Это был их первый костер за полтора месяца.
Сжатие. В этом слове звучал приговор.
В час затишья Рибиэль стал спрашивать Хэлгона, почему всё так опасно сейчас, когда вокруг льды и льды, ведь они же не ударяются друг о друга; и нолдор повел их к огромному куску льдины, вставшему ребром: два ледяных поля сдавили его с разных сторон. Жуткое и величественное воплощение медленного гнева белых громад.
Насколько их льдина сильнее своих противников? От нее отколются куски, которые встанут вот так? Или она будет побеждать? Перед человеком проигравший становится на колени; здесь, в царстве мороза, поверженный вставал на дыбы.
День выдался ясным и солнечным, прям март, а не февраль. В Арноре это называлось бы редкостным морозом, здесь – несвоевременной жарой. Кто разделся до нижней рубахи, а кто снял и ее, подставляя тело солнцу. Эльф хмурился: это высокое, чистое и звонкое небо было опаснее пурги.
О борьбе и прочих развлечениях не было речи. Осматривали льдину. За этот дрейф она уменьшилась не более чем на треть, восточный склад был потерян, хотя пока еще рядом, но это до первых разводьев. Впрочем, склада там уже нет; и дунаданы шутили, что дом они белым мишкам подарили, а вот мяса не оставили, жадины.
Лучше всего дело обстояло с северным складом. Да и в центре неплохо.
Стоит перебираться заранее или нет? Где риск меньше – в центре или на северном? Все смотрели на Хэлгона, он разводил руками и как никогда за обе жизни жалел, что не прошел с Эльдин Хэлкараксэ.
Аранарт велел переносить южный склад в центр, западный – на север.
К вечеру стало резко холодать. Снова позалезали во второй и третий слой меха… не помогало. Мороз загнал их всех в палатку.
Спать не ложились. Дурное предчувствие потрескивало в воздухе, как тот самый шепот звезд в Гурут Уигален. Не нужно быть эльфийским мудрецом, чтобы понять: днем теплынь, ночью сильный мороз – что угодно разломится.
И что неугодно – разломится тоже.
Льдина под ними дрожала, скрипела; скрежет, где-то далеко словно таран бил в ворота.
Хэлгон вошел в палатку и сказал:
– Трещина проходит рядом с нами.
Перенести успели многое. Дорожные мешки, спальные мешки, запас мяса… Трещина не разошлась, но края ее ходили вверх-вниз. Это значит – льдина пополам.
Днем раздался новый гул – звук, который они уже узнавали безошибочно. Где-то опять сжимало льды. Пока еще далеко.
Пока.
– Прочь! – закричал нолдор тем, кто был в старой палатке (как быстро ее стали называть «старой»!). – Бросайте и бегите.
Сам он сделал прямо противоположное – перескочил через трещину к ним.
Края льда колыхались и крошились. Одно неверное движение – ты попадешь между этими ледяными жерновами и тебя расплющит. Чтобы перепрыгнуть, надо было подгадать миг, когда края хоть как-то выровняются. Хэлгон чувствовал его, кивал дунадану: давай! – и тот с разбега перепрыгивал.
На старой льдине остался только нолдор. Но вместо того, чтобы перепрыгнуть трещину, он побежал к палатке, скрылся в ней. Докричаться до него сквозь грохот и скрежет льда не было ни малейшей надежды, оставалось лишь ждать, пока он изволит сделать то, что задумал, и появиться.
Его не было совсем недолго, но когда на твоих глазах крошится твердейший лед и неподвижное ходит ходуном, то мгновения растягиваются безумно.
Хэлгон выскочил с каким-то объемным темным свертком, перебросил его через хищную ледяную пропасть, сделал рукой знак – отойдите, разбежался и легким прыжком перелетел к своим.
– Что? – спросил его Аранарт, кивнув на добычу.
– Одно из полотнищ палатки вырезал. Всё вам теплее будет.
– Хэлгон!! Ты ради этого?! Я убью тебя когда-нибудь!
– Обязательно, – устало кивнул эльф.
Февраль их встретил бурями и метелями. Слово «трещина» произносили без капли волнений, о сжатии говорили спокойнее, чем о зимнем дожде в родных холмах. Потеря южного, а потом и западного склада вызвала не больше чувств, чем наступление вечера: так и должно быть, вот оно и произошло.
Их кусок льдины, едва в десятую часть первоначальной, пока держался. Это было удивительно и радостно. Единственное, что могло бы их… не напугать, но взволновать – змейка трещины под ледяным домом. Они были готовы к ней, а ее не было.
…дети полагают, что чудо – это когда происходит что-то невозможное. Эти люди на льдине было уверены, что чудо – когда возможное не случается.
Они были очень близко к тому месту, откуда начали свой путь. «Мне же не поверят, – смеялся Хэлгон, – что можно проплыть круг на том, что не управляемо!» – «А ты уверен, что этой льдиной не управляли? – серьезно спрашивал Король. – Ты сам рассказывал, что у эльфийских кораблей главное не паруса и не весла, а воля. Это не корабль, и воля не моя. Разумеется, не моя. Моя была только у острова». Спорить с потомком Эарендила Хэлгон не собирался. Ему виднее.
Если они продержатся еще неделю и не поднимутся встречные ветра, то они пройдут Форохел и можно будет попробовать дозваться Кирдана. Услышит ли? поймет ли? Они с Аранартом упорно молчали о владыке Гаваней, но напряженное ожидание выдавало их. Дунаданы чувствовали, что эти две думают отнюдь не о близкой гибели. Что ж, если Король не говорит – значит, ему виднее.
