Гер еще не успел ни отдышаться, ни ощупать себя на предмет повреждений, а кука уже стояла рядом, уперев лапы в бока, и с осуждением снизу вверх смотрела на василиска.
– И кто просил вас вмешиватьсь-ся, а? Й-я же сказала – решу сама!
– Ты же маленькая такая…
– Размер против опыта?! – взвизгнула нежить. – Да й-я старше вас вдвое!
– Не визжи, отрастет, – миролюбиво заверил ее Граун, – главное – живой, остальное пустяки.
– А ну-ка покажите мне ваш пусть-тяк. Давайте-давайте! Хочу, чтобы хозь-зяин оценил, – и, получив в лапу тонкий длинный хлыст, так похожий на хвост, придирчиво оглядела его, обращаясь уже к метаморфу: – М-дя, послушал бы мень-ня, осталсь-ся бы целым. А так й-я даже предположить не могу, что в человеческом обличье от тебь-бя отвалилось.
– Есть предположения, – смущенно улыбнулся василиск, закрывая Сумеречную в комнате на те же семь печатей.
– Вот только не надо ваших шуточек! – вспылила тварька. – Скройтесь с глаз моих, позорник. Где это видано, вместо того чтобы рассчитать расстояние и перспективы, наобум кричать: «Дао-дво, сюда».
Что? О чем они толкуют? Гер извернулся, посмотрел за спину и ругнулся в голос:
– Проклятье!
– Бывает, – ответил Граун и поспешил удалиться.
– Дя-дя, беги-беги. Бывает у него! – Лопоухая перевела укоризненный взор со спины василиска на Дао-дво: – А ты… Что за привычка доверь-рять кому угодно, но только не проверенной в бой-ях мне?
– Ну как бы… – Метаморф не нашел слов, замолчал. А действительно, как объяснить, что, подумав о двери и услышав идентичное предложение, он повелся как простоватый дурак? Забыл прописную истину – думать прежде, чем действовать.
– Что, такую маленькую стыдно слушать?! Кука это вам не чешуйчатый красавец василиск! И пусть привь-вязана до гроба и защищает как родного, все равно не то… – Взяла паузу, посмотрела с прищуром и, вручив Геру отвалившийся хвост, прошла сквозь дверь. – Все, й-я обиделась.
И уже из комнаты Сумеречной заявила:
– И у мень-ня завтра выходной!
– Таррах!
Вот так метаморф младшей ветви рода Дао-дво остался без теневой, хвоста и плана. И если первая и третья потери были поправимы, то вторая вызывала опасения. Отправившись в соседние покои, плотно закрыв дверь и окно, многоликий обернулся человеком и вздохнул с облегчением, отвалившийся хвост оказался ремнем, чья бляха застряла в ушках штанов, а кожаное полотнище отпало.
– Одной проблемой меньше, – констатировал он. – Везучий.
– Дя-дя, везучий, бь-бяка, – отозвалась Симпатяшка, на мгновение выглянув из стены. Хоть и обижена, все равно волнуется. Приятно.
Остаток времени до раннего утра и момента отправки в городок многоликий провел на полигоне, вновь и вновь перевоплощаясь в ползучих гадов, тренируясь защищать не только себя, но и свой хвост. Уверенно полагая, что, перевоплотись он сегодня в ужа, из-за проклятья невменяемой некромантки лишился бы отнюдь не ремня, а вполне возможно, второй жизни. После, приведя в порядок себя, свои мысли и волосы, дабы внушительная плешь не сильно выделялась на общем фоне, отправился на поиски девчонки. А нашел еще одну причину для седины… Запах. Сладковатый и тошнотворный запах подчиненного мертвяка, тонкий и ненавязчивый, но переворачивающий душу.
Не доглядел! Ее убили…
Плевать на звук дыхания, тепло, все еще исходящее от кожи, и дрожь ресниц, разведчик знал этот запах, силу состава, несущего его, и понимал, что счет идет на секунды. Многоликий стремительно покинул спальню. Нужно успеть, нужно узнать, кто посмел перейти ему, Геру, дорогу, и тогда… Он еще не знал, как найдет смельчаков, посмевших убить девчонку, не ведал, как заставит их говорить, но мог поклясться, они не останутся в живых. Метаморф младшей ветви рода Дао-дво был вправе мстить за нее и собирался воспользоваться этим правом. Он ворвался в собственную комнату, сорвал печать с тайника и впервые в жизни попросил у грифона помощи. Сложно сказать, за какие нити дергал опытный клювастый кукловод, но уже через двадцать секунд многоликий получил свой запрос. Бутыль «Призыва душ» оказалась за порогом его двери, и горлышко ее венчала престранная записка от Эрраса Тиши, гласящая «Не переусердствуй».
Но как можно переусердствовать, если Сумерька уже мертва?
Занятый лишь этой мыслью, ощущая вину, он вернулся на место убийства, стянул мертвя… девчонку с кровати и, не замечая ее попыток вырваться, поднес распечатанную бутыль ко рту.
– Ге-е-ер!
Взгляды встретились, и ее серые лучистые глаза в эти мгновения не были полны белесого тумана, они искрились неподдельным испугом. Она смотрит, она говорит, она движется, дышит и пахнет как… Намина, она жива… Таррах ей в глотку! Всего за мгновение стойкий к стрессам разведчик и капитан Графитовых перешел из состояния ужаса – «ее убили!» – в фазу ярости – «я сам ее убью!».
