Милостивый боже, я немыслимым образом успела отпустить ловчую, прогнуться назад и впервые отдала должное нашим с Гером инсценировкам, а также его подначкам, шпыняньям, преследованиям и молчаливым приставаниям. Быстрее бегать он меня не научил, но навык уворачиваться и прогибаться натренировал основательно. За что я и была готова сейчас многоликого расцеловать.
Шипящий плевок пролетел над моим «мостиком» и с громким шмяком вмазался в стену, а затем обрызгал «колыбель».
– Ой! – представив, что сейчас начнется, дрожащими руками выставила щит, слабенький, но для последующих плевков вполне надежный.
И тут вдруг…
– Ш-ш-ш-ш-ш! – зашипел разъедаемый кокон, фактически тая на глазах.
– Кшп-п-ш-а-а-а! – заверещала нежить, вспомнив о своем детеныше. Сорвав с себя мои плетения, пробив мой щит и отпихнув меня с дороги, стенающая паучиха принялась чинить свое гнездо. Счастливая случайность вновь позволила сыграть на материнском инстинкте твари, сделать ее невменяемой для команд свыше и, к сожалению, неудержимой для щита. Благодаря ее пинку моя защита разлетелась, а сама я получила такое ускорение, что, не будь сзади прохода, наверное, простилась бы с жизнью от столкновения с ближайшим камнем. Пролетев, а затем и проехав на спине не меньше двадцати метров, я схватилась за горящую огнем грудь в попытке глотнуть живительный воздух. В голове звон, в желудке колющая тяжесть, перед глазами пляшущие пятна, и я совершенно не хочу думать, почему так нестерпимо ноет бок, левое бедро и правое колено, на которое пришелся пинок от восьмилапой мамаши.
Надо вставать, надо бежать! Ведь когда она очнется… Нет! Я не хочу думать о том, что будет, когда она очнется.
Переворот, первый выдох сквозь слезы и ползком на четвереньках куда глаза глядят. А глядеть сквозь радужные пятна сложно, и я бы сказала невозможно, но истеричное и рванное «кшп-п-ш», звучащее совсем недалеко, подстегивает не хуже подначек рыжего, а даже лучше. Я уже несколько раз стукнулась, но продолжала движение вперед.
Графитовый, Дао-дво, Гер…
Ох, зря я о нем вспомнила, мне так нестерпимо захотелось, чтобы он оказался рядом. И как с карзией в озере, взял на себя воплощение моих теорий в жизнь. То есть стреножил паучиху и, подвязав к потолку, ввел в транс. А затем обязательно обнял бы меня, пошутил о лишней влажности на лице, вытер дорожки слез и унес на руках далеко-далеко, подальше от игрового поля и этих пещер. Всхлип удержать не удалось, поэтому к пляшущим пятнам вскоре прибавилась водянистая размытость, и благодаря ей я не заметила расщелины в тусклом свечении местных лишайников. Неловкое движение, запоздалое понимание, тихий вскрик, очередной полет и невероятно мягкое приземление.
– Ве-е-е-е-е! – завопило нечто, на что меня угораздило упасть.
– А-а-а-а-а! – поддержала его я и шарахнулась в сторону. Как оказалось, я отпрыгнула в его же сторону, поэтому пространство задрожало от еще одного истошного «ве-е-е-е!» и не менее громкого «а-а-а-а!». Меня укусили! За пальцы. Не сильно, но память тут же подсунула пару схожих ситуаций из других игр, и я запаниковала.
Черное нутро дара развернулось мгновенно и приглушило ноющую боль. Всесильное и всепоглощающее, устрашающее, но способное защитить. Слезы исчезли, круги растворились, в руках вспыхнули два смертельных проклятья и с треском разрядов незамедлительно полетели к ревущей цели, к монстру, посмевшему меня укусить, отравить, уничтожить. Мысленно я уже видела, как сжавшийся в углу бурый представитель нежити облезет, почернеет и превратится в…
– Ходячего мертвяка?
Я смотрела на неподвижного, а главное, обиженно сопящего монстра и не могла понять, где допустила ошибку. Он должен был истлеть, должен был сгореть и осыпаться пеплом, а затем развеяться. Но вот он, сидит, смотрит черными глазами-бусинками и потирает когтистую лапу, так похожую на медвежью.
– Не исчез. Хорошо, повторим.
Тихое произнесение проклятий, движение пальцами и – ничего. Вырисовывание рун, произнесение и опять та же гадость. Сидит, смотрит, как я сквозь зубы рычу, потому что плетения к цели долетели, но не активировались. Черный колокол, Лавовый поток, Мертвая петля, Золоченое забвение, Вихрь страданий и даже Парящий топор, коему меня научила Сули, ничего не принесли. Захотелось завопить во все горло. Меня потеряли, избили, укусили, меня на части раздирает от яда, дара и невыплеснутой злости, а этот сидит, сопит и обиженных глаз не отводит.
– Да что ты за зверь такой?! – воскликнула в сердцах.
– Ве, – ответили мне ворчливо и очень знакомо.
– Куль?! – послышалось откуда-то справа, и к нам, пройдя сквозь скалу, ворвался неизвестный. – Куленыш, ты живой?
– Ве, – раздалось из угла обиженное, а затем и жалобное: – Ве…
– Что-что?
– Ве-ве. Ве-е-е-е ве-ве. Ве…
У неизвестного, кинувшегося к нежити, были до боли знакомые голос, телосложение и движения, а еще черные глаза и светлые волосы, но все остальное совершенно не вязалось с племянником Эрраса Тиши. Ни ангельское лицо, ни светлая улыбка, ни доброта, звучащая в каждом слове, по сути, отъявленного некроманта, по собственной прихоти усыпившего королевскую команду смертников. Так что это либо галлюцинации из-за яда, либо уже предсмертная агония. А жаль, у меня на будущее все же были планы.
