«Да неужели?» – мысленно улыбнулся Арведуи.
– Вам нужно время, чтобы узнать друг друга. Оно у вас есть.
«Так и хочется спросить, сколько. С точностью до дня».
– И когда вы… если вы поймете, что подходите друг другу…
«А если поймем, что не подходим? Ты продумал это, повелитель? Или плана на случай отступления у тебя нет?» – сдерживать улыбку становилось всё труднее.
– … тогда мы, не откладывая, сыграем свадьбу.
– Могу я спросить? Зачем тебе так нужен этот брак?
– Спросить – можешь.
Как сплеча отсек:
– И получить ответ – можешь. Когда скажешь мне, что вы готовы пожениться.
Арведуи не находил слов. Получать приказы ему доводилось впервые.
Но Ондогеру и не нужен был его ответ.
– Ступай.
Арведуи не пошевелился. Только улыбнулся глазами – спокойно, светло.
Ондогер понял свою ошибку.
– Ты славный парень, – оказывается, Ондогер тоже умеет улыбаться. – Ты ей понравишься.
Северянин чуть наклонил голову, принимая похвалу.
Спросил мягко:
– Так зачем всё же нужна наша свадьба?
Ондогер тоже ответил мягче:
– Я уже сказал. Захотите пожениться – я всё расскажу. Нет – говорить не о чем.
– Я хочу показать тебе Минас-Анор, – говорила Фириэль назавтра. – Хочу, чтобы ты увидел его по-настоящему. Не так, как смотрит приезжий.
Арведуи смотрел на нее и мысленно спрашивал: это та женщина, с которой я готов провести всю жизнь?
Он молчал, и принцесса продолжала говорить:
– Я знаю, он обычно пугает чужаков. Кажется слишком большим. Слишком красивым. Но на самом деле он добрый. Если его хорошо знать.
– Ты знаешь, зачем я приехал? – негромко спросил северянин.
Она посмотрела ему в глаза:
– Знаю.
– И что ты думаешь?
Не так надо было, не так! Надо было походить с ней по городу, восхищаться Минас-Анором, не видя его, кивать рассказам принцессы, не слыша их… а он – сразу, ничем не лучше Ондогера, разве что не тоном приказа…
– Над нами тень наших имен, – отвечает Фириэль. – Мы похожи.
– И ты готова уехать со мной на север? Навсегда оставить родной город, который так любишь?
– Нас ждут многие потери, – спокойно отвечает дочь Ондогера. – Пророчества мрачны, и мы должны быть готовы лишиться многого и многих. Кого любим.
Он смотрит на нее с восхищением:
– Какая ты смелая!
Ее голос ровен. Так говорят о том, что давно передумано и перечувствовано:
– Это потому, что мне страшно.
– Отец. Я хочу поговорить.
Ондогер оборачивается к ней:
– Ты выйдешь за него?
– Мы решили: помолвка через месяц – этого достаточно. Не слишком долго, потом еще три месяца до свадьбы. И не слишком быстро, чтобы не выглядело браком по приказу.
Он кивает: да, разумно, разумно.
– Что ж, я слушаю тебя.
Повелитель стоит и не предлагает дочери сесть. Не тот будет разговор, что ведут сидя.
Она спрашивает, словно бросаясь с обрыва:
– Отец, почему меня так зовут?
Его голос ровен. Так говорят о том, что давно передумано и перечувствовано:
– Потому что мне нужен ваш сын. Гондору и Арнору нужен ваш сын. Наследник Элендила.
С Арведуи придет конец Артедайну, это известно всем. А с Фириэлью придет конец Гондору, как с Мириэлью пришел конец Нуменору. Только ты не будешь бездетной, как та Мириэль. И конец будет – другим. Как вы назовете новое королевство, решите сами. Ваш сын решит.
– Ты задумал этот брак…
– Да. Как только узнал, что родилась дочь.
– Но… мои братья?
– Я неясно сказал? – жестко спрашивает Ондогер. – Моим наследником будет ваш сын.
Ей хочется упасть на грудь отца и разрыдаться. Но она знает, что он не потерпит слабости, недостойной принцессы.
Да и слез нет. Ее глаза сухи.
Она только спрашивает:
– А… когда?
– Я не знаю. Пророчества не назначают день гибели.
Она молчит. Ей нужно пережить то, что она услышала.
Он ее не торопит. И молчит тоже. Его молчание добрее его слов.
Она распрямляет плечи и говорит спокойно:
– Ты получишь своего наследника, повелитель. Тебе нужен Феанор среди людей – надеюсь, судьба ответит на твое желание.
Ондогер смотрит на нее с теплотой. Она сильная, она всё выдержит. И у них есть всего – целых! – четыре месяца, прежде чем они расстанутся. Навсегда. Скорее всего – навсегда.
– Фириэль, ты умница. И сейчас тебе нужно отдохнуть.
– Да, повелитель.
Она чуть кланяется и уходит.
Придя в свои покои, принцесса отпустила служанок: благодарю, я разденусь сама, вы можете идти спать.
Осталась одна.
Упала ничком на постель – и только теперь прорванной плотиной хлынули рыдания.
Беззвучно.
Разумеется, беззвучно.
Переговаривающиеся за дверью служанки не должны ничего знать.
…когда за окнами засерел рассвет, Фириэль разделась и легла в постель. Удастся уснуть, нет ли, но когда ее придут будить, никто ничего не заподозрит.
– Ты бледна, – Арведуи не очень понимает, как ему держаться с ней: уже не просто гость, еще не жених. – Что-то случилось?
