– А может быть, всё гораздо проще, – добавил Король. – Может быть, Элендил просто оставил это кольцо в Аннуминасе. И плавать кольцу никуда не пришлось.
– Так неинтересно! – хмыкнул Сидвар.
– Неинтересно и необязательно, – кивнул Аранарт. – Зная способность этого кольца не теряться в самых невозможных ситуациях. Да и не думается мне, что Элендил его снял бы. С такими мыслями на войну не идут.
– А как оно попало к Элросу? – размышлял вслух Маэтор.
– Да очень просто, – не понял вопроса Сидвар. – Диор отправил его с Эльвинг и Сильмарилом.
Аранарт взглянул на Хэлгона. Но нет, всё в порядке, теперь при нолдоре можно об этом говорить спокойно.
– А почему же ни слова нет в хрониках?
– Да потому что хроники писали эльфы! Что им это кольцо с того дня, как Финрод его отдал? Знаком рода Финарфина оно быть перестало!
– А если не перестало? Если Диор его отдал, только гораздо раньше. Галадриэли отдал!
– Или даже еще Берен…
– С чего тогда Галадриэли отдавать его детям Эльвинг?
– Это ты у нее бы и спросил!
– А точно. Давайте до Лориэна сплаваем, раз уж мы на лодках. И спросим!
– И скажет тебе леди Галадриэль на чистом квэнья: «Греби отсюда».
– Знатоки древности! Ужин готов.
На одном из привалов Хэлгон сказал Аранарту:
– Ты же отпустишь меня к Кирдану? Карта Гурут Уигален нужнее по эту сторону Зачарованных Морей. Да и по ту ее быстрее отправить кораблем, чем через Мандос.
– О чем говорить, – улыбнулся Король. – Надеюсь, ты не собираешься уходить, не дожидаясь свадьбы?
Эльф ответно улыбнулся.
– Ну вот. А после свадьбы, в первый же свободный день, иди, – он кивнул и спросил: – Рад? На сколько мы расширили карту?
– На шестую часть точно. Да, Аранарт, я рад, – глаза эльфа были печальны. – Но сейчас, когда всё закончилось, я рад другому. Всё-таки пользы от нашей карты немного… там никто не плавал и никто не поплывет. Только знание о мире.
– Тогда чему же ты рад?
– Я рад за Эльдин. Она столько веков стыдилась имени мужа… теперь не будет.
– Назови тот остров в ее честь.
– Думаешь, можно? – нахмурился нолдор.
– А почему нет? Ты уплыл оттуда ради нее. И не подай ты голос первым, мои красавцы могли бы не решиться спорить со мной.
– Не знаю. Я посоветуюсь с Кирданом. Это дерзко…
– Не более дерзко, чем расширять карту, ты не считаешь?
Теперь они точно знали, что к востоку местность повышается. Под ними были примерно те же низины с редкими холмами, но день ото дня всё дольше не дунаданы ехали на каяках, а каяки на них. Пришел день, когда за весь переход они не спустили их на воду ни разу.
Значит, пора держать слово, данное Ики.
Аранарт присмотрел молодую рябинку, достаточно гибкую, чтобы легко согнуть, но с хорошей кроной, каяк там удобно устроится. Ее наклонили, килем кверху пристроили каяк, отпустили… получилась рябина в странной длинной шапочке. Как будто всегда такой и росла.
Довольные делом своих рук, нашли другую рябину и повторили это со вторым каяком.
Сидвар поглядел на коронованное дерево и изрек:
– Лодка сидела на дереве.
Подумал, и спросил сам себя:
– А разве лодки сидят на деревьях?
И сам же ответствовал:
– Ну, это была сумасшедшая лодка.
…из которой когда-нибудь получится самое настоящее чудо.
Свадьба
Места становились всё более холмистыми… всё более знакомыми. Впереди и справа засинели дальние вершины: Северное Всхолмье. День, самое большее два дня пути к югу – и будут те крепости, которые не удержали Ондомир и Алдамир. Странно думать о братьях – о вечно юных братьях – словно о героях древних сказаний. Теперь для них всё закончено: враг разбит, их гибель отмщена, и знак возрожденной страны – возвращенное кольцо. День, два к югу… в прошлое. В прошлое, которое вот теперь может спать спокойно.
А их путь лежит на восток.
В будущее.
Когда устроились на ночлег, Аранарт спросил:
– Хэлгон, а за сколько бы ты добрался до схрона на Черноряске?
Тот пожал плечами:
– Если поторопиться, то за неделю. А если очень поторопиться…
Он поймал взгляд вождя, кивнул.
– И что им сказать, кроме того, что всё удачно?
– Что мы будем у Голвега через месяц.
Такхол, возившийся с костром, поднял голову:
– Так мы можем раньше быть. Сбросим поклажу в ближайшем схроне, а сами налегке…
– Верно, – холодно сказал вождь.
Его тон заставил дунаданов отвлечься от обычных хлопот по лагерю.
– Нам же потом и принесут наши мешки… – осторожно заметил Рибиэль.
Аранарт кивнул, медленно и молча. Лучше бы словами ругался.
– Что не так? – спросил за всех Бердир.
– Они ждали нас почти год, – терпеливо стал объяснять Аранарт. – Они заслужили праздник. Им он нужнее, чем нам. И чем медленнее мы пойдем, тем больше народу успеет собраться…
Он обвел их взглядом и договорил:
–…на свадьбу.
Замолчал, не желая вслух признаваться в своей слабости. А его нетерпение – это, конечно, слабость.
