Он понимал.
Он думал о вдовах и скоро знал их всех по именам. Ни одна из них не ушла. Разумеется. Как она с детьми будет строить жизнь в незнакомом месте? А с ним… да, он теперь в ответе за судьбу каждой. Пока они здесь – проследить, чтобы ни одна ни в чем не нуждалась, несложно. А потом – решить, кто будет заботиться о любой из них. Вряд ли из тех, кто потерял мужей и жен, сложатся новые семьи, но мужчина должен кормить женщину, а женщина – вести хозяйство мужчины. И пока есть время, пока все здесь на виду, можно наметить, кому с кем в одном поселке жить. Дальше разберутся сами.
С началом зимы большинство воинов отправилось на охоты – ради мехов. Пещеры пещерами, а мерзнуть арнорцы больше никогда не будут.
В марте явился Хэлгон, промокший, счастливый и вдохновенный, рассказал о сделанном за зиму (оно впечатляло) и увел с собой самых дерзких обоего полу, кто столь страстно стремился узнать новую, неведомую жизнь, что лужи и грязь уж конечно не были препятствием.
Потом явился Голвег, гордый и решительный, – и число людей в Мифлонде еще уменьшилось. Потом опять… так к середине лета уйдут последние, и это правильно: летом лес щедр к людям, и всем, от детей начиная, найдется в нем дело.
Волнами Мифлонда
Кирдан почти не общался с Аранартом эти месяцы: зачем? У людей всё хорошо, их вождь знает, чего хочет, и идет к своей цели; та помощь, что нужна людям, к ним приходит, а возникни что еще – Аранарт скажет.
Но час расставания близок, и пора поговорить.
Владыка Гаваней нашел его в дунаданском дворике, как уже привыкли называть эту часть Мифлонда; тот рассказывал людям о местах их будущей жизни. Рядом играли дети – несколько малышей и девочка лет шести за старшую, она ловко вела игру так, чтобы они держались все вместе. Глядя на них, древний эльф думал, как быстро повзрослели человеческие дети за войну: вот на эту, к примеру, маленьких можно оставить спокойно.
При виде Кирдана взрослые с поклоном встали и отошли от своего вождя, дети же не обратили внимания: эльф и эльф, тут вообще полно эльфов.
– Нам есть что сказать на прощание друг другу, – промолвил Кирдан. – Мы можем поговорить здесь, можем поискать место потише.
Он качнул головой в сторону малышей.
– Это будущее моего народа, – отвечал Аранарт. – Их шум мне не мешает.
– Что ж, – улыбка тронула уста эльфа, – станем говорить о будущем в присутствии его.
Но продолжил он серьезно:
– Ты помнишь, я в прошлом году сказал, что помогу не тебе, а себе.
Неужели прошло чуть больше года? вечность минула, жизнь!
– Я помню это, владыка. Когда вырастут их внуки, твой щит снова будет у тебя.
– Да. Но я хочу быть твердо уверен в этом. Поэтому – вот.
Из кармана на поясе он достал ожерелье из крупных жемчужин идеальной формы на удивление глубокого цвета. Солнце заиграло на их скатах, старшая девочка на миг отвлеклась от игры и улыбнулась.
– Владыка. Я и так тебе стольким обязан…
– Да, – голос Кирдана звучал почти сурово, – ты обязан мне жизнью твоего народа. Не больше и не меньше. Ты обязан мне стольким, что одно ожерелье ничего не изменит. Это просто жемчуг, Аранарт. Очень редкий, а в мире людей – безумно дорогой. И если когда-нибудь жизнь твоего народа будет измеряться в золотых монетах – ты его продашь. Не ты, так твой правнук. Бери и не благодари. Я делаю это для моего щита.
– Владыка…
– Женишься – отдашь жене носить. Это не подарок к будущей свадьбе. Жемчуг любит тепло женского тела, в ларцах он тускнеет.
Аранарт кивнул, молча и благодарно.
Ушли последние.
Так после бури берег в грязных спутанных водорослях, обломках дерева и еще невесть каком соре, поднятом из темной глуби. Но пройдет день, другой – и волны слижут всё, и не следа от этой бури, как и ото всех предыдущих.
Что для вечных эльдар эта война? одна из многих человеческих войн…
Аранарт обратился к Кирдану с последней просьбой, и тот дал ему трех коней. Провожатый был не нужен. Пусть останутся в Ривенделле; кому-то понадобится ехать на запад – вот тогда кони и вернутся.
Реликвии разделили, как тогда: Звезда у Голвега, скипетр у Хэлгона и Нарсил у Аранарта. По безмолвному уговору – те же и так же, как из Форноста. Голвег выбрался в Мифлонд только ради этого. Как ни много дел в пещерах, всё подождет.
Таиться не собирались и брать охрану – тоже. Три воина в кольчугах на превосходных конях распугают любых разбойников одним своим видом. И всё-таки привычка брала свое, скакали не только днем, но и ночью, отдыхая утром и вечером. За два дня были у Последнего Моста.
После него поехали медленнее, давая себя заметить. Хэлгон, конечно, знает тайный путь в Ривенделл, но вламываться и незваными, и без предупреждения – это чересчур!
Недалеко от брода их встретил эскорт со словами учтивого приветствия. Похоже, Элронд был рад их внезапному визиту.
