– Да. Нехорошо, – согласился Аранарт, стряхивая с себя прошлое. – Так что если тебя интересует ее знатность…
– У тебя знатности на двоих хватит, – маг выпустил кольцо дыма.
– Я знаю.
– А что ты стал очень похож на Ондогера, знаешь?
– В каком смысле? – напрягся Аранарт.
– Внешне, – он выпустил еще несколько колечек.
– Внешне не страшно.
Гэндальф с интересом приподнял бровь:
– А что же страшно?
– Страшно быть таким отцом, как он. Когда твой сын, едва почувствовав свободу, тайком удирает в битву, растеряв остатки разума, забыв и долг сына, и долг наследника.
– Ты о гибели Фарамира?
– Разумеется. Мальчишка (язык не поворачивается назвать его дядей!) нарушил не только волю короля, но и закон Гондора. Он должен был понимать, что творит! Должен… но не понимал. Я не виню его, я о том, насколько же он был задавлен своим отцом. Так что, – Аранарт усмехнулся, – изо всех моих знаменитых предков я менее всего хотел бы походить на Ондогера.
– И на кого же ты хочешь быть похож? – волшебник вытряхнул пепел из погасшей трубки.
Сын Арведуи негромко рассмеялся:
– Всю жизнь мне говорят, что я на кого-то похож! На отца, на деда, на другого деда, на Феанора, на Финголфина, на Берена… кого я еще забыл? да, Элендила! Почему я не могу быть похож на себя?! Но если уж непременно надо выбирать… – он снова улыбнулся, – мне нравится думать, что сейчас я похож на Тингола.
– На Тингола? Ты? Чем?! – Гэндальф понял, что удивляться сегодня ему придется еще не раз.
– Для начала, мой народ имеет привычку сидеть на деревьях.
– Хм. Не сказал бы, что это главная черта сходства.
– А главная в том, что в мои леса никто не войдет без моей воли. Хотя Завесы Мелиан у меня нет.
– Подожди… ты хочешь сказать, что знал и заранее предупредил обо мне?!
– Конечно, нет, – качнул головой Аранарт.
– Но тогда…
– Невозможно предугадать всё, – объяснил дунадан. – Но можно и нужно дать понять людям главное. Мои дозорные не «выполняют приказ». Они понимают мою волю. Поэтому тебя и провели сразу же, а не стали тратить время на гонца.
Гэндальф одобрительно покачал головой.
– Я этому научился, глядя на Хэлгона. Чем меньше ты ему прикажешь, тем лучше он всё сделает. И подумал: а почему бы и людской разведке ни быть такой? Как можно меньше слов – только о самом важном! и как можно больше доверия. Итог ты видишь. Стрелять отравленными стрелами во всё, что движется, нам не придется.
Из пещер начало тянуть вкусными запахами. Кажется, сегодня вечером их ожидал не только кусок сладкого пирога.
Но на Гэндальфа, кажется, эти чудесные ароматы действовали прямо наоборот. Голодный он, что ли?
– Аранарт, всё это прекрасно, но почему бы ни построить дома? Раз тут так спокойно? Тингол жил не в…
– Неужели? – смеясь, перебил вождь. – Числом пещер мне с ним, конечно, не сравниться, но…
– Я серьезно! – рассердился маг. –Менегрот был дворцом, а вы тут почти как звери.
– Серьезно? Ну что ж, я отвечу тебе серьезно.
Из перелеска высыпала толпа детей и подростков – от совсем малышей до пятнадцати-, а то и двадцатилетних (кажется, там и девушки были). Различающиеся между собой только возрастом и ростом, лохматые, загорелые, веселые. Разбежались по пещерам, старшие развели малышей. Где-то там мелькнул и Хэлгон, и еще пара взрослых воинов.
– Гэндальф, мой ответ прост: Моргул. Он не простит поражения и, несомненно, попытается отомстить. Как только узнает, что мы живы. А произойдет это не при мне… – Аранарт посмотрел вдаль, словно высокое чистое небо могло сказать ему «да». – Но произойдет. Скажи мне, Гэндальф, как я могу подготовить мой народ к войне, о которой я знаю только, что она неизбежна и что я не смогу в ней участвовать даже советом?
Маг внимательно смотрел на него.
Но Король и не ждал ответа на свой вопрос:
– Только одним: приучив их быть готовыми к ней так, будто она завтра. Нынешние орки, если и спустятся с Мглистых Гор, разбегутся после десятка стрел (те, кто уцелеет, разумеется) – и можно быть уверенным, что на тот дозор еще много лет никто не выйдет, до следующей случайной шайки. Да… А мы должны быть готовы к тому, что Моргул вернется с новой армией, и нам, если нас не станет к тому времени раз хотя бы в двадцать больше, останется только бежать. И спрятаться уже не как сейчас, а всерьез. Чтобы его армия, какой бы большой она ни была, исчезла в Арноре, будто здесь болото от гор до гор.
– И когда же, по-твоему, этого следует ждать? – совершенно серьезно спросил Гэндальф.
Аранарт пожал плечами:
– Лет двести-триста мы просидим тихо, как мышь в норе. Потом… большой народ спрятать уже труднее. Так что, – он усмехнулся, – века через четыре, самое позднее – пять советую ждать гостей. Это если на Севере не произойдет что-то интересное, так что гости прибудут раньше.
– Кхм, – сказал Гэндальф.
