Спрятались за стеной из нарт. О том, чтобы олени не разбежались, заботиться уже не было нужды: животные сами сгрудились. Люди сели, натянув спальные мешки как капюшоны: и не замерзнешь, и не заметет. И даже поспать можно, если получится.
Всем без слов было ясно, что не станет спать эльф. И Аранарт. Молчит, глаза горят, губы сжаты – и безо всякого осанвэ понятно, о чем думает. О своей неосторожности.
Чернота. Вой ветра. Снег. Буран.
Где хваленая предусмотрительность? В Мифлонде осталась, как ненужная в мирное время?! Привык быть Арамундом, привык проходить везде и всюду, а только вот твое «везде» – оно на крохотном пятачке Арды, который называется родиной, а здесь север, здесь подвиг – выжить, а для всякой южной отваги здесь места нет… здесь побеждает терпеливый, а не пылкий.
А как сумел пройти отец?
Против него был Моргул, были зимы особенные, страшные… да, но он шел весной. Весной. Что тебе мешало дождаться весны? Ощущение своей безопасности? Моргула на севере больше нет, а трудностей мы не боимся?
Север страшен и без Моргула.
Сколько еще будет длиться эта метель? Сколько дней вот так ждать в снегу?
Ждать.
Ждать до настоящего просвета, когда Кутюв сможет понять, где мы.
Ждать.
Не хотел ждать в теплом кол-тэли, жди в снегу. Оч-чень остужает излишне пламенные души.
Бушевало всю ночь. Ветер ярился так, что казалось: земля раскалывается и небо рушится.
Накатил страх: что-то под ними и впрямь треснуло. Накренились нарты… наверное, порыв бурана был уж совсем ураганный.
Перехватывало дыхание. Снежная стена хоть как-то защищала, без нее бы их замело с головой, и задохнешься под снегом… да, без нее могли бы – страшно сказать! – погибнуть. Вот так, нелепо, по собственной глупости.
По твоей глупости, скажи себе это честно.
Ладно, живы же. Урок жестокий, но он усвоен. Против Севера надо как против Моргула. Враг опасен не меньше.
Светает. И даже, кажется, стихает.
Встать и размяться. Поднять своих – надо будет откапывать нарты, если развиднеется. Да и просто подвигаться. Четыре слоя меха спасают, конечно, но хватит сугробами сидеть.
Олени роют снег. Бедняги. Им в этот буран и поесть было нечего. Ничего, сейчас легче. Покормятся, а там мы и поймем, куда ехать.
Точно стихает.
Всё белое… что метет пурга, что нет, никакого другого цвета. Темному пятну обрадуешься как другу.
– Аранарт, – позвал Хэлгон, и лицо нолдора было мрачнее, чем можно ожидать. – Подойди.
Вождь подошел к эльфу. Тот стоял возле оленей.
Ничего особенного: роют снег, до ягеля еще не докопались.
Было совсем светло. И хорошо видно.
И тут дунадан понял, на что показывал эльф. Олени уже разрыли снег. До… до того, что под ним.
Но только там не было ни мха, ни камней.
Там было такое же белое, как и всё здесь.
Лед.
Они на льду.
Слова были не нужны, эти двое и так понимали друг друга. Аранарт резко кивнул, Хэлгон скинул верхний мех, чтобы не мешал, и бегом помчался на юг – смотреть, что с дорогой на берег. Снег был сухим и рыхлым, но нолдор бежал легко, не проваливаясь в него.
Дунаданы, удивленные безмолвным разговором и тем, что эльф бежит назад, подходили к вождю – и один за другим понимали, куда их завела метель.
Не понимали олени. Они скребли копытами лед, надеясь найти под ним мох… как они смогут идти обратно? Ветер стихает, но не стих же. Под спуском, который казался таким легким, наверняка камни. Сколько им придется пройти, чтобы животные смогли поесть?
Эльф вдалеке превратился в темное пятно… точку, всё удалявшуюся. А потом эта точка остановилась. Остановилась и стоит неподвижно.
Почему стоит?
Снег стихает, становятся видны белые силуэты дальних сопок на юге.
Кутюв закричал. Кричал, захлебываясь словами.
Бердир спросил у Сидвара, что тот говорит.
– Очень быстро, не разобрать, – отвечал дунадан.
– Почему же, всё понятно, – произнес Аранарт. Отчаянные крики проводника и нолдор, вдруг остановивший бег, могли означать лишь одно. – Кутюв говорит, что это прибрежные сопки. Мы должны были увидеть их на севере. А мы видим их на юге. Он говорит, что мы на льдине.
Это надо было произнести.
Стрелять огненной стрелой в Форност было легче.
– И что ночью нас унесло в море.
Его не поняли. Бердир, Такхол, Сидвар и прочие смотрели на него, не желая осознавать простой и страшный смысл его слов.
Они – сильные, здоровые мужчины, они способны одолеть любую преграду. В их стране треть века мир, слово «погибнуть» поросло мхом прошлого. Они почти достигли цели, и самым страшным, что их ждало, была несговорчивость Ики. Даже буран стих!
Всё это никак не складывалось в слово «смерть».
А рядом олени продолжали скрести копытами лед. Они тоже не могли поверить.
– Аранарт… – выдохнул Бердир, словно прося сказать, что они поняли его неправильно.
– Это моя вина, – ответил на их молчание сын Арведуи.
Отец спас их, спас вопреки войне и Моргулу. А ты – погубил.
