— Девушек драконы тоже гипнотизировали? — немного игриво спросил Эврар.
— Могли, когда хотели, — вполне серьёзно ответил Эол. — А хотели довольно часто.
— Этого я тоже никогда не понимал. О драконах часто пишут, как о похитителях красавиц. Иногда драконы требовали красивых девушек в качестве дани. Понятно, что это делали только падшие драконы, но зачем им это было надо? Всё-таки дракон и человек так сильно отличаются, что женщина в обычном смысле вряд ли может интересовать дракона.
— Ты цветы любишь? — спросил Эол, явно уже зная ответ.
— Да, очень люблю. Я как-то подумал, что некрасивых цветов не бывает. Ведь все цветы созданы Богом. Каждый цветок воплощает божественную гармонию.
— А букеты рвал, домой приносил?
— Да…
— Зачем?
— Ну… Чтобы любоваться ими.
— А ты не мог любоваться ими там, где они растут? Тебя не смущало, что ты убивал цветы ради того, чтобы принести домой? Так же можно увидеть на улице красивую девушку, убить её, принести к себе домой, чтобы некоторое время на неё любоваться, пока не начнёт терять вид, а потом выбросить.
— Но ведь цветы — не разумные существа.
— Ты уверен? Ты исследовал этот вопрос? Если разум цветка не доступен человеку, это не значит, что цветок не разумен. Я как-то читал книгу — «Разум цветов». Рекомендую.
— Но это же не в человеческом смысле разум.
— Человеческий разум тоже совершенно не в драконьем смысле. Дракону не легче обнаружить разум в девушке, чем тебе в цветке. Я всю жизнь занимался людьми, но это исключение, а большинство драконов, пытаясь обнаружить к человеке разум, просто не находят, с чем тут можно вступить в контакт.
— Но у нас есть обычай дарить девушкам цветы, это наша культура.
— А у драконов есть обычай, чтобы им дарили девушек, это их культура. Пойми правильно, я не оправдываю засранцев из своего племени, просто пытаюсь объяснить тебе их логику. Увлечение драконов девушками имеет ту же природу, что и увлечение драконов драгоценностями. Это стремление к красоте. Ты удивляешься, зачем дракону красавица, что он будет с ней делать? Да то же самое, что ты с букетом у себя дома. Любоваться.
Нормальный дракон будет любоваться девушкой в её естественной среде, там, где она живёт, как правило, с большого расстояния, так что девушка и не узнает об этом. Так можно любоваться цветком в поле без мысли его сорвать. Настоящий дракон ценит все проявления жизни, потому, что жизнь создана Богом, и все её проявления прекрасны. Мысль о том, чтобы сорвать цветок или забрать девушку себе для дракона не просто противоестественна, она кощунственна, потому что это презрение к творениям Божиим, а значит и к Самому Богу. Отпавшие от Бога драконы презирают жизнь, презирают Божьи творения, им нет никакого дела до их судьбы. Они похищают девушек или требуют их себе совершенно не думая о том, что в драконьей пещере девушка жить не может, она неизбежно умрёт. Их это заботит не больше, чем тебя судьба увядшего букета. Ты станешь лить слёзы по поводу смерти цветов в вазе? Ты просто подумаешь о том, что пора бы этот веник отнести на помойку, да свежих цветов нарвать.
— Но ведь и в поле цветы всё равно завяли бы.
— Так ведь и девушки всё равно умерли бы. Но в свой срок, а не в исполнение чьей-либо прихоти. Падшие драконы такие же эстеты, какими были до падения, но это презрительные эстеты. Они всё так же тянуться к красоте, но теперь они её презирают. Им безразлична судьба красоты, им даже нравится её топтать, разрушать, уничтожать, но в мире, где нет ничего красивого, они не смогли бы жить. Это сущностный тупик. Змея, пожирающая свой хвост.
— Я и сам теперь чувствую себя маньяком по отношению к цветам. Не столько, впрочем, чувствую, сколько понимаю это. А чувствую я по-прежнему то, что букет в вазе на столе — это очень хорошо.
— Конечно, ты не маньяк. Я немного сгустил краски, чтобы ты смог лучше понять характер драконьих заморочек. И хотя культура падших людей порою, действительно, очень напоминает культуру падших драконов, но разница всё же есть и существенная. Человек, чтобы жить, вынужден убивать. Он убивает зверей, чтобы добыть мясо для пищи, а шкуры для одежды…
— Вегетарианцы любят об этом поговорить.
— Пусть они развернут свою проповедь вегетарианства среди северных народов, где единственная доступная пища — животного происхождения, а единственный доступный материал, из которого можно сделать одежду — шкуры животных. И пещерные люди не от хорошей жизни начали охотиться на мамонтов. Растительной пищей не наедались, её не хватало. Да и в любом случае человек вынужден убивать как минимум растения. Чтобы построить дом, надо срубить много деревьев, а ведь они живые. И лён убивают, чтобы сделать льняную ткань. Поэтому и цветы в вазе не шокируют человека. Это всё в рамках обычной человеческой жизни.