Последний Домашний Приют
Аранарт, разумеется, знал, что легендарный Имладрис очень красив. Но всё, что он разглядел в тот свой приезд, – что эта долина никогда не знала войн: все здания здесь – из дерева. Приблизься враг на расстояние выстрела из лука… огненные стрелы – и все. Ни одного дома не останется. Даже водопады не помогут затушить пожары. А дерево – где новое, золотистое, а где темное, древнее. Очень древнее.
И воинов здесь не то чтобы очень много. Уж точно не армия. Почему же Моргул никогда не пытался вести войну против этой долины? она совсем рядом с ним, он не мог не понимать угрозы… и именно конница Элронда решила исход битвы в Отравной. Почему же Король-Чародей только перекрыл Последний Мост (и, вероятно, другие выходы из лабиринта ущелий), не решаясь даже приблизиться к цитадели своих врагов?
Какая сила хранит эти деревянные узорчатые жилища?
Хитросплетения ущелий? это веками останавливало назгула?!
Голвег положил руку на плечо своему вождю:
– Видел я однажды такое: олень – матёрая зверюга – стоит себе и пасется. А вокруг него волки. Морды у них – обхохочешься: растерянные! Они чуют, что олень рядом. Но не видят его. Он, мерзавец рогатый, их не боится. Почувствуй они запах страха – бросятся на него и растерзают вмиг.
– А он невидимка, – кивнул Аранарт. – Без башен, без стен, да и почти без войска.
– Вот я и говорю, что ты прав. Без крепостей – оно надежнее будет.
Разговор с Элрондом хуже чем не получался.
Нет, хранить у себя реликвии Арнора владыка согласился, но…
… но сын Арведуи не прав, отказавшись от венца своих предков.
… но зачем уходить в пещеры, если можно жить здесь? места хватит, а когда их народ восстановится, тогда и будем решать.
…но если уж он так настаивает, то хотя бы эльфы должны помочь им обустроиться в лесах.
…но, Аранарт, «никому не знать о вас» – это безумие! случись что с вами – как мы придем на помощь, если не будем знать, где искать вас?!
…но оставь здесь хотя бы женщин и детей! хотя бы на первое время!
Но этот дунадан, словно в насмешку отказавшийся от титула, сверкал глазами и на всё отвечал учтиво и непреклонно: «Нет, благодарю».
Проще влезть на отвесную стену, чем одолеть его упрямство. Которое может оказаться роковым.
Его спутники молчали, как и положено простым воинам в собрании лордов. Но молчали нехорошо. Одобрительно молчали. Один немолодой, пора бы быть разумным в такие годы – а он разделяет бешеные идеи мальчишки! А второй… чего еще и ожидать от этого. Кто из них кого поощряет в безумии?! Столько веков опасаться от этого беды – и вот.
Хэлгон почувствовал на себе пристальный взгляд. Не холодный гнев Элронда, а напряженное внимание. Кустистые брови, белая борода. Старый знакомый. Сколько веков не виделись.
С кем ты согласен? С Аранартом? Или с владыкой Ривенделла? Или просто наблюдаешь, не держа ничьей стороны?
И на том спасибо.
Бесплодный спор прервался, когда сообщили, что накрыт ужин. Элронд сказал что-то вежливое о возвращении к разговору завтра, когда все отдохнут.
Свет во дворце был погашен. Большой свет: канделябры с высокими ножками, напоминавшими ветви и листву деревьев.
А маленький светильник ничего не значил.
В его тихо вздрагивающем огне всё менялось: зала, которая днем была торжественной, в ней властители обсуждали судьбу народов… зала то ли раздвинулась во всю ширь ночи, то ли съежилась до пятнышка света.
И несколько пришедших. Голоса, тихие как ночной ветер.
– Итак, снова, – горько проговорил владыка Имладриса. – Его снова приносят сюда.
Он подошел к столу, где лежали реликвии, обнажил Нарсил. Рукоять с чуть блеснувшим обломком лезвия. А остальной клинок в ножнах. Ты когда-то сказал, что ему придет час быть перекованным… наверное, так и будет. Но нескоро.
Когда-то его принесли сюда и отдали мальчику, ставшему в тот день королем.
А сейчас его принес тот, кто отрекся и от осколков титула, и от обломков меча.
И в отчаянье крушит то, что еще уцелело.
…Звезда Элендила. Просто алмаз, добытый, а не сотворенный, как тот – древний дар эльфов, сгинувший в водах Андуина. Но тем больнее тебе снова взять этот алмаз в руки – второй и, судя по всему, последний раз. Первый раз был на коронации Валандила.
Сын Исилдура принял венец из твоих рук.
Вот так отражается судьба. Как в зеркале. Правое становится левым.
Север после победы в страшной войне. И юный правитель Арнора. Первый из них смог заживить раны. Этот – добьет собственный народ.
– Кхм! Он не в отчаянье. Он готов действовать. Беда в том, что он чересчур готов действовать.
И не желает слушать советов.
Как был готов их слушать Валандил. Принц, получивший первую реликвию еще при жизни отца. Получивший ее еще до рождения.
Кольцо Барахира.
Ты помнишь, как Элендил снял его с пальца и протянул невестке: «Родишь дочь – назови Сильмариэнью. Родишь сына – Валандилом». Госпожа Оролоссэ отдала его сыну, когда ему исполнилось десять. Еще Элендил был жив…