Няспотали, Тюпынг и Сюльси вышли на моржей. Погода была ясная, и хотя до моржовых мест надо было долго идти по прибрежному льду, это не тревожило. Морозы стояли хорошие, лед крепкий, моржа – темную тушу – увидят издалека, подкрасться несложно, а попасть еще проще. Еще при деде нынешнего Ики любой ребенок выучился метко кидать гарпун – раньше, чем его начинали брать на охоту.
Но добычи как-то не было. В тщетных поисках охотники шли дальше… удача отвернулась от них: вон там, в море льдина и на ней вон сколько… и до них не добраться без лодки… нет? это не моржи.
Лоссофы смотрели в страхе на эти темные фигуры. Да, те из северных племен, кто бежал от войн, могли оказаться на льду… но они бы давно умерли от голода на этой льдине. Не чудища ли это, принявшие облик людей? Десятки лет их народ живет в сытости и довольстве, не вздумал ли Север взять свой дар назад? Что, если они спасут чужаков, а те ночью выпьют их кровь? Люди на льдине выжить не могут; так что за существа по ту сторону ледяной воды?
А если эта нелюдь оскорбится, подгонит свою льдину к прибрежным, явится в поселок и отомстит за нарушение закона Севера?!
Как быть?
Только Ики может постичь это.
Дунаданы видели людей на прибрежном льду. Кричать «спасите нас», махать руками – зачем? Их заметили, это понятно. Лодок у охотников нет, это видно.
Захотят спасти – вернутся.
Но вернутся не сюда. Льдина проходит за день пять-шесть лиг, как говорит Хэлгон. Знают ли лоссофы, где назавтра надо искать льдину, даже взяв лодки? Если захотят их спасти, то найдут ли?
…и это если не налетит пурга.
Сердца у всех колотились в горле. Бешеное желание жить захлестнуло их.
Аранарт молча пошел в ледяной дом, подавая пример остальным.
Когда все сели в круг, Король сказал:
– Прежде всего, мы должны отдохнуть. Завтра, если лоссофы вернутся, нам понадобятся силы. Если же они не вернутся… силы нам понадобятся не меньше, хотя и иного рода.
Они вытянули руки, он положил ладони сверху и снизу.
– Все эти месяцы мы были готовы принять нашу судьбу. Сегодня от нас это требуется тем более. Мы ничего не сможем изменить. Спасение или гибель в морской глуби – мы примем любой жребий. Если гибель – что ж, нам дали три месяца жизни, о которой мечтал бы каждый настоящий мужчина. За это стоит быть благодарным. Если спасение – мы пойдем дальше исполнять свой долг так, как каждый понимает его.
Он помолчал и продолжил:
– Гибель – это не кара нам, и спасение – не награда. Если считать гибель карой за проступки, то скажите мне, в чем были виновны мои отец и мать? Они виновны, а вы, уцелевшие, чисты?
Изумление и понимание было ему безмолвным ответом.
– Нет, – спокойно говорил Аранарт, – отец погиб не потому, что был плох. Вы выжили не потому, что хороши. Просто отец исполнил всё, для чего пришел в этот мир. Его деяния были завершены, его цели достигнуты – и он ушел. Ваши пути тогда завершены не были.
С ним соглашались: беззвучно, только взглядом.
– Если тот свет, та чистота, которую мы обрели в водах Гурут Уигален, была последней из целей нашей жизни, то завтра нас не будут искать или не найдут. И это мы должны принять как дар: не каждому удается уйти в чистоте. Если нас завтра спасут, то радуйтесь не продолжению жизни, но тому, что от вас ждут поступков лучших, чем были прежде.
Дунаданы, эльф и лоссоф молчали. О таком молчат.
Ночь миновала, наступил день – и стали видны темные точки на далеком прибрежном льду.
Кольцо Барахира
Каяки приближались к ним. Уже можно было пересчитать гребцов в каждом. Каяки были большими: на десяток, дюжину мореходов. А сидело в них по пятеро, считая рулевого. Только в одном был шестой, и он не держал весла.
Аранарт стоял, запрокинув голову и закрыв лицо ладонями. Ему нужно было принять возвращение в мир живых, а он оказался не готов к этому. Ничего, пока каяки не доплыли, время есть. Дунаданам ничего объяснять не надо, всё сделают сами. Разбирать склад – дело привычное. Странно, что до сих пор есть что разбирать. Как мало они ели… Ну и костям – не пропадать же. Там, в мире живых, топливо нужно.
Король резко выдохнул и осмотрелся. Льдина со старой палаткой плавала совсем рядом. Ну то есть как «рядом»… если на каяке – рядом. Там склад недоразобран, кости не уносили, и эти… губы и копыта. Как там Кутюв говорил, их варить надо? вот наварит теперь.
Спросить Хэлгона, выдержит ли льдина с их старой палаткой вес человека? Если да – тем проще, нет – вот пусть эльф и прыгает. Он это любит. Сама их палатка теперь, конечно, пойдет в хозяйство даже не белым медвежатам, а китятам, но ее распорки им явно пригодятся. Здесь, у моря, длинная прямая жердь – вещь ценная. И в ледяном доме надо попробовать остатки нарт вырубить изо льда… много не вернуть, но хоть что.