И потом за столом объявить.
Так было правильно.
Риан смотрела на него огромными глазами, готовая повиноваться его воле, но не из покорности или страха, а от какой-то совершенно детской доверчивости.
И если она должна сделать вид, что для нее приход вождя значит не больше, чем для всех остальных, она сделает. Ну, постарается. Но на нее ведь всё равно никто не обращает внимания. Все глядят на него.
И – никто не увидел. Увидел бы Голвег – но он стоял на полшага сзади. Не увидели того движения глаз, которым Аранарт сказал Риан: можно.
Она подбежала и обвила руками его шею. Он, прижав ее к себе, мысленно твердил, что все смотрят, что нельзя позволять… но она ждала – она, истосковавшаяся, измучившаяся по его вине, просящая безмолвно и робко… и почти готовая принять отказ. Он бы пересилил себя, но устоять перед ее почти безнадежной мольбой он не смог. Он принялся целовать ее – как тогда, на лугу, губы, глаза, лоб, и пусть смотрят, им нечего стыдиться, у них всё решено, они поженятся, когда он вернется, и можно хоть на миг отпустить себя, ради нее – можно. Но только на миг.
Тишина воздвиглась как каменные стены.
Две тишины.
Спутникам Аранарта (даже Хэлгону!) эта новость была так же неожиданна. То есть… у него есть невеста – и он молчал?! и это называется друг?
На эту пару смотрели как на мираж, но видение не истаивало, вождь и его избранница не разжимали объятий, и – изумление от неожиданности открывшегося, досада от очевидности разгадки секрета, радость, что правитель наконец решил жениться, – всё это разом вырвалось из чьей-то глотки криком «Слава!»
Его подхватили все.
– Слава! – отражалось от скальника.
– Слава! – перекидывало эхо над долиной.
– Слава! – сияли лучи солнца.
– Слава! – блестела вода.
И надо было выкричаться, выплеснуть в мир эту радость… чтобы самим, словно по кусочку от праздничного пирога, досталось того счастья, которое сейчас жгло этих двоих… выкричаться, чтобы вернуться на ту землю, на которой стоишь, чтобы вернуться в сегодня-и-здесь.
И этих вернуть.
– Пойдем, – сказал Аранарт Риан тихонько. – Надо идти. Они хотят праздник, они должны его получить.
Она повиновалась, счастливая до беспомощности.
Народ медленно приходил в себя и шел за ними следом.
Ненет набросилась на Голвега едва не с кулаками:
– И ты скрывал, старый лис?! Как ты посмел?!
– Я? Скрывал? – старый разведчик посмотрел на нее честнейшим из взглядов, явно перенятым у Риан. – Я говорил: узнаете в свой срок. Вы всё узнали.
За столом, внезапно ставшим праздничным, он был единственным, кто не ликовал. «Привык командовать! Она же не воин, она же женщина!..» Но чем дольше он смотрел на эту пару, тем яснее видел другое: ту радость и легкость, с которой Матушка принимает волю будущего мужа.
Ни укора за исчезновение и молчание. Ни тени укора.
И ни укора, что уйдет, – добро бы завтра, а то с него станется и прямо сегодня уйти.
Простила ему всё, что будет, – на десятилетия вперед. Даже не «простила». Приняла как должное.
Он не понимает, какое сокровище нашел? Всё он понимает. Не ценит (хочется верить, что – пока не ценит), но отлично понимает.
Он чудовище, он худший из мужей, какие были, есть и будут в Арде… ладно, не худший, Феанор наверняка похуже был, но она – она единственная из женщин, которая будет с этим зверем счастлива.
Прощались на закате.
– Ты будешь греть мое сердце в северных снегах, – говорил он.
Она молчала, просто прижимаясь к нему щекой. Уходит? Прямо сейчас? Значит, так надо.
Спутники ждали в отдалении, старательно глядя в сторону. Это «надо отвернуться» грело души своей бесхитростной человечностью. Арамунд, конечно, жесток, заставляя Риан терзаться долгими месяцами ожидания, но… вот им всем этот золотистый закат будет огоньком в душе. Долг и судьбы Арды – это прекрасно, но знать, что есть та, кто ждет, и пусть даже ждет не тебя, неважно, – с этим будет легче идти.
– Полгода, не меньше. Наверняка дольше. Может быть, много дольше. Ты меня слышишь?
– Да. Полгода. Или много дольше.
– Я люблю тебя, Риан. Жди.
Он жадно и быстро поцеловал ее и стремительно пошел прочь.
Она смотрела вслед ему… им… и повторяла:
– Я жду тебя, Аранарт. Я жду тебя.
Лед и Свет
Третий день дул южный ветер и мела метель. Не настолько сильная, чтобы надо было ставить палатку, забираться в нее и пережидать, но пурги хватало, чтобы олени шли очень медленно, а люди изрядно злились. Видно было… когда плохо, когда получше, но это «получше» означало белое со всех сторон, верхнее белое называется небом, нижнее – землей, Кутюв как-то умудряется различать сопки, если разъяснится, и говорит, что они идут правильно. Хэлгон тоже говорит, что ветер как был южным, так и не меняется, так что направление держать легко: метет в спину – значит, идешь на север.
На севере – океан.
