Ну вот и всё.
Арнорские реликвии отданы на хранение, последние слова благодарности сказаны, кони в свое время вернутся в Мифлонд – и это уже не твоя забота… эльфы вывели их какой-то хитрой тропой, по которой лошадям не пройти.
– Ну что, отъездился? – ласково усмехнулся Голвег по ту сторону брода. – Держи.
Он протянул сыну Арведуи несколько темных полосок.
– Что это?
– Осиновая кора. Чтобы ходилось бодрее. Незаменимая вещь для нашего брата-бродяги. Жуй. Когда привыкнешь, тебе полюбится.
Аранарт послушался.
Это был вкус его новой жизни. Горький вкус.
Тропами Арнора
Лес был щедр. Съедобным в нем было просто всё, а если умело приготовить, то и вкусным. Сочные стебли сныти, лопуха и молодого рогоза заменили привычные овощи; летом набрали орехов, осенью – желудей, намололи муки… с годами, освоившись, небольшими делянками стали сеять ячмень. Охотиться умели все мужчины и половина женщин, а это не только мясо и шкуры, но и жир, и жилы… Березовая и ягодная брага веселила на праздниках.
Лес был заботлив. Он надежно скрывал жилые холмы, а дунаданы боялись срубить лишнее дерево, даже сухое. Грел их торф. Следопыты, намечая будущие поселки, всегда искали пещеры рядом с торфяником, и чем больше он, тем лучше. Торфом пересыпали припасы, выменянные в Брыле на лесные дары. Торфом засыпали отхожие ямы. Летом все южные склоны холмов были украшены ажурными пирамидками торфа, сушащегося на зиму.
Знания следопытов, чувствовавших себя в лесу куда увереннее, чем в городских стенах, стали бесценны. Десятки лиг пути, связывавших поселки, были для них отчетливее улиц в Форносте. Как идти много дней и не заблудиться? как не оставлять следов? как сделать знак для товарища, чтобы тот его заметил? эта вековая премудрость разведки сейчас стала достоянием всех. Старшему поколению горожан и крестьян было трудно учиться, зато молодежь осваивала эту науку с жадностью и на лету. Для Голвега это время было его звездным часом.
Аранарт выбрал для него поселок в самом центре их земель: скальник был тут и там изрезан пещерами, так что не меньше трети нынешнего Арнора могло бы поселиться здесь спокойно. Но вождь запрещал обустраиваться более чем по пять семей или, если было много одиноких, по две дюжины. Что ж, к Голвегу всегда можно было придти и пожить, учась у него и никого не стесняя. Бывшему командиру разведки теперь нельзя было отлучаться… и он лишь спустя десятилетия понял хитрость Аранарта, не давшего ему почувствовать, как подкрадывается старость и никакая осиновая кора уже не поможет ходить так, как раньше, хоть все деревья обглодай.
Сам вождь, переучиваясь со всадника на следопыта, пристрастился к этому лесному лакомству.
Его упорство, переплавленное из упрямства, как сталь рождается из железной руды, было заразительным. Сняв в Мифлонде Звезду, он не предполагал, сколько привычек, таких незаметных и естественных, ему придется оставить в прошлом. Он был безжалостен к своему народу, но прежде всего он был безжалостен к самому себе.
Его словечки повторяли все. Про трудности, о которых узнаем потом, про легкие пути, которые не ищем, а прокладываем, и прочее. Кто, когда первым произнес слово арамунд? Кто назвал его Арнорским Быком? Имя мигом разнеслось по всему народу. Он отказался от титула, данного предками, и народ дал ему свой. «Хорошо, хоть без рогатого венца», – шутил вождь. Ему нравилось новое имя, и он не скрывал этого.
Народ… разделенные многими днями пути, даже до ближайшего поселка, арнорцы сейчас сплотились куда сильнее, чем это было до войны или даже в Мифлонде. Жить и спасаться можно порознь, выживать – только всем сообща. Пещеры стерли грань между знатью и простыми людьми, грань, незримо державшуюся еще у Кирдана; сила, ум, выносливость – только это теперь внушало почтение. Иной лорд опережал воина, иной воин опережал лорда, иная женщина в чем-то опережала их обоих, вместе взятых. Аранарт отчетливо одобрял эти новые, непривычные оценки.
Он сам, отказавшийся от власти, держал свой народ крепче и сильнее, чем любой из его предков, за исключением, возможно, Элендила. Но они слушались не потомка Элроса. Они слушались своего Арамунда.
И еще – Хэлгона. Там, где Аранарта вела воля, там, где Голвега и следопытов вели опыт и знания, там эльф просто видел путь. В пещерке есть лазы, стоит попытаться их расширить или нет? – надо спросить Хэлгона, он же нолдор, он чувствует скалу. И эльф придет и скажет, где можно бить смело, а где это грозит обвалом склона. Как собирать, готовить в еду или хранить травы? – Хэлгон не знал половины названий даже на квэнья, но ему достаточно было попробовать листик, а то и просто взглянуть, чтобы дать ответ. Как лучше сохранить припасы до лета?..
Весь Арнор до слез смеялся над одним таким случаем. У одной из хозяек не оказалось лишнего торфа, чтобы пересыпать им яблоки до весны, и Хэлгон предложил натереть их луком. Она возмутилась: как же их можно будет потом есть? Эльф стал уверять ее, что луковый дух выветрится за пару месяцев, так что к весне не будет и следа. Но хозяйка попалась недоверчивая, так что слова эльфа не убедили ее.