– То есть сказать Голвегу, что свадьба будет прямо в день нашего возвращения? – уточнил Хэлгон.
– Именно.
Бердир усмехнулся: дескать, неймется же тебе! Но предпочел промолчать.
– Так что пойдем не спеша, – подвел черту Аранарт. – Через месяц, день в день, будем там. Большинство добраться успеет. А меньшинство к самой свадьбе опоздает, но мы ж не сразу оттуда уйдем. Неделю-другую пробудем.
– Так что месяц предлагаю провести в молчании, – заметил Сидвар. – Чтобы язык отдохнул перед суровым и непрерывным трудом.
Дунаданы рассмеялись.
– У тебя самого это не выйдет, – хмыкнул Рибиэль.
– Делите мой мешок, – сказал Хэлгон. – Я прямо сейчас и пойду.
Схрон на Черноряске был местом, где сходились пути всего дунаданского севера – и дозоров, и поселений; так что передать весть туда означало, что через неделю-другую это будут знать сотни и сотни людей. А если поторопиться, то… в общем, все, кто захочет успеть к свадьбе, отлично доберутся даже из этой дали. О свадьбе в день возвращения Хэлгон предпочел тактично промолчать, хотя толку с того молчания: придут – узнают. Ну вот пусть сперва придут. А он пока скажет с самым равнодушным лицом: на третий день новолуния.
И – к Голвегу. Во весь дух. Это ж сколько народу ему принимать… как говорят люди, с ума сойти! Три недели, чтобы подготовиться, – это совсем немного.
Нолдор то шел стремительным шагом, то переходил на легкий бег; пара горстей орехов вечером на медленном шаге, а дремать у дозоров, куда зашел передать радостные вести. У Голвега отдохнет.
И на восьмой день к ночи он добрался до пещеры давнего товарища. Поселок о госте узнает утром.
Они ужинали – в смысле, Голвег и Риан. Перебралась к нему, значит? Неудивительно.
Нолдор задел что-то из утвари, чтобы они обернулись.
На главный вопрос отвечала его улыбка.
Жив. Цел. Возвращается. Послал вперед.
– Вернул? – спросил Голвег.
– Скоро? – Риан не заметила, что уронила ложку.
Кивнуть с радостным видом. Просто и понятно. Слова иногда – такая лишняя вещь.
– Через три недели будет. И свадьба в тот же день.
Голвег недоуменно посмотрел на нолдора, безмолвно спрашивая, не оговорился ли тот и не ослышался ли сам.
– В тот же, именно, – кивнул Хэлгон.
– Он… – старый воин набрал в грудь воздуху, но замер. Говорить при Риан как-то не стоило.
– Он так решил, – тон Хэлгона успокоил бы рассерженного коня.
Голвег медленно, одна непроизнесенная фраза за другой, выпустил воздух.
Надо было говорить о чем-то другом.
– Ты голодный небось?
– Устал. Есть не хочу, горячего выпью.
Риан поставила перед ним кружку какого-то отвара и, глядя на эльфа глазами в пол-лица каждый, спросила:
– Он… говорил что-нибудь обо мне?
– Ты бы хоть глоток ему дала сделать, – укоризненно заметил Голвег.
Она послушно замерла: испуганное беззащитное дитя.
Матушка? Любой из малышей, которых она растила, был увереннее и сильнее, чем она сейчас.
Вот да, женат не был, а дочкой обзавелся… и как ее этому зверю отдавать?
Хэлгон допил, отставил кружку, заговорил осторожно:
– Госпожа моя…
Риан чуть вздрогнула: она не привыкла к такому обращению. Ну, это у нее впереди.
– …я не знаю, что тебе отвечать.
Голвег и не подозревал, что эльф способен на настолько бережный тон. Словно открытую рану перевязывает.
– Госпожа, я хочу, чтобы ты поняла. Тогда он потерял всех, кого любил. Всё, что любил. И он запретил себе любить. Кого бы то ни было. Что бы то ни было. Он словно одел свое сердце в стальные гондорские латы. Без этого он бы не выжил. Без этого он бы не вывел нас в эту жизнь.
Риан молча кивнула.
– Говорил ли он о тебе? Нет, ни слова.
О единственном разговоре на льдине Хэлгон предпочел промолчать. Кто знает, что вообще собирается Аранарт рассказывать про льдину?
Риан снова кивнула.
– Но, госпожа моя, его поступки говорят больше слов. И не только свадьба, которую он не желает отложить и на день. Он… у него есть для тебя подарок. Что это – я не скажу, не моя тайна. Но ты поймешь: он думал о тебе. Не скажу, что тосковал: он запрещает себе любые чувства, если они не касаются дел страны. Помнил, думал, и скрывал это от самого себя, а от нас – тем паче. Только дела не скрыть.
Риан молчала и, казалось, была готова расплакаться: не от обиды, а от волнения.
– Сердце в латах… – мрачно проговорил Голвег. – Я ему сказал ровно те же слова о Фириэли.
– Я почти не видел ее, – ответил эльф, – но верю.
– Арведуи когда-то помог ей снять их… – сказал старый воин со вздохом. Обернулся к Риан: – Помоги и ты ему, деточка. Он когда-то был мягким и добрым. Сейчас… да что говорить, не веришь, что когда-то был похож на отца!
– Он выжил, – тихо возразил Хэлгон. – А Арведуи погиб. Иногда остаться в живых труднее, чем доблестно пасть.