Эльф, мыслящий столетиями, – да, но человек? Ну почему, почему он не на троне?! Хотя… это он нужен трону, а ему трон уже не нужен. Через пять веков… ладно, узнаем через пять веков.
– Но ты не отвечаешь на мой вопрос, – строго сказал маг. – Почему надо жить в пещерах? Вам хватает трудностей. Зачем создавать излишние?
– Нет, – твердо возразил Король. – Только необходимые. Только чтобы мой народ был готов к тому, что война может начаться завтра. Готов каждый день – во все века мирной жизни.
– Но послушай..!
– Гэндальф, – очень мягко произнес Аранарт, – позволь я объясню тебе.
На ровном участке земли начали расставлять складные столы, прикатили и поставили на торец несколько бревнышек, положили на них доски. Потом настала очередь вышитых скатертей… Этак они пиршественный зал из ничего сделают.
– Гэндальф, – Аранарт сейчас пытался вспоминать тон отца, от которого отвык за эти годы, – я действительно хотел, чтобы и Элронд, и ты как можно позже узнали о том, как именно я живу. Причина, по которой я скрывал это от вас, проста.
Он выдержал паузу и улыбнулся:
– Вы вечные, а я – смертный.
Маг нахмурился, удивленный таким поворотом мысли. Король продолжал:
– Как могут вечному понравиться стремительные перемены? Как может вечному понравиться то, чего не было прежде никогда? Никак! То, что я делаю, для тебя неправильно, и иначе и быть не может, – он опять улыбнулся, только глазами. – Арнор простоял две тысячи лет, и вдруг я увожу народ из городов в пещеры. Какой эльф скажет, что я прав?!
– Ближайший, – сухо заметил Гэндальф.
Аранарт расхохотался. Гэндальф и сам улыбнулся.
– Ближайший не считается. И, кстати, он молчит.
Во главу стола принесли кресла – тоже складные. Покрыли тканью с крупными узором. Смотрится… Продумано у них, ничего не скажешь. И в другой день этот любитель считать столетия носил бы всё вместе со всеми, похоже.
– Гэндальф, я прошу тебя: просто поверь мне. Пройдет сто, двести лет – и ты убедишься, что я прав. Что мы отказались от того, от чего нужно было отказаться, чтобы сохранить то, что необходимо сберечь. Лет через триста ты сам будешь считать, что никак иначе наш народ жить не может.
Маг в очередной раз занялся своей трубкой.
Глаза Аранарта блеснули почти по-мальчишачьи:
– И вот тогда ты вспомнишь этот разговор и пожалеешь, что меня уже нет в живых и ты не можешь мне сказать, что я был прав. Но чтобы тебе было там, в вашем будущем, не так обидно, я скажу тебе сегодня, что услышал твои слова.
Гэндальф поперхнулся табачным дымом.
Они надевали парадную одежду и в ней начинали выглядеть самими собой. Лорды и леди Арнора. Взрослые и дети.
Кто в шелке, кто в тонкой шерсти, пальцы в перстнях, украшения – у большинства гномьей работы (Гэндальф дал себе слово непременно добраться до Синих Гор и посмотреть, так ли гномам к лицу меха, как этим – творения подгорных кузнецов). Они были… настоящими, другого слова не находилось. Война перемешала их, и уже не понять, кто раньше был простым воином, кто знатным, они уже все – лорды, только вот слуг у них нет, некем командовать, так что командовать приходится собой и подчиняться – себе; словно в сказку попал, в обычную человечью сказку про чудесный замок, где всё делается по волшебству, пир идет, а слуг нет, и не нужны они, конечно, не нужны, если только беседа с высоким гостем удерживает Короля от того, чтобы и зажарить мясо, и принести его самому, и рассказать бы в Гондоре, что можно быть знатным и носить еду на праздничный стол, и не стыдиться этого, и гордость не пострадает ни на волос.
Не поверили бы, сказали бы – совсем маг… э-э-э, постарел.
– Отчего же ты не купишь хорошей посуды? – спросил Гэндальф, глядя на миски, выдолбленные из дерева, и кубки из рога на простой подставке.
– Не могу, – пожал плечами Аранарт. – Как?
– А как ты покупаешь шелка?
– Ты не понимаешь. Шелк покупает бродяга-охотник. По виду (да и по запаху, не за столом будь сказано) – чистый рудаурец, из тех, что на Ветреном до сих пор как-то перебиваются. Мех у него есть. Ума мало. Хочет он купить что-то такое… себе ли, полюбовнице. Что – толком не знает. Шелк примерно понять способен. Платит втридорога; за год может этот шелк или изодрать, или спалить, или передарить… мало ли. Через год еще купит. Купцам радость. И ни-ка-ких подозрений.
Он встал разрезать пирог, положил по куску Гэндальфу, жене, себе. Пирог был с чем-то вроде капусты, а кусок небольшим. Впрочем, в мясе на этом столе недостатка не было, так что уйти голодным не грозило.
Пирог передавали дальше, до нижнего конца стола, где сидели дети. Самые маленькие – на коленях у старших.
– Ну и скажи мне, Гэндальф, как бы этот дикарь нагорий стал покупать хотя бы дюжину пристойных глиняных мисок? Нет, я не спрашиваю, как их донести. Я это знаю. Ты это знаешь. Я спрашиваю, как он это сделает. И главное – зачем?
– Кхм, – сказал маг.
– Вот, – кивнул Аранарт. – Так что обойдемся. Не самое главное в жизни. И потом – есть из того, что сделал своими руками… это тоже неплохо. Подставляй.