– Но можно же что-то сделать! – пылко воскликнул молодой Бреголас. – Берег же вон он!
– Сейчас вернется Хэлгон, узнаем.
– По ледяной воде ты до берега не доплывешь, – глухо проговорил Такхол.
Рыхлый снег заставлял нолдора идти быстро: иначе провалишься, будь ты трижды эльф.
По лицам дунаданов Хэлгон понял, что правда им известна.
– Разводья, – произнес он приговор. – Широкие.
Дунаданы переглядывались. Не верилось. Происходящее казалось безумным сном.
Кутюв, сев на снег, причитал, закрыв лицо руками и взвывая.
Южный ветер не унимался, но никто сейчас не замечал метели.
Смотрели на Аранарта. От него ждали – не чуда, но действий. Что произошло – то произошло, о свершенной ошибке поздно сожалеть и говорить, что надо было… но он – Арамунд, он найдет выход!
Он сверкнул глазами и сказал:
– Пока мы живы – мы живы!
Эти слова, более чем простые, были тем, что от него хотели услышать все.
Откопали из-под снега дорожные мешки, стали ставить палатку – за снежной стеной. Поели, будто ничего и не произошло. Запасов Тарки хватит еще на несколько дней, еще есть свои, а потом… а до «потом» дожить надо.
Метель определенно выдохлась ночью и давала им передышку.
Завтрак получился неожиданно бодрым. Даже Кутюв, удивленный спокойствием южан, перестал выть и присоединился к трапезе.
– Ну что, – мрачно усмехнулся Арамунд после, – пойдемте смотреть, что нам досталось. Надо наметить места складов.
– Складов чего? – не понял Такхол.
– Мяса, – горько вздохнул вождь.
Все обернулись на оленей. Те грудью раздвигали снег, ища другое пастбище. И скребли, скребли, скребли свою белоснежную смерть. За свистом ветра звук их копыт был неслышен.
– Но ты же не станешь их резать прямо сейчас?! – вскинулся Бердир.
– Сейчас не стану. Но на сколько их хватит? На пять дней? На десять?
– Если через десять дней нас не прибьет к берегу, то не всё ли равно… – проговорил Хинар.
– Пока мы живы – мы живы! – рявкнул вождь.
Подействовало.
Льдина оказалась большой. Дунаданы, стоящие на ее противоположных концах, видели друг друга только потому, что темную точку на белом не проглядишь. Хэлгон, стремительно вспоминавший всё, что узнал, когда плавал с Аллуином к Хэлкараксэ, сказал, что этот лед толщиной в рост человека, не меньше.
Аранарт, когда они остались вдвоем, спросил:
– На сколько ее хватит?
Эльф пожал плечами:
– Спроси меня, сколько нас ждет бурь. Столкновений с другими льдинами. И прочего.
– Ну а всё-таки? Дни? Недели? Месяцы?
– Может хватить на месяцы.
– Ясно. Хэлгон, что ты думаешь? Не про меня, про льдину.
– Про себя ты всё думаешь сам, – глядя в сторону, сказал нолдор. Хотел сдержаться, но не смог и проговорил, словно читая наизусть: – С немногими друзьями, увлекшись, умчался далеко вперед.
Аранарт кивнул. Было видно, что он и сам вспомнил это сравнение.
Обнадеживало отсутствие балрогов посреди моря.
– Пожалуйста, будь похож на Финголфина. Всё-таки твой предок.
– Я спросил тебя про льдину.
– Ветер стихнет, и нас станет сносить на запад, – ответил нолдор.
– Течение?
– Нет. Корабль в дрейфе всегда сносит на запад. Почему – не меня спрашивай, я всё-таки простой гребец.
– Хорошо. То есть надежда вернуться к берегу у нас есть?
– Если этот ветер прекратится сегодня или завтра, то да, – сказал Хэлгон.
Новый день не принес никаких изменений. Тот же ненавистный южный ветер. Та же метель, слабеющая, но не прекращающаяся. И лишь сопки на юге стали дальше – примерно на дневной переход.
Хэлгон сказал, что для льдины они движутся очень быстро; он привык, что за день льдина сместится хорошо если на лигу.
– Ну что, – сказал Аранарт буднично, – делать пока нечего, так что разомнемся.
Он снял верхнюю меховую одежду и первую из двух меховых рубашек. Дунаданы неуверенно последовали его примеру, больше из привычки подчиняться, чем понимая, что и зачем они будут делать.
Удивительное дело: ни один из них не был с ним в Мифлонде. Они не привыкли тренировками выгонять из сознания страх и боль. Старшие – тогда были с отцом. А младших и на свете не было.
Ничего, этому искусству быстро учатся.
Оружие – не для такой погоды… да и не для этой бури в душе. Любая рука сорваться может, вот нам ран еще не хватало. Ничего, можно и в рукопашную. Или пусть с Хэлгоном в догонялки побегают. Отличное развлечение для молодежи: вшестером одного эльфа поймать. Взмокнут.
…помнится, Голвег жаловался, что стар для этой игры. Ну вот, а им как раз. И никаких лишних мыслей.
Голвег, Голвег… всё бы отдал, чтобы увидеть тебя снова, и еще больше – хотя куда больше, чем «всё»! – чтобы ты никогда не узнал, как мы оказались на этой льдине.
Кивнул Бердиру: давай, что ли.
Думать вовремя не умеешь, так хоть