Когда становятся на ночлег, Аранарт смеется: «Мимо берега мы точно не промахнемся!» Это верно. Главное – выйти к океану, а там Кутюв найдет, где стойбище Ики. Сколько дней пути до цели? Будь погода ясной, они бы уже были там… хотя бы на берегу. Но зимой даже годовалый младенец не надеется на хорошую погоду. Могучие хары, которых Тарка дал Аранарту, с трудом прокладывают путь через эти снега. Остальным оленям ненамного легче: тропу немедленно заметает.
Ничего, идут же.
Сколько дней будет еще эта метель? И чем сменится? – ясной погодой или бураном? Кутюв пожимает плечами, а Хэлгон говорит «На севере хозяин Север».
И всё же от этого ветра есть польза. Совсем стемнело, а можно идти дальше. Держишься ветра в спину – всё в порядке.
Лежишь на нарте и вспоминаешь. Сколько всего было за эти месяцы! Лесистые гряды к северу от родного Северного Всхолмья, похожие на свои, но уже незнакомые, потом дожди, которые приходилось пережидать и пережидать, и холодный ливень стучит по кожаному шатру, а ты сиди внутри и выходи только, когда твоя очередь варить похлебку или на охоту. Потом начало зимы – сущий январь, а ведь это только октябрь! Шутки молодого льда… провалившийся Сидвар – а вот надо было слушать Хэлгона, а не идти «тут быстрее!» Сломанная нога Бердира – зажило на удивление быстро, а ведь не очень-то верили словам о руках Аранарта… нет, не так, чтобы под руками вот взял и сросся перелом, но он говорил «Я приказываю», и все, а не только Бердир, ощущали волну воли, исходящую от него. А потом снега, и олени, за оленями – их пастухи, стойбище Тарки и священный ужас в глазах стариков, которые треть века назад видели их у Ики. Нынешних стариков, бывших тогда молодыми: южане, герои легенд, – совершенно не изменившиеся за эти годы.
Есть чего испугаться.
Дорога отчетливо под уклон. Оленям легче бежать. Значит, океан уже близко. День, два пути – и берег.
Распадок, хоть как-то закрытый от ветра. Оленей распрячь, согнать, нарты снаружи. Достать строганину, к ней легко было привыкнуть заново. Поел и спать. Лег на нарту, рядом вздыхает теплый олень. Уют!
Аранарт ворочается, сидится, снова ляжет. Не спится, понятное дело. Почти добрались, день-два… ну неделя, или десять дней, если мы промахнулись, – и увидим нынешнего Ики. Столько всего позади, а самое трудное впереди.
…тогда, у Тарки, решали: остаться с лоссофами или рвануть сейчас. Разумно не спешить, но ведь скукотища немыслимая: полгода жить у них, потом на север, потом осенью назад с ними, потом еще через наши дожди, и только следующей зимой дома. Тут не то что наш жених, тут все разом решили: раз Тарка готов дать нам проводника и оленей – так сейчас! Тем паче что это треть века назад дунадан был для них бесценным пастухом, потому что стреляет метко, а сейчас они уже выучились, светлая память князю.
Да, память князю здесь светлая. И прочная. Тарка бровью не повел, дал сыну Южанина всё, что надо: и трех зверюг-харов ему в нарту, и по паре нам, и проводника, и еще строганины на всякий случай… буран или заблудимся. И говорит, что это самое малое, что он может сделать.
Обнадеживает, конечно. Раз эти так помнят, то и Ики может быть сговорчив. Хотя кто его знает…
Наутро метель усилилась. Но задержкой это быть не могло: дорога известна, а ветер, упорно дующий с юга, не даст сбиться с пути. Ждать здесь, пока оленей заметет по самые рога?
Тем более, что «по рога» – это пока шутка. Метель, но не буран же. И лучше поспешить проскочить до бурана.
Сунув в рот тонкий ломтик строганины, поехали. Дорога под уклон, это многое упрощает. Не видно уже почти ничего, только по ветру и держать направление.
Снег зимний, сухой. Весной такая метель была бы остановкой не на один день, и скольких-то оленей не досчитались бы: стадам не хватило бы ягеля, пастбище же в метель не сменишь. А сейчас ничего, идут и справляются со снегом. И ночью пасутся – сыты.
Еще день прошел.
Вероятно, заблудились. Кутюв не может найти знакомые сопки. Метель не унимается. Путь всё гладкий, только это уже не радует. Уже надо искать укрытие от бурана; кольцо Барахира и судьбы Арнора подождут.
А нет укрытия.
Ночная остановка была недолгой, только дать оленям отдохнуть. Почти никто не спал.
Останавливаться и искать укрытие надо было четыре дня назад, когда ветер только поднялся. Но разве кто из них мог бы предложить это тогда, когда цель так близка, а снег – да что снег? проскочим.
Не проскочили.
Но теперь осталось только идти вперед. Надеясь на укрытие, удачу, встречу с Ики, с кем угодно…
Не говорили ни слова. Все и так всё понимают. И незачем тратить силы на то, чтобы перекричать ветер.
Запрягли харов, поехали вперед.
…а ветер не меняется. Хэлгон подтвердил. Что там, на юге, свод небес разорвало и из дыры сквозит? Глупости, конечно, но без них как-то совсем невесело.
Еще не стемнело, когда Аранарт велел остановиться.
Все собрались в круг, только так вождя и слышно.
– Поставить нарты стоймя с юга! – приказал он. Дальнейшее объяснять было не нужно: снег наметет стену, будет хоть какое, но укрытие. Судя по всему, худшее впереди.