— На Бруте летает, — понял мое замешательство принц. — Она съела весь завтрак, вот Кардинал и отрабатывает.
Мы уже шли по галерее, отделяющей общежития от основных зданий академии, когда я услышала смех, довольный, заразительный, и голос, искренне требующий: «Еще! Сильнее!» — а следом укоризненное, но все так же через смех: «Бруг, не трусь. Мне не будет больно…» В ответ неразборчивое бурчание, и опять голос Олли Крэбасс: «Нет, потому что я не упаду!»
После этих восклицаний, да и слов принца лично у меня было два предположения относительно характера ее полетов. Бруг катает ее на себе в образе дракона, или они легко перешли из дружеских отношений в более близкие. Памятуя о том, что Кардинал разбитых сердец застрял в обороте и летать не в силах, я предположила самое банальное, но оказалась не права.
Едва мы завернули за угол, Его Высочество хмыкнул, а я остановилась, с удивлением глядя на парк, где у самого большого дерева обосновалась знакомая парочка.
— Выше! — требовала довольная Олли и взлетала на качелях вверх, а затем так же стремительно возвращалась в руки оборотня и просила: — Еще!
И изрядно уставший Бруг молча слушался, вновь посылая в небо подпрыгивающую от нетерпения и радости Крэбасс.
— Юх-ху! — Радостное восклицание отразилось от стен общежития, наполняя пространство довольным эхом, заглушающим тяжелый вздох красноглазого смертника.
— Еще немного, и Тугго растянется на траве, и вряд ли сам сможет подняться, — произнесла я.
— Думаю, именно этого она и добивается, драконы-оборотни, особенно драконессы, очень мстительные натуры, — хмыкнул Равэсс и повел меня дальше.
— И ты не хочешь вмешаться и спасти члена команды?
— М-м-м, нет. Видишь ли, я тоже придерживаюсь мнения, что чужие дневники читать нельзя. Так что… — он подмигнул, — оставим Кардинала на попечение Олли.
Странное решение. Именно так думала я ровно до тех пор, пока не вошла в коридор, ведущий к палате Дао-дво. Коридор, в котором с каждым шагом встречалось все больше цветочного мусора и девушек с пустыми корзинками, увядшими цветами, билетами на какое-то представление или иное увеселение. Накрашенные, разодетые по предсмертному писку моды и надушенные сверх меры. А ведь менее чем через десять минут они должны надеть мундиры и вернуться на пары. Часть из них уже уходила, другая часть только шла в направлении одной-единственной палаты — тридцать пятой.
— Не поняла. — Я остановилась, увидев очередь у знакомой двери. — Это что такое? — просипела удивленно.
— Приемный час. Девушки пришли навестить героя.
— Кого?
— О! Ты же не знаешь. На учениях с разгромным счетом победили Графитовые. А Гер — их капитан. — Магический гид Его Высочества засветился синим, и он, извинившись, отчалил, с заверением: — Я вернусь за тобой через двадцать минут. И, Сумерька, одна не уходи, потому что…
Почему именно мне одной по академии ходить нельзя, я не расслышала, будучи занятая куда более эмоциональной мыслью. Рыжий — свинья!
Вот, значит, для чего меня кука сторожила! Вот почему его следует в сжатые сроки на ноги поднять! Ради девчонок. И это называется: «спасу нет»?! Да уж, спасу нет… И я сломя голову летела на помощь, думала, метаморфу плохо, а он… Несчастный бедняжка не смеет показать свою слабость перед табуном посетительниц! А вот фиг ему, а не скорое восстановление!
Я по инерции сделала еще несколько шагов к строю посетительниц и развернулась, чтобы уйти. Как вдруг из стены над очередью высунулась голова лопоухой нежити, которая, завидев мое отступление, завопила:
— Стой! Стой, кому говорь-рят! Не бросай мень-ня. — И оказавшись на моем плече, возмутилась слезливо: — Ты дала слово. Дя.
На самом деле я тогда всего лишь кивнула, но забрать обещание у этой тварьки не смогла. Сказала лишь, что я, судя по очереди, не скоро дойду до больного рыжего.
— Глупость! — заверила она, потершись о мой подбородок. А в следующее мгновение обернулась мерзким кошмаром из чьего-то сна и, скользнув к двери в тридцать пятую палату, взвыла: — Все во-о-о-он! Прием окончен.
Кто-то послушно ушел, кто-то сбежал, а пара-тройка пульнули в нее проклятьем. Нежить съела их, не подавившись, и пообещала темных искусниц запомнить. И недалекие, напуганные предстоящей местью девчонки скрылись быстрее всех.
— А ты за мной! — скомандовала теневая и влетела в палату, где заявила громко: — Времь-мя вышло, вам пора… Хозь-зяин не забудет, — и ехидно: — Вы же всего лишь пь-пятидесь-сятай-я за этот час!
Я шла к больному, как палач на эшафот, сдержанная и сосредоточенная. У двери столкнулась с одной из тех красоток, что при мне уже навещали Дао-дво. Эта была та самая восхищенная подружка, что не любила радикальные меры. Темненькая, с рыжинкой в волосах и, как все пышные девушки, миленькая, если не брать в расчет характер.
— Целитель, прошу простить, не заметила, — заявила она, налетев на меня и отдавив ногу, и вышла из палаты с самой очаровательной улыбкой. Вот, зараза, мстит за то, что ее раньше времени выгнали.
— Так и быть, эту самолично провожу! — плотоядно улыбнулась теневая и исчезла.