Слов не хватало, чтобы передать весь спектр его злости, несчастные обрывки срывались с языка, а в голове звучал набатом колокол, заставляющий сжимать челюсти и кулаки. Успокоиться, как учил Могучий, взять себя в руки, как требовал Тагаш, уйти в Ничто, как советовала Сули, – ничего из этих практик не могло остановить многоликого сейчас. Встряхнуть некромантку, надавать по щекам, высечь пониже спины он мог, но вряд ли бы она подобное пережила.
И метаморф ушел, тихо закрыв двери в комнате, в домике и внутри себя – щель, продувающую душу. Несчастная Сумеречная, маленькая идиотка, недолговечная человечка и просто дура даже представить не может, как ей повезло. Он уже и забыл, что умеет так пугаться за других, давно похоронил в памяти свое бессилье и вот опять… Перед глазами всплывают горькие картины прошлого: как чуть не утонула в пруду трехлетняя Аннабель; как отец признается в болезни, подтачивающей его и без того скудные силы; как умирает мама…
Гер?
Никто не произнес его имени вслух, но многоликий возвращается в себя, чувствуя настороженный серый взгляд и присутствие подопечной. Явилась, ножницы принесла, испугалась не меньше, чем он всего лишь полчаса назад, а потому волосы острижены до плеч, во взгляде ожидание.
– Молодец.
Глава 8
Нет, все-таки зря я решила вести себя тихо, потому что ры… коротко стриженный совсем обнаглел. Мало того, что подстриг по своему вкусу и облагодетельствовал меня челкой, так еще по ходу дела отругал и поставил перед фактом – будешь зачитывать смертникам сведения из своей тетради. И вроде бы кто против, я только за – помочь, но эта помощь поставлена в наказание…
– За продолжение опытов с моим иммунитетом, – руками зарываясь в мои короткие локоны, сообщил Дао-дво.
А-а-а… Мурашки по спине ползут и от стоп к коленям. Плечами передернула, а он уже шипит:
– Не дергайся, я еще не сказал, что затребую за оторванный хвост и испорченные волосы.
– Слушай, если это касается команды, то требовать не стоит, и так сделаю, – сообщила гневно и вырвалась из его рук. – Закончил?
– Еще нет, сядь. – Меня рванули за руку обратно на стул и ехидно поддели: – И давай без одолжений, мы оба знаем, как долг влияет на твое участие: стоишь столбом и вызываешь зевоту не только у меня, но и у соглядатаев.
– Да неужели? – возмутилась я. – Что-то не припомню, чтобы в прошлый раз тебе было скучно. Забыл, сколько нетопырей мы привлекли?
– Прекрасно помню. И сгоревшие деревья, и Холодную звезду, и удавку… – Возле моего уха кровожадно щелкнули ножницы. – Но растормошил тебя я.
– Вернее, вскрыл мой потенциал.
– Вскрыла ты его сама. Но даже в этом случае я не вижу ничего плохого. Теперь я могу быть уверен, что тебя не убьют в первом же туре игры. – И не давая и слова против сказать, многоликая сволочь продолжила: – Вернемся к твоей отработке. В счет хвоста начнешь сама меня целовать, а в счет волос без гадливости отыграешь три постельные сцены.
– Это как? – спросила о сценах, но Дао-дво вопроса не понял.
– Три ночи против трех дней моего облысения, – огорошил он меня и убрал ножницы в сторону, чтобы, сложив руки на груди, с прищуром оценить мой новый вид. Посмотрел и справа, и слева, вдохнул-выдохнул и выдал: – Ладно, ночей будет две. Совсем забыл, с чем придется работать.
– В смысле?
– С суповым набором, – просиял наглый ры… лы… коротко стриженный и подмигнул. – А теперь давай проверим, как ты отвечаешь на поцелуй.
– Да ты!.. – Меня за плечи подняли вверх. – Ты… – Лишили возможности сплести что-нибудь из проклятий, а затем и наговор произнести.
Опалив дыханием кожу, он припал к моим губам в нежном поцелуе. А я стою столбом и не могу сообразить, как буря возмущения, вызванная Гером, тает в море нежности, коей полны его прикосновения. Да, мне было с чем сравнить этот ласковый бриз, например, со штормом, продемонстрированным мне в прошлый раз, или шквалом, дарованным давным-давно в тридцать пятой палате лекарского крыла. Именно поэтому я, не двигаясь, вбираю ласку в себя и боюсь спугнуть.
– Ты опять просто присутствуешь, – прошептал Дао-дво.
– Мугу, – ответила тихо, не желая открывать глаза и сталкиваться с насмешливым карим взглядом.
– А кто участвовать будет? – пожурил он и дунул на челку. – Глаза открой.
– Зачем? – На самом деле хотелось сказать, что мне и так хорошо. Но он ведь тот самый рыжий, зачем ему знать, что мне всю жизнь не хватало вот таких крепких объятий и нежных губ.
– Спросить хочу, – произнес интригующе.
– Что? – с неохотой посмотрела на него. Море нежности истаяло, на меня смотрели свысока, то бишь с высоты опыта, да еще с иронией.
– Да просто интересно, ты целоваться умеешь? – Он поймал мой взгляд, оценил смысл сказанного и усмехнулся: – И у кого я это спрашиваю?!
Я отвернулась. Действительно, у кого. У той, кто своим поцелуем чуть не убила троих.
– Намин? Обиделась? – Он ослабил хватку, и я рванулась из его объятий. Хотелось крикнуть «нет!» и убежать, но коротко стриженный не пустил, удержал за локоть. – Я не хотел тебя обидеть. Правда. Не подумал, прежде чем… Прости.