– Хр-р…
Холодная рука легла мальчику за плечо.
Тяжелое ведро упало, выплеснув воду, и покатилось, грохоча, к невидимому сейчас черному обрыву, к многоэтажной пропасти, по дну которой бродили полчища мокрых стенающих зомби.
– Хр-р…
Коля взвизгнул, выгнулся и потерял сознание.
«Придет зомби-старичок
И ухватит за бочок…»
Марина пела свою страшную колыбельную. И Коле не хотелось просыпаться.
«Баю-баюшки-бай-бай,
Мама, сынушку встречай…»
Мама играла на кларнете, а папа бренчал на гитаре. Сейчас они отвернулись от него, и он не видел их лиц. Он позвал их, но они будто не слышали, и тогда Коля шагнул к родителям, почему-то не чувствуя под собой ног. Он увидел, как мама и папа встают, как они неуклюже поворачиваются и неловко поднимают руки.
«Хр-р…» – сказали они.
По их лицам текла холодная вода – по серой порвавшейся коже, по выпученным белым глазам, по изжеванным губам и ввалившимся носам.
«Баю-бай, баю-бай,
Маме в голову стреляй».
Коля поднял тяжелое ружье Бенелли.
И очнулся – безоружный, маленький, одинокий и слабый. Кто-то склонился над ним, заслоняя от дождя, падающего из мрака. Кто-то протянул к нему руки. И сказал:
– Храни тебя Господь, малыш…
Старик попросил называть его дядей Борей. Старику было сорок пять лет.
– Я следил за вами из дома напротив. – Он протянул руку в дождь и показал куда-то во тьму. – Следил всё это время. И готовился. А когда всё было готово, я решил пойти к вам – за вами…
Широко открыв рот, маленький Коля мок под дождем и слушал рассказ о том, как старик выбирался из квартиры и пробивался на чердак, как он мастерил хитрую петлю из проволоки и ремня, а потом долго полз по стальному тросу, несущему тонкий кабель, и боялся смотреть вниз, и несколько раз срывался, и резал руки…
Два часа полз дядя Боря с одной крыши на другую.
И потом еще три часа лежал за колодцем вентиляции, не имея сил двинуть ногой или рукой.
– Почему вы не зомби? – тихо спросил Коля.
– Я не знаю, – ответил старик. – Крикуны на меня не действуют…
Они спустились в квартиру и вместе прошли мимо красной двери туалета, за которой бесновалась домработница.
– Кто там? – спросил старик.
– Зульфия, – ответил Коля. И, помолчав, добавил: – Я её никогда не видел.
– А кого вы держите на балконе?
– Надин. Скоро её убьют, потому что нам нужен балкон, чтобы смотреть вниз.
– Я слышал выстрелы, – кивнул старик. – Я слышал много выстрелов… Вы уже многих убили?
Коля пожал плечами – он не знал; его дело было носить воду.
– Вы же дети, – сказал старик. – Вы не должны так поступать.
– Моя мама, – спокойно сказал Коля, – загрызла папу Сашки. Он отпилил ей руку, а она всё равно его загрызла. И теперь они оба внизу. Иногда мы их видим – я вижу свою маму. А Сашка – своего папу. Мы все смотрим вниз. Там наш двор. Там все наши соседи…
Они смотрели вниз каждый день.
У них не было ни компьютеров, ни телевизоров. Игровые приставки не работали, радио молчало, в плейерах сели батарейки. Иногда они читали книги, но чаще просто смотрели во двор – на собравшихся там взрослых. Дети знали здесь почти всех – кого-то называли настоящим именем, кому-то придумывали прозвище. У многих в толпе затерялись отцы и матери, старшие братья, дяди, бабушки, знакомые и знакомые знакомых – увидеть их было удачей. С высоты не было заметно, как сильно изменились эти люди, превратившись в зомби. Поэтому при некоторой фантазии можно было представить, что во дворе просто идет собрание, и скоро оно закончится, и тогда опять всё будет как раньше.
«Смотрите! Смотрите! – кричал Стёпка «Грузчик», свесив ноги с подоконника и опасно наклоняясь вниз. – Мой брательник объявился! Вон идет!»
У Стёпки была большая семья, и она почти вся собралась у подъезда.
«Привет, ма! – громко кричал Стёпка вниз. – Привет, па!»
Зомби поднимали головы, эхо отражалось от стен соседних домов, и казалось, что это родители отвечают Стёпке.
Вот ради таких моментов дети и проводили у окон почти всё свободное время.
Каждый день они смотрели вниз и видели всё, что делают взрослые…
– Почему вы не зомби? – спросил утром Данила у старика, сидящего за столом. Тот молча пожал плечами, отхлебнул горячий бульон из фарфоровой чашки и положил в рот два сухарика с чесночным вкусом.
На кухне собрались все – это была большая кухня. Ребята с тревогой и надеждой смотрели на взрослого, который каким-то непостижимым образом оказался здесь – среди них.
– Где вы были, когда появились крикуны? – продолжал допытываться Данила.
– Дома.
– Вы слышали их?
– Конечно.
– Но все взрослые, которые слышали крикунов, рано или поздно превращались в зомби.
– Я знаю.