– А что ты скажешь мне, если я позову твоего мужа в разведку в орочьи земли? – спросил нолдор.
– Идите, – пожала плечами она. – Если он с тобой, я спокойна.
– Значит, жизнь мужа ты мне доверишь? А мешок яблок – нет?
…предание не сохранило конец этой истории: сколько ее ни рассказывали, слушатели начинали хохотать, так что мраком безвестности покрыто, натерты были луком те яблоки или нет.
Жизнь была мирной и радостной, но, как повторял Арамунд, сейчас мирной.
Он ждал возвращения Моргула и орков в любой день, повторяя арнорцам, что враг не уничтожен. Тройное кольцо дозоров окружало поселки. Дети были безумно горды, что ближайший к жилищу пост отдан им. Средний и дальние дозоры принадлежали взрослым, они уходили из дому когда на месяц, когда и больше. Тень грядущей войны всегда была простерта над ними; в том, что час беды придет, Аранарт был уверен, несмотря на годы и годы мирной жизни. Даже если ничего не случится, когда-нибудь число орков возрастет… и неизбежны новые схватки.
К которым надо быть готовыми.
Заранее.
Всегда.
С годами стало ясно, что Моргул ничего не знает о них. Спасибо гондорцам, сдержали слово. И всё же когда-нибудь, повторял Арамунд, дунаданов станет столько, что их не скроют никакие леса. И тогда Ангмарец отомстит. Когда с вождем пытались спорить, он напоминал слова Кирдана: «У назгула много времени».
Так они и жили – дома и без домов, на войне и без войны.
Дар Ветра
Лет двадцать у Аранарта не было собственных вещей, кроме оружия.
Заметно это стало не сразу. Когда перебрались в пещеры, у каждого было с собой только то, что унес из Мифлонда. Жив, сыт, одет – вот и счастье. О вещах не думали.
Но повседневная одежда изнашивалась, а праздничной не было вовсе. И когда дунаданов стало это тревожить, они, приходя в Брыль, завели привычку менять беличий, куний, а то и медвежий мех не только на зерно и инструменты, но и на полотно, хорошей выделки кожу, иногда и на цацку гномьей работы. Баловство, а приятно.
Мужчины становились опрятными, женщины – нарядными. Было во что переодеться на праздник. Пещера – пещерой, а сундук – сундуком. Он был уже в каждой семье и открывался всё чаще.
Арамунд был единственным в этих лесах, у кого не было не только сундука, но и пещеры, куда его поставить.
А зачем?
Лук и стрелы, топор из гномьей стали, кинжал Алдамира и нож. Меч жил в пещере у Голвега, и Аранарт заходил проведать его. Кого – «его»? да, в общем, обоих. Брал только если собирался в орочьи земли, что случалось редко. Топор за эти годы стал привычнее. Да и удобнее он, если без гордости дружинника.
С одеждой всё постепенно образовалось само собой. Он не помнил, кто была хозяйка, сказавшая первой, что его рубаху чинить уже поздно, так что пусть надевает новую и не спорит.
Не спорил он потом еще не раз. Бывало, не спорил, хотя его рубаха была пока вполне… но то ли хозяйка очень хочет сделать ему подарок – а больше одной рубахи вождь не наденет, то ли кто-то нацелился подарить сыну одежду с его плеча. Да какая разница, в чем именно дело? Им нужно, с него не убудет переодеться.
На свадьбы ли, на праздники ли – ему давали что-то из парадного. Аранарта волновало лишь одно: чтобы не поссорились, чье ему надевать. А вообще это было прекрасно – что у дунаданов теперь не просто есть праздничный наряд, а еще и на выбор. Это была настоящая, глубокая, горячая радость.
Носить с собой одежду на зимние дожди он давно перестал. Зачем? Похолодает – ему дадут. А весной он просто оставит теплые вещи в том поселке, где они перестанут быть ему нужны. Они достанутся другому. Так же, как и осенью он просто возьмет у тех, у кого запасено для любого следопыта, кто попросит. И даже для того глупого гордеца, кто и слова не скажет.
А ему нужно совсем немного. И это «немного» он возьмет в любой семье, куда придет.
Ему было легко. Так легко, как никогда в жизни. Жить без вещей – это просто и правильно. По крайней мере, для него.
Ни семьи, ни дома. Но при том никто не назвал бы Аранарта бездомным и одиноким. Он не назвал бы себя сам.
В каждом поселке, куда он приходил, он был свой – не правитель, не вождь, а словно родич. Тепло родного очага ждало его в любой пещере. Каждая хозяйка смотрела на него так, как может смотреть тетка на прославленного племянника. Прозвище «Арамунд» было чуть шутливым и домашним, и его звал весь Арнор – по-родственному. Ему даже не очень приходилось настаивать, чтобы из-за него не пекли настоящий хлеб: его приход – дело будничное, а хлеб – на праздники и для особых случаев. Тем более, что желудевые лепешки привычны и уже вкусны.
Мысль завести свой «дом» у Аранарта и не возникала. Найдутся те немногие, кто променяет тепло на холод, но лишь безумец променяет согретое на стылое. Иные предпочтут одиночество уюту, но кто лишит себя отзывчивости ради пустоты? Сейчас у него были сотни родных очагов – сменить их на один, который всё равно большую часть года будут занесен песком?