И пока я думала о превратностях судьбы, сцена под сводом пещеры набирала обороты.
– А ну покажи мне, где та дрянь, что на тебя напала! – потребовал неизвестный красавец и, стряхнув остатки плетений со зверюги, обернулся ко мне.
– Милостивый боже…
– Таррах! – произнесли мы одновременно и замолкли. Хотя, вернее сказать, я потеряла дар речи, а вот он, наоборот, приобрел: – Сумеречная, да ты издеваешься! Я ради спасения из Подземелья с медведя охранки снял, а ты в него плетениями кидаешь.
– Медведя? – не поверила я и внимательнее посмотрела на монстра, который выступил из темноты на свет лишайника, и оторопела. Точно, мишка! – Куль, – прошептала я удивленно и посмотрела на красавца некроманта, – а ты… ты – Гард Тиши?
– А кто еще? – вспылил светловолосый. – Ты что, совсем с ума сошла от напряжения перед играми? Или это действие дурман-травы так повлияло на умственные способности?
– Гард, – повторила я, стараясь выискать в красивом лице некроманта сходство с мстительной ходячей мумией, которая подставила под удар команду королевских запасников, а с ними и меня. – А что случилось с твоей кожей?
– Влажность случилась, – раздраженно бросил он. – В этой сырости сложно было поддерживать мой эксперимент, пришлось от него отказаться. – И как бы про себя: – А ведь я обещался в скором времени помочь Сули, – затем гневный взгляд на меня и неожиданный словесный выпад: – Но тут случилась ты и вся последующая оказия!
– Я случилась?! – гневно сверкнула глазами и сжала кулаки, обратившись к медведю, как это делала теневая в спорах с Дао-дво: – Куль, прости, но твой хозяин мерзавец!
– Ве, – не согласился мишка, однако это мало что меняло.
– Если бы не ты, Гард, – было огромное желание проглотить в его имени «р», но я удержалась, темные искусники – мстительные вредины, – то я бы сейчас не бегала со смертниками по арене от адаса, слизней тлена и прочей нежити, училась в академии и разрабатывала новые плетения! И никогда бы не столкнулась ни с фантомами, ни с блуждающей прогалиной, ни с паучихой!
Высказать это получилось на одном дыхании, а он смотрит и не слышит.
– Так это правда? Игры начались раньше времени? – удивился он, а затем с надломом заявил: – Нет, я не отдам тебе свой билет на свободу! Ни за что, никогда. Дядя такого милосердия не дождется от меня! И ты не проси, я не подчинюсь треклятой судьбе…
Где-то наверху заскрежетала лапами злющая прескурия, зверо-мертвяк прижался к ногам хозяина, а грифон взглядом скользнул по моему костюму и взмолился:
– Таррах! Только не говори, что ты прямиком с игр заявилась и мечтаешь попасть назад.
Назад хотелось не очень, но там парни и Гер – команда, очень волнующаяся за меня, а еще трофей, если рыжий о нем не забыл.
– Так и есть, – ответила на первую часть вопроса и не успела ничего сказать по поводу второй, потому что бывшая мумия натурально взвыл:
– Дядя, ну ты и сволочь!
– Благородная сволочь, – незамедлительно согласилась я и вопросила: – А ты можешь помочь? Можешь отправить меня назад? – Сердце затрепыхалось пойманной птицей.
– Да, – простонал несчастный и очень привлекательный некромант и зажмурился, говоря: – Ты мне в четвертый раз опыт срываешь. – В его словах слышались и укор, и тихое ругательство, но темный искусник быстро в руки взял себя, а затем и меня. Шагнул к скале, из которой совсем недавно выбежал, шепнул, крепко сжав мои плечи, «молчи», и потянул за собой.
Вначале серая твердь камня, затем холод пещер окутали нас, стало зябко и тревожно, но Гард продолжал идти вперед, и вскоре мы невесть каким образом оказались в кладовой. Колбасы, соленья, копчености – уловив пряный запах трав и пищи, мой желудок взбунтовался, напоминая о себе, а Тиши ругнулся, напоминая о требовании молчать. Но что я-то?! Лишь возмущенно хлопнула ресницами. У меня, к слову, в голове до сих пор звон стоит, желудок словно бы колет изнутри что-то тяжелое и тупое, перед глазами то четкая ясность, то белесый туман, все тело болит, и я ощутимо хромаю. А этот Га-р-д мало того что отругал, так еще ускорил наше продвижение сквозь стены. Вот еще одна кладовая, винный погреб, кухня, сервировочная, столовая маленькая, столовая большая, обеденный зал, просто зал, возможно, приемный… Я вздрогнула, увидев знакомые узоры из костей и многочисленные зеркала, грифон нахмурился.
– Проклятье! Свернул не туда, – и быстро, так, словно бы нас кто-то мог заметить, повел меня назад.
Н-да, все действительно познается в сравнении. Я смотрела на красивый профиль некроманта и думала о том, что Дао-дво, то есть рыжий… Гер совсем не сволочь. И он не просто добрый и внимательный, а потрясающий. Пусть рычит и ругается, обещает высечь, обучает на опытном примере посредством похабных, хорошо прорисованных картинок, а также словесных пинков и подначек, целует невесть с какого перепуга, смотрит жгучим взглядом, обещающим убить-расчленить, а затем почему-то зажарить и съесть. Но он бы никогда, ни за что не тащил бы меня, хромающую, за собой. Заметил бы мое состояние, кратко пожалел, поднял на руки и перенес куда надо, не заставляя наматывать круги.