Данила долго молчал, подергивая себя за губу. Потом объявил:
– Вы должны уйти.
– Почему? – удивился старик, бережливо смахивая крошки в ладонь и отправляя их в рот.
– Вы превратитесь в зомби и наброситесь на нас.
– Не собираюсь я ни в кого превращаться. Я хочу вам помочь.
Данила хмурился, догадываясь, что этот дядя Боря скоро начнет всем здесь заправлять.
– Уходите!
Старик подвинул к себе кухонный нож и улыбнулся:
– Нет, дети, я уже не уйду.
Опасения Данилы оправдались – с приходом дяди Бори жизнь в квартире стала меняться. Он был странный человек – не похожий на тех, кто сейчас бродил во дворе. Он много шутил и смеялся, играл на гитаре и пел непонятные песни. Он заставлял ребят читать и запрещал подходить к окнам.
– Там нет ничего хорошего, – говорил он. – Там только мерзость, ужас и смерть. Вы не должны это видеть.
Дядя Боря учил не слушать крикунов, хотя всем было известно, что это невозможно: безумные вопли проникали в голову, даже если закрыть окна и заткнуть уши.
А еще дядя Боря обещал, что однажды они все выйдут из этой квартиры и отправятся в безопасное тихое место, где можно будет навсегда забыть о страхе. Некоторые ребята верили этим рассказам. Но остальные пока больше прислушивались к Даниле – ведь они жили в его доме, он был здесь главным.
– Не нужно никуда уходить, – говорил Данила своим товарищам в четверг. – Это наш дом и наш двор. А там внизу – посмотрите! – там же наши родители.
Старшие ребята – все, кому уже исполнилось двенадцать, – стояли на лоджии, курили и смотрели вниз. Там внизу лежало тело Надин, похожее на раздавленного таракана.
– Если мы ничего не сделаем, то старик нас убьет, – едва слышно говорил им Данила. – Крикуны превращают в зомби всех взрослых. Скоро придет его очередь, и тогда он сожрет нас… Мы должны от него избавиться!
В ночь со вторника на среду Коля Птицын проснулся от непонятного шума. Ему хотелось пить, и он выбрался из своей кровати, чтобы пойти на кухню, где с недавних пор обосновался дядя Боря и где на столе всегда стоял графин с кипяченой водой.
Коля крался на цыпочках мимо закрытых комнат, где отдыхали другие ребята.
Но вот опять впереди что-то стукнуло, и Коля замер, таращась в темноту. Ему показалось, что там мелькнул неясный свет, – но единственный работающий фонарик был у одного Данилы, а спичками и зажигалками разрешалось пользоваться только старшим ребятам.
Так кто же там шумит? И не накажут ли его за хождение ночью?
Коля постоял, ожидая, не повторится ли шум. Потом все же решился и, прижимаясь к стенке, двинулся дальше – к кухне. Он оставался в тени, и поэтому его так никто и не заметил. А вот он видел всё.
– Что случилось? Кто вы, ребята? Что происходит? – спрашивал дядя Боря, пытаясь заслониться ладонью от колючего света фонаря.
Ему не отвечали. Пять человек стояли полукругом. Он не мог их рассмотреть, но он знал, кто это.
– Вы что, пришли меня убить? Но вы же дети! – недоверчиво улыбающийся дядя Боря начал подниматься со своей постели, похожей на большое птичье гнездо. И тогда грянул первый выстрел, опрокинувший и цель, и стрелка.
Но старик остался жив. Он хрипел, царапал стену и пытался встать. Кажется, он что-то говорил, но вместо слов из его рта вырывалась густая и яркая кровь. В боку дяди Бори хлюпала большая дыра. Перебитая рука болталась на каких-то тонких веревочках, словно оторвавшаяся конечность игрушечного робота-трансформера.
Четыре раза хлопнула винтовка – четвертая пуля попала старику в глаз.
И всё кончилось.
Застучали двери. Завизжали девчонки. Заплакали малыши.
– Дядя Боря превратился в зомби, – объявил Данила, выключив фонарь. – Нам пришлось его застрелить.
Коля пятился, пятился и пятился, закрывая рот руками, боясь, что крик правды сейчас вырвется, и тогда он сам увидит два черных глаза, направленных на него, – глаз Бенелли и глаз Сако. Тени шевелились на стенах, будто готовились броситься и задушить.
Он наткнулся на заспанную Марину, выходящую из девчачьей комнаты.
– Что случилось? – спросила она.
Он не ответил, только прижался к ней, дрожа. Она провела рукой по его волосам – он вспомнил маму и зарыдал.
Пятнадцатилетний Лёва Кашкин, проходя мимо них, ущипнул Марину за грудь. От него пахло порохом и еще чем-то незнакомым.
– Идите спать, дети, – сказал он ломающимся голосом. – А к тебе, Маринка, я загляну завтра вечером…
Остаток ночи прошел спокойно.
И даже утром еще ничего не произошло – в комнате, где отдыхали ночные герои, было очень тихо, и никто не решался их потревожить. Только в обед обеспокоенная отсутствием брата Марианна отправила Свету проведать закрывшуюся компанию, узнать, всё ли у них в порядке.
Коля как раз нес воду с крыши, когда Света открыла дверь – и завизжала.