– Мы приехали, – сказал фалмари.
Ах да, гномы.
Твоему народу грозит уничтожение, отец и мама погибли напрасно, а ты должен говорить вежливые слова из-за козлов.
Голова кружится.
Думал, что соврал, а оказалось – правда. Действительно, что ли, воздух здесь особенный?
На счастье всех, Аранарт заранее, еще в Мифлонде продумал, что скажет гномам. И сейчас говорил… медленнее, чем обычно; на взгляд Хэлгона – словно его только что разбудили, и он пытается действовать привычно, только вот сознание еще спит. Но степенным бородатым послам явно нравилась эта неспешность, она в их глазах явно искупала непростительную молодость князя Артедайна.
Горы глядят с сумрачной насмешкой. Что, жив пока, мошка? И другие твои мошки живы? Копошитесь, суетитесь, вам кажутся таким важным ваш рой и таким громким ваш писк? Ну летайте, пока зима по вас не пришла.
Да что же это, в самом деле! Нет безвыходных ситуаций, есть безвольные люди! Войско заговорило – значит, найдется способ заставить его замолчать. Или заговорить о другом. Или…
И вообще, мы сюда приехали охотиться. И развеяться.
И все здешние козлы теперь наша добыча. Законная.
А то с этими хитроумными планами забудешь, в какой руке лук держать.
…последний раз вот так, просто поохотиться ездил лет семь назад с братьями, Алдамир тогда как раз…
Не думать. Отец, мама, братья, всё, что было до войны, – это сон. Это только сон.
А явь то, что если он промажет по козлу, то опозорится перед гондорцами. И Рилтин, конечно, сделает вид, что не заметил, что смотрел в сторону. Знаем мы их гондорскую вежливость. Вроде и по-доброму, а больнее насмешки в лицо.
Всё сгинуло, ничего не осталось? Неправда. Есть главное. Единственно важное сейчас.
Есть руки, лук, остриё стрелы и во-о-он тот, на утесе…
Оглушительное осеннее солнце, холодный воздух (куда морознее, чем в это время в наших горах, даром что они севернее) и азарт охоты день за днем делали свое дело. Лицо ожило, стал улыбаться… ну, не то чтобы прямо улыбаться, но глаза засветились. Как они говорят, «на человека стал похож». Вот именно. А не на каменную статую.
– Ты хорошо придумал с охотой, – сказал Аранарт как-то.
– Придумал? – усмехнулся нолдор. – Это придумал совсем не я и отнюдь не сейчас. Древнее проверенное средство. Четыре века им спасались. Правда, козлов у нас не было.
Он замолчал, давая понять дунадану, о каких четырех веках и о каких охотах он говорит.
К ним вышло несколько молодых гномов. Похоже, радость охоты слышно сквозь толщу скал. Хозяева гор оказались на удивление неплохими лучниками, хотя били ближе и, пожалуй, менее метко, но зато сбивали сразу насмерть, подранков не оставалось. Хэлгон собрал все крохи своих знаний о Ногроде и подобрался… как там сказал Талион насчет бородатых и горных… вот да, к своей добыче, но не со стрелой на тетиве, а с вопросами: дескать, я слышал, что часть Ногрода уцелела, когда Белерианд поглотило море, а вот сохранился ли тот зал? а эти копи?.. Добыча оказалась куда более легкой, чем четвероногие бородачи, с первого вопроса – и наповал, гном был восхищен тем, что эльф знает об их древней твердыне больше, чем могут рассказать иные старейшины, так что разговорить горного жителя (весьма знатного, судя по украшениям) оказалось легче, чем подстрелить козла со сломанной ногой. Гном сам начал задавать вопросы –уже о нынешних делах… и тут Хэлгон с самой искренней печалью, на которую был способен, поведал о своей ране, о том, как еле остался жив и как много потому пропустил. Словом, он посоветовал расспросить Аранарта.
Чем гном и занялся вечером на привале.
Дело было сделано.
Можно было грызть восхитительно вкусное мясо (гномы добавили в костер каких-то веточек для запаха), любоваться ночными звездами и смотреть, как он рассказывает. Не слушать, нет. Что там слушать, ничего нового не услышит. Смотреть, как он слово за слово осознает смысл того, что сам говорит. Что мы победили. Что за плечами – не только разоренный Арнор и сожженный Форност. За плечами – выигранная семисотлетняя война. Нолдоры столько не дрались! Правда, победу снова решило войско, приплывшее с запада… только вот не с Запада, и командовал тоже… не Эонвэ.
Вот и слушай сам свои слова. Вот и порадуйся своей победе. Не на пиру, так хоть с гномами у костерка. А жаркое вкусное; вроде и не любишь мясо есть, а тут – который кусок и за следующим рука тянется.
Всё хорошее имеет дурную привычку заканчиваться. И разумнее уехать в Мифлонд сейчас, пока еще светит веселое солнце, пока дожди едва начались в уже-не-наших горах, пока хозяева грустят, что ты уже уезжаешь, а не хмурятся, что ты загостился.
Пора.
Не до зимы же тут Гондору оставаться. Ветра, конечно, вдоль всего побережья дуют юго-западные, попутные им, и Кирдан обещает спокойное море, но… пора сказать честно: хватит делать вид, что мы в горах что-то делаем. Это простые охотники делом заняты, а мы отдыхали. Пора возвращаться к настоящим делам. Нам самим еще до зимы надо успеть многое.
