочесть его Эарнуру… это всё равно что бить лежачего. Но ты прав. Он – только ветвь наследования. Он или угроза войны в Гондоре на много веков вперед, или наш следующий король. Одно из двух.
– Из трех. Мы можем не дать ему взойти на корабль.
– А Талион и его друзья позволят нам это?!
– А ты сам? Без Талиона! Ты бы оставил его здесь?
Рилтин покачал головой:
– Он выиграл войну, а нам оставить его умирать здесь?
Помолчал. Сказал со вздохом:
– Как нам потом Эарнилу смотреть в глаза…
– Просто. После того, как он узнает про, гм, сложности Эарнура с конем, после этого всё будет просто.
– Н-да. Я хотел говорить с тобой о том, что нельзя судьбы королевства решать одним испуганным животным, а сейчас думаю – быть может, то и впрямь был знак?
– Этот конь ничего не изменил, – твердо сказал Валмах.
– Да. Но упростил многое.
Вечером того же дня они вместе вошли в шатер Талиона.
– Вам придется поверить своим глазам, – невесело усмехнулся Рилтин. – Я с вами.
Талион встал ему навстречу:
– Это хорошо, что ты с нами. Мне было бы очень горько, будь ты против нас.
– Полагаю, у нас разные причины, – холодно ответил Рилтин.
– Да, – кивнул старый воин. – Но у нас общий Гондор.
Решать на этом совете стало нечего. Собирались строить планы на случай, если… вот они, сидят оба «если», Рилтин цедит вино по крошечному глотку, словно до сих пор спрашивает себя, как он тут оказался. Да считай себя десять раз чужаком здесь, если тебе легче от этого, главное – ты с нами. Главное – ты с ним.
Почему мы так упорно не называем его по имени? Что нас тревожит? Последние препятствия исчезли как туман; противники, вместо того, чтобы стать врагами, сидят с нами за одним столом… а сердце говорит, что главная преграда впереди.
Откажется? Вот пусть Валмах ему споет свою песенку «не человек, а ветвь наследования». Если уж он ею Рилтина убедил, то и Аранарт никуда не денется. Глупая это песня. Будь он другим человеком, не сидели бы вы здесь. Но вашу верность Эарнилу в лоб не взять… никому, даже вам самим. Обходным маневром надо. «Ветвь» так «ветвь». Вот этой самой ветвью и будете завтра… сражаться.
Что мы упустили? В чем наша ошибка? Или это просто старость, мнительность…
Хватит думать ни о чем. Надо перед завтрашним, как перед боем, хорошенько выспаться.
А сейчас всем налить вина.
– Что ж, – Талион встает, подавая пример.
Все поднимаются.
– За Гондор! – говорит старый тысячник, осушая кубок.
– За Гондор! – Суретир глядит в будущее и пьян без вина.
– За Гондор! – едва слышно произносит бледный Рилтин.
– За Гондор! – твердо говорит Ненар.
– За Гондор!
– За Гондор!
Пламя светильников было ярким, и силуэты военачальников были хорошо видны снаружи. Любой мог бы догадаться, что они затевают и отчего пьют стоя.
Только это было неважно. Таиться нужно, когда устраиваешь заговор против.
Когда ты за – можно не прятаться.
– Мой князь, от гондорцев к тебе.
Аранарт кивнул: давай его сюда.
Лицо вошедшего было знакомо… один из оруженосцев Талиона? Хотя вот уж оружия они за старым тысячником не носят, они сами носятся…
– Князь Аранарт, мой командир и другие военачальники Гондора хотят говорить с тобой.
Сын Арведуи сжал губы.
Т-так. Это всё-таки произошло. А надеялся, что обойдется…
– Они спрашивают, когда они могут придти.
Когда? После Дагор Дагорат, не раньше.
Бесстрастно:
– Пусть приходят.
Гондорец кланяется и исчезает. Топот копыт по склону. Помчался… скоро эти явятся. Хорошо, хоть днем, открыто. Не ночью, заговорщиками.
– Аранарт, нам уйти? – Голвег.
– Останьтесь. Если эти потребуют разговора с глазу на глаз – уйдете.
Его спокойный и, пожалуй, усталый тон сказал о его намерениях больше любых слов.
Старому воину подумалось, что там, где гондорцы хотят видеть в Аранарте возрожденного Ондогера, там он сам ищет в нем черты непогибшего Арведуи. И находит, да. Эта печаль в глазах – вместо ярости, эта укоризна – вместо гнева… мягкость Севера вместо гордости и грозы Юга.
Но он неправ так же, как неправ Талион. Аранарт – не Ондогер и не Арведуи. И не оба вместе. Хватит видеть в нем черты умерших. Пора уже видеть его самого. Он доказал это.
Но им, старикам, этого не понять. Разумом – могут. Но сердцем – нет.
Князь сидел у стола, положив на него руку. Неподвижен, голова опущена. Задремал? Сколько их ждать? Гонец примчится, этим еще собраться… они ж не передовой отряд конницы, не галопом поскачут, Талион не юнец… или галопом? Днем, на глазах у всех…
Вот не хотел бы я сейчас быть на месте Эарнура.
Когда от тебя и не таятся даже.
Хотя уж, кажется, что может быть хуже тайных ночных визитов.
А вот может.
…нет, не дремлет. Глаза открыты, ясные. Просто не шевелится. Как перед схваткой – силы бережет.
Топот копыт. Звон сбруи. Всё-таки они не галопом. Рысью.
Как будто важны эти мелочи.
Полог шатра колышется, и раньше чем воин успевает задать вопрос, Аранарт говорит:
– Впустить.
Он встает навстречу вошедшим. Не предлагает им сесть. Не тот будет разговор, что ведут сидя.
Смотрит.
Молча смотрит.
Знает, о чем они хотят говорить. От первого до последнего слова – знает.
И не возразит. Даже не разгневается. Просто смотрит. Грустно так.
Так, что язык во рту не повернется.
И эти, тени его, здесь. Арнорец и эльф. Ручной монстр Древних дней. Говорят, аж из псов Келегорма… врут? или правда? из какого кургана он его выкопал?..
Ну не молчи уже!
Спорь, называй нас изменниками, тем паче, что это и впрямь измена.
Скажи хоть слово – у нас есть, что возразить тебе!
Только не молчи – вот так. Так, что все наши доводы вот-вот рассыплются, как пепел.
Молчишь.
Слышно, как снаружи ветер играет твоим знаменем.