Я посмотрела вниз и с досады чуть не скрипнула зубами, ибо туфельку мне пышка порвала. Но терпению моему пришел конец, когда довольный жизнью рыжий, гад и сволочь, поедающий явно не первое кулинарное творение и возлежащий под целым букетом из воздушных шариков, вдруг дернулся на кровати, усыпанной лепестками роз, закашлялся и просипел:
— Пришла меня добить?
Вроде бы простая фраза, но какая сила слова. В одно мгновение она уничтожила во мне целителя и возродила ведьму. Пусть я не доучилась в ведической школе, пусть не закончила обязательный для них колледж и не защитила диплома, но сила моей злости с толикой негодования достигла уровня высококвалифицированной черной вдовы.
— Да!
Дверь с грохотом хлопнула, окно зазвенело, шарики, так гармонирующие с рыжей шевелюрой больного, мелодично лопнули, разыграв первые аккорды похоронки, лепестки на кровати увяли, а торты и пирожные, оставшиеся на подносе, все до единого покрылись плесенью.
— Интересное начало. — Многоликий сощурил карие глазищи и сжал кулаки.
— Это конец… — ответила я надменно, потому что уже продумала, каким из разрешенных в академии проклятий шарахну по метаморфу, как откуплюсь от Нваг-нваг Севоя информацией и сколько дней из-за растраты сил в постели проведу. Как вдруг…
— Стой-ять! — взвизгнула не вовремя вернувшаяся кука, вцепилась лапками в мое плечо, зашептала: — Й-я не дль-ля этого тебь-бя приглашала.
— А ради чего? — нахмурился Дао-дво.
— Ради исцелений-я! — патетично заявила нежить и заглянула в мои глаза. — Ты ведь не уйдешь? Вспомнишь, сколько раз он вчера головой приложилсь-ся. И не будешь обижатьсь-ся на… — «на пристукнутого», догадалась я, но нежить оказалась более тактичной, — на больного и несчастного, дя?
— Теневая?! — возмутился многоликий.
— Не буду, — согласилась я.
— Уря-я-я! А поможешь мне его на ноги поднь-нять, дя?
— Да куда ей, недалекой, — хмыкнул многоликий, приподнимаясь на кровати. И прожигаемая взглядом карих глаз, я не смогла ни ответить тенюшке, ни кивнуть.
Все-таки нужно было по нему хоть чем-то шарахнуть.
— Ну, пожалуйста, ради маленькой мень-ня… — взвыла кука и пожаловалась, кончиком хвоста глазки вытирая: — Это же невозможно, лишь собственными силами от него девок гонь-нять и этих… смертников с темными помыслами. Й-я одна, а их толпа и все такие наглые… запрещенными прокль-лятьями бьют.
Активизировались, значит. И это понятно, Авур капитану команды имперских смертников дал неделю на вербовку Дао-дво. Время вышло, вот они и спешат. К тому же после моих выходных во дворце у королевской семьи могли появиться многочисленные вопросы. Напрямую задать не посмеют, академия закрытое учреждение, а вот повторно перепроверить информацию опытным путем — вполне.
Я кривовато улыбнулась теневой, просипела: «Что ж, симпатяшка, договорились», — и шагнула к многоликому.
— Сумеречная, стой! — вновь подал голос рассерженный рыжий. — Не подходи…
— Не снимай перчатки!
— Не трогай! А-а-а… — Он значительно побелел в лице, когда я коснулась раздробленной щиколотки.
— Твою ж, убери руку… — захрипел, дернув ногой, и застонал сквозь зубы от самолично вызванной болезненной волны.
— Не дергайся, — посоветовала я, а в ответ услышала…
— Убери руку, иначе я забуду о своем правиле!
— О каком, позволь узнать?
— Не бить женщин… — прохрипел он, зажмурившись. И вспомнилось мне, сколько раз эта благородная сволочь проявлял грубость по отношению ко мне, как за шею держал, как обещал отхлестать. Хладнокровно и мстительно подняла руку, чувствительно надавливая выше перелома. — Таррах! Намина… — взвыл Дао-дво, но не ударил.
— Ух, ты даже имя мое вспомнил. Какая радость, — съехидничала я, продолжая исцелять менее щадящими методами. — А как насчет того, чтобы извиниться?
— С чего вдруг? — выплюнул Герберт и закашлялся. — Ты мне пожизненно обязана!
— А, ну да, ну да. — Пальцами скользнула по его бедру и свободной ладонью накрыла менее травмированную руку многоликого, как-то совсем не хотелось получить по лицу в ходе дальнейшего его исцеления.
— Чт-то т-ты делаешь? — Сдавленный шепот и почти угроза, когда он заметил наложенное мной черное плетение. — Су-сумеречная, сними его. Сними немедленно, иначе пожалеешь…
Хотелось сказать, что я в любом случае пожалею, но тратить время на пустые слова не рискнула, поцелуем припала к его лбу.
— Ку-ку-ка, убери ей-о-о-о-о… — Его тихий рык быстро перешел в стон, а затем и вовсе затих.
И все-таки независимо от моей предосторожности после прочтения формулы восстановления его выгнуло дугой, как простого смертного. Всего лишь на доли секунд, но столь сильно, что сама я испугалась.
— Дао-дво? — стремительно натянув перчатки на руки, позвала его. — Герберт, ты как? Гер! Ау…
— Живой он. — Теневая уже сидела на груди многоликого, любовно прикасаясь лапами к мощной шее и плечам. — Просто без сознания-я.