А что до слишком разговорчивой армии… гондорцы наделали этих глупостей, пусть гондорцы их и исправляют. Приказ по армии «Всем молчать о» – это, конечно, самая удачная шутка, какую только можно придумать; ну так и не понадобится молчать. Раз наши заговорщики так хорошо умеют превращать десяток языков в десять тысяч – вот и займутся.
Вот и поймут, что оставляют тебя перед опасностью более страшной, чем была до того, как их корабли вошли в залив Лун.
Вернувшись в Мифлонд, Аранарт сразу отправил Хэлгона к Эарнуру с Талионом сказать, что сегодня ждет их к себе. Их и всех остальных «заговорщиков».
Гондорцы входили по одному, по двое. Князь стоял у окна (в окнах по осени уже рамы – витражи с неизменным морским рисунком), безмолвный, хмурящийся, неподвижный. Ничего хорошего от такого начала ждать не приходилось.
– Так что случилось? – Рилтин. И все в сборе.
Хэлгон сидит на полу за их спинами. Тень падает так, что его не видно. Даже если знать, что он здесь.
Аранарт обернулся и произнес медленно и четко:
– Вы не хотели мне зла. Ваши намерения были благими. Но из-за вашего заговора всё войско знает, что я не просто жив, но и выиграл битву. Рано или поздно это узнает и Моргул.
Тишина.
Только теперь совсем тихо: за витражами ни моря, ни ветра не слышно.
– Ты спрячешься… – Ворондо.
– Отец тоже прятался. Это не помешало назгулу.
– Но эльфы… – Суретир.
Аранарт жестко усмехается, давая понять, что он думает о бесконечных просьбах о защите эльфов.
– У тебя есть план, – раздается голос Талиона.
– Есть, – кивает князь. – За этим я и собрал вас.
– И? – напряженно щурится Рилтин.
– Через пару лет, – Аранарт говорит медленнее обычного, – в Минас-Анор должны придти неопровержимые доказательства моей гибели.
Все замерли.
Валмах заговорил первым:
– И как ты себе это представляешь?
– Ну, – он опустил руку на кинжал Алдамира, – опознать труп несложно.
– Не пойдет, – решительно возразил Талион, знавший, чье оружие носит сын Арведуи. –Это годится для своих, для тех, кто знал в лицо. Для тех, кто отличит этот кинжал от похожих.
Рилтин подтвердил кивком.
– Что ж, – пожал плечами Аранарт, – тогда у нас остается только один способ доказать мою смерть. Звезда Элендила.
– Что?!
– Как?
– Ее?
– Аранарт, это реликвия твоего рода!
– Я знаю. Но я не Феанор, чтобы, выбирая между жизнью моего народа и алмазом, выбирать алмаз. Хотя он действительно много больше, чем просто драгоценный камень.
Не стоило так говорить при Хэлгоне… но что ж, поздно сожалеть.
– И потом, – продолжал князь, – что грозит этому венцу? Сокровищница Гондора? Полагаю, не самое страшное место в Арде.
– По-го-ди-те, – Валмах думал вслух, – а зачем нам настоящая Звезда Элендила?
Все обернулись к нему.
– К какому-то тарбадскому купцу, – продолжал рассуждать гондорец, – приходит отвратительный разбойник. И предлагает купить алмаз. За бесценок по меркам купца, разумеется. Где, как мерзавец алмаз взял…
– … вот разбойник купцу во всех подробностях расскажет, ага! – засмеялся Аркалинт.
– И я о том же. Ни венца, ничего. Только алмаз. Купец привозит его в Минас-Анор и, примерно понимая ценность, хочет продать королю.
– Два, – тихо сказал Рилтин.
– Что?
– Два алмаза. Два купца. С разницей в полгода, может меньше.
– Зачем? – Аранарт именно спрашивал, не возражал.
– Будут спорить, – прищурился полководец, – какой настоящий, какой подделка. Будут спорить так яростно…
– … что забудут про чью-то «гибель».
– Отнюдь, Аранарт, отнюдь. Что эта самая «гибель» уже никаких сомнений вызывать не будет. В нее поверят все.
– И услышат о ней все, – подхватил Валмах. – Алмаз, проданный королю… весть распространится, да, но шума не будет. Зато спор, какая же Звезда истинная… о-о, это от Лебеннина до Эмин Муйл разойдется. Особенно если постараться, – он обвел глазами товарищей.
Ответом были понимающие взгляды.
– Постойте, – проговорил Ненар. – Вы забываете, что нолдорский самоцвет…
– Она не нолдорский самоцвет, – перебил Аранарт. – Рукотворным камнем была та, что делали для Элендила. Та, что сгинула с Исилдуром. А для Валандила – уже просто алмаз. В войну Последнего Союза многие эльфийские мастера пали… или уплыли потом.
– Всё равно, – Ненара волновало не прошлое, а будущее. – Алмаз, ограненный сейчас и ограненный две тысячи лет назад…
– Тоже мне сложность, – снова Валмах. – Найти ювелиров, объяснить им… пусть спорят погромче и признают один истинным.
– Наградить щедро, – добавил Рилтин. – Причем не нам, а королю.
Он взглянул на Эарнура, тот кивнул.
– Достал бы, – буднично сказал Валмах. – Бумага и перья у тебя есть, я прямо сейчас и зарисую. Неболтливый ювелир у меня найдется.
– Да и я заодно тогда уж, – добавил Талион.