Но дракон для жизни убивать отнюдь не вынужден. Ему практически не нужна пища, он создан для того, чтобы питаться энергиями Бога. Ему не нужна одежда, он хорошо одет с рождения. Дракон не строит жилища, пещер хватает, и они нас вполне устраивают. Дракон не создан для убийства, и если он всё-таки убивает, значит таков его добровольный выбор. Дракон убивает из ненависти, из презрения, ради удовлетворения своих низменных страстей. Поэтому любой убивающий дракон гораздо ужаснее, чем убивающий человек. Человеку достаточно быть умеренным, когда он прерывает чью-то жизнь — бери в природе, сколько тебе надо, не больше. Дракон, хоть что-то берущий в природе — уже чудовище. Драконы созданы для неба, им незачем появляться среди людей. Если человек видит дракона, то может не сомневаться, что это страшное существо.
— Но вот я вижу тебя.
— Наша встреча — исключение из всех правил. Ты видишь последнего дракона на земле, который к тому же скоро умрёт. Уже можно.
— А ты встречался раньше с красивыми девушками? Ну… из своих чисто эстетических драконьих соображений.
— Встречался… — Эол тяжело вздохнул. — Я любил одну девушку. И сейчас люблю. И буду любить всегда. Не закатывай глазки, Эврар и избавь меня от неуместной иронии. Любовь дракона не имеет ничего общего с обычной человеческой влюблённостью. Это не просто эстетство. Это сложнее. Но любовь дракона всегда чиста. И всегда трагична.
— Кем же была эта девушка? — очень серьёзно спросил Эврар.
— Ты её знаешь. Во всяком случае, ты знаешь о ней. Это императрица Иоланда.
— А как вы познакомились?
— Как может познакомиться дракон?.. Я её увидел. И если бы ты только знал, что значит для дракона слово «увидел». Если собрать вместе все смысловые оттенки, которые имеет это слово во всех человеческих языках, мы всё равно не сможем приблизится к смыслу того, о чем я говорю. Я что-то мог бы объяснить на древнем драконьем языке, но он для тебя недоступен. «Увидеть» для дракона означает примерно постичь, познать, вместить в свою душу, точнее — сделать частью своей души. Человек часто видит то, что хочет видеть, зрение человека создаёт мир иллюзий, в котором он и проводит свою жизнь. Дракон видит самую суть того, на что обращён его взгляд. Дракон видит глубинный смысл и одновременно воспринимает все оттенки этого смысла. Тогда я впервые увидел, насколько прекрасной может быть человеческая душа, и всё моё существо содрогнулось от чувства недоступности этой красоты.
Я был ещё совсем маленьким, гулял по нашему саду и вдруг увидел, что воздух передо мной как бы задрожал. Мне стало любопытно, я присмотрелся, дрожащий воздух довольно быстро обрёл правильную прямоугольную форму, внутри которой появился зелёный цвет. Там постепенно рождалась какая-то картина, и вскоре я увидел деревья с зелёной листвой, такой же, как в мире, где жили динозавры. Впрочем, листва была не совсем такая, а деревья росли гораздо плотнее. Это был густой лес. Я подумал о том, что в таком лесу совершенно невозможно ходить, но потом увидел меж деревьев тропинку. По тропинке шла маленькая девочка. Она была такая хорошенькая, такая симпатичная, что я, и сам тогда ещё ребёнок, сразу весело закричал: «Девочка, давай играть!». Но девочка, похоже, меня не слышала. И вскоре я понял, что она находится не здесь, а где-то в другом месте. И тогда я стал просто за ней наблюдать. Никогда в жизни я ещё не видел людей, тем более маленьких, так что мне было очень интересно. Походка девочки была упругой, бодрой и жизнерадостной. Белые волосы убраны в хорошенькие хвостики, которые весело подпрыгивали при ходьбе. Я попытался заглянуть в её глаза и поначалу не был впечатлён, ведь я привык к огромным глазам драконов, в которых можно увидеть множество оттенков настроения, а глаза девочки были совсем небольшими и читать в них было затруднительно. Лишь потом я узнал, что по человеческим меркам глаза девочки были огромными. Но вот изображение как бы приблизилось, и я увидел лицо девочки крупным кланом. Впечатление было потрясающим. На лицах папы и мамы имели значение только глаза, всё остальное ничего не выражало, а у девочки всё лицо было подвижным, во всём было настроение. Особенно мне понравились губы, ярко красные, как рубин, но немного в другом роде. И эти губы улыбались, передавая удивительно чистую радость, какую я и сам тогда почувствовал. А зубки были маленькие, аккуратненькие, совсем не похожиена драконьи. Они тоже напоминали драгоценные камни, но я таких ещё не видел. Ещё мне понравилась кожа девочки, она напоминала спелый плод из нашего сада, мне даже захотелось укусить её за щёчку. И я подумал, что поэтому, наверное, мне и нельзя с ней играть, не удержусь ещё и укушу, а зубки-то у меня не как у неё. Длинненькие и остренькие. Драконьи зубки. И тогда я понял, что эта девочка существует для того, чтобы ею любоваться. Я сразу увидел, что её душа так же прекрасна, как и её личико, чувства девочки были чистыми, ясными, прозрачными, словно хрустальными, они так дивно отражались на её лице, что меня это просто заворожило.
А потом на её душу набежало темное облачко. Она шла по дороге давно и, видимо, очень устала. Мне стало жалко девочку. Она легла на придорожный мох и закрыла глазки. Видимо, уснула. Потом изображение исчезло. Я так и не узнал, чем всё закончилось.