– Я плохо спала ночь.
…говорят, в Гондоре тепло. Может, кому-то и тепло. А только такой волной холода в Арноре не во всякую зиму накроет.
И что теперь делать? Какими мехами согреть южан от их гондорской гордости?
– Я думал над тем, что ты сказала вчера.
– Я? Сказала?
Да она перепугана насмерть. О Эру, кто и чем?! Увезти ее в Арнор и отогреть в наших холодах!
– Да, о Минас-Аноре, о том, каков он для чужака…
– А. Это…
Вот только не надо врать – этим равнодушным тоном; ни мне врать не надо, ни, тем паче, себе. Ты любишь этот город. Его, и правда, легко возненавидеть, у нас в пещерах уютнее, чем тут, но это твоя родина и ты его любишь. Вот и будем говорить о любви. Мы с тобой уже почти жених и невеста, нам положено о любви разговаривать. Вот какая есть, о такой и будем вести речь.
– Я хотел просить тебя показать мне Минас-Анор. Я хотел бы посмотреть на него твоими глазами. Хотел бы, чтобы у нас были общие воспоминания об этом городе. Я хотел бы, но сейчас я вижу…
Он осторожно берет ее за руку, и она не противится. Можно? или ей всё равно?
– …я вижу, что тебе нужно выплакаться. Нет, – перебивает он раньше, чем она успеет возразить, – я не спрашиваю, что произошло за вечер. Захочешь, сможешь – расскажешь. Нет – нет. Но всё, что тебе сейчас нужно, это укромный закуток, где твоих слез не увидит никто. Если бы я знал этот город, я бы отвел тебя в такое место. Но я не знаю. Так что вести придется тебе.
Он улыбается ей, чуть виновато: видишь, хочу помочь, а главное придется делать тебе самой.
Она смотрит на него – такой взгляд он видел, когда помогал однажды вытаскивать мальчишку, провалившегося под лед. Ну… не совсем такой, конечно… но похож.
– Пойдем. Ты выплачешься, а я посторожу. Никто не увидит. Ну, кроме меня… Но я ведь почти муж, мне уже можно?
* * *
– Спустился бы к ним потанцевать, – сказал Голвег после долгого молчания. – Я старик, но тебе зачем сидеть, как гондорская статуя? Я же вижу, тебе хочется.
– Я прошу тебя, – очень тихо и раздельно произнес Аранарт, – никогда не говори о том, чего мне хочется. Я уже сказал: я не буду ломать чужую судьбу. А если я пойду, то какая-нибудь может и ради танца отвернуться от жениха.
Дело шло к вечеру, разожгли костры, прямо там же жарили мясо (запах доходил и сюда), кто-то из танцующих уходил заняться едой, кто-то наоборот – шел танцевать… какая-то девушка убежала, чтобы вернуться с охапкой шкур: расстелила их на земле, дети от пяти лет и моложе устроились на них – там же и задремлют, когда устанут.
Мясо изжарилось, музыканты устали, и в танцах настал перерыв.
– Спустимся? – спросил старый воин.
– Ни в коем случае. Отсюда лучше видно.
Голвег усмехнулся:
– С высоты поле битвы как на ладони?
– Именно, – вождь не поддержал шутки.
– И кого же ты высмотрел?
– Пока я не уверен.
Им принесли истекающего соком мяса, ягодной настойки.
Темнело, костры подняли повыше, поярче. Сверху танцующие смотрелись великолепно. Заботы отпустили уже всех, и теперь луг был полон. Разве что кто-то из детей присаживался на шкуры «чуть передохнуть», чтобы незаметно для себя «прилечь на чуток» и крепко заснуть, свернувшись калачиком.
Та же девушка, не дожидаясь конца танца, пошла укрыть спящих.
– Кто это? – спросил Аранарт.
– А, это Матушка.
– Матушка? – нахмурился вождь. – И кто же из них – её?
– Да нет, – махнул рукой Голвег, – прозвище у нее такое. Она любит с детьми возиться. Вот и… погоди! Она?!
– А почему бы и нет? – прищурился Аранарт.
– Ну, она…
– Не из чистокровных потомков нуменорцев. Я вижу. Страшная трагедия для рода Элендила, особенно в наше время. Другие препятствия есть?
– Но…
– Она далеко не девочка. Почему она до сих пор не замужем?
Голвег улыбнулся:
– Как она говорит, «куда мне замуж, у меня же дети!» Она ни на кого не смотрит. Ну и ее не зовут.
– Ясно. Ее родители умерли, – в тоне Аранарта не было вопроса.
– Да. Отец – в зиму…
– Неважно. Сама потом расскажет.
– Ты уже всё за нее решил? – нахмурился воин.
Вождь пожал плечами. Спросил:
– Как ее зовут?
– Матушкой все зовут, – вздохнул Голвег. Похоже, ему не хотелось произносить ее имя. Но пришлось: – Риан.
– А, – сказал Аранарт. – Это не я. Это ее родители всё за нее решили.
Риан пошла на луг осмотреть силки на кроликов и возвращалась с добычей. Только один, бывало и лучше. Плохо натерла травой кожаные ремешки? человеком пахнут? Ну ладно, на сегодняшний суп мясо есть, а завтра, если ловушки опять будут пустыми… ой.
На ее тропинке стоял Король. Ждал ее – это она поняла сразу. Спокойно ждал… как зверь добычу. На нее даже ловушки не нужны.
Матушке захотелось бежать… она не могла… и не хотела.
Он понял это.