— Горгонида не Горгонида, а мне надо с кузнецом поговорить, — рассердился минотавр. — Мадам, я понимаю, что все женщины имеют своеобразный нрав, взять хотя бы мою маменьку. Но мы пытались обсудить дела, и ваше стремительное появление нам помешало.
Отдать ему должное, Такангор старался быть галантным настолько, насколько вообще возможно. Но супруга Альгерса не оценила его старания.
— Я своему мужу помешать не могу, — заявила она сердито. — Мы всегда и все вместе делаем, со всеми трудностями справляемся. Дай-ка я гляну, кто это такой недовольный выискался.
Супружество установлено для того, чтобы вместе справляться с трудностями, которых никогда бы не было без супружества.
— Дорогая, — пытался запротестовать кузнец, однако движения его были замедлены, как будто он двигался в толще воды. Видимо, Ианида и впрямь сильно злилась.
Такангор поднял голову. Он не любил, когда с ним разговаривали таким резким тоном. К тому же дама была наряжена в красное платье, а красный цвет всегда действовал на него возбуждающе.
Несколько долгих минут, показавшихся остальным часами, они смотрели друг на друга. Глаза Ианиды становились все больше, зрачки расширялись и расширялись, пока наконец не показалось, что ты заглядываешь в две бездны, в которых клубится мрак.
Обычно к этому моменту все, кто хоть краем глаза видел жену кузнеца, были неподвижны и молчаливы.
Но глаза разгневанного минотавра наливались кровью, их цвет постепенно менялся с рубинового на густой гранатовый, он не шевелился и почти не дышал. И когда встревоженный кузнец попытался было потрясти его, чтобы убедиться, что бедняга все еще жив, Такангор внезапно заговорил:
— У вас прелестные глаза, мадам. Правда-правда, очень красивые. Но все-таки вы нам помешали. Выпьете стаканчик? «Плач дракона» вам сейчас не повредит.
— Охотно, милорд, — смущаясь и краснея, ответила Ианида. — Знаете, это второй раз в жизни я сталкиваюсь с существом, которое не каменеет от взгляда Горгоны.
— Зато другие как всегда, — пролепетал Альгерс. — Что теперь с кентавром делать будем?
Кентавр с раскрытым ртом и кружкой, крепко зажатой в руке, элегически таращился куда-то вдаль и вполне напоминал произведение талантливого скульптора.
— Говорил я ему — падай, ложись, так нет — в героя захотел поиграть, — забубнил кобольд из-за стойки. — Вынесем его ко входу, будет пока стоять в рекламных целях. А недельки две-три спустя оттает.
— Так неудобно получилось, — огорчилась Горгона.
— Как обычно…
— Драконьи зубы принимаете? — спросил Такангор.
— Само собой.
— А поучительная история про принца-лекаря?
— История поучительная, но деньги все равно остаются деньгами, — философски рассудил бармен.
— Тогда выпивку всем за мой счет! — И Такангор широким жестом высыпал на стол пригоршню зубов. — Ну а мне повторите с самого начала, чтоб не запутаться.
— Силен пить! — пронеслось по залу, и к столу минотавра стали подтягиваться заинтересованные кентавры.
— День определенно удался, — сообщил кобольд самому себе и лихо хлопнул стакан «Гнева Мунемеи».
К слову, определенные последствия своеобразного поединка Такангора и Ианиды все же обнаружились: минотавр напрочь забыл расспросить кобольда об истории названия этого удивительного напитка.
— Мадам Топотан! Мадам Топотан! — Горгулья нетерпеливо переминалась с лапы на лапу у входа в лабиринт. — Мадам Топотан! Я принесла вам свежий выпуск «Красного зрачка»!
— Я не выписываю «Красный зрачок», мадам Горгарога, — внушительно сообщила Мунемея, вытирая руки о фартук. — Вы же знаете, как я отношусь к этой газете.
— Вы мне будете рассказывать! — встопорщила крылья почтальонша. — Я хорошо помню ваше отрицательное мнение, мадам Топотан, но все-таки я принесла вам свежий выпуск. Там статья про вашего мальчика.
— Докатился! — гневно фыркнула Мунемея. — Нашел куда попасть в статью.
— Как я вас разделяю с вашими взглядами, — сказала горгулья, — Но они, как всегда, успели первыми. Куча неточностей и редакторских ляпов, зато они даже поместили проект памятника, который сейчас устанавливают в Чесучине нашему Такангорчику. Догадываетесь почему?
Из-за плеча Мунемеи высунулась голова юного минотавра с кольцом в носу.
— Здрасьте, мадам Горгарога, — пробасил он. — Мама, я же говорил вам, что в «Королевском паникере» писали о братике, а вы уперлись рогами и ни в какую.
— Господин Цугля обещал добыть вам пару последних номеров «Кладбищенского вестника», «Усыпальницы» и «Звездного полдня». Там тоже опубликованы громадные материалы про последнюю Кровавую паялпу. Говорят, молодой боец-минотавр произвел такой фурор, что полностью затмил фаворита нескольких последних сезонов. Пишут, что публика в приступе воодушевления забросала устроителей пончиками.
Вам теперь надо прилично завести отдельный альбом, вот и господин Цугля так подумал, поэтому выписал из Юкоки несколько образцов: один — в переплете из красного сафьяна, другой — в рыбьей чешуе…
— Это еще зачем?
— Прекрасно противостоит сырости. В нем заметки сохранятся на века, мадам Топотан. И еще один, роскошный, волосатый, рыжевато-коричневый, из какого-то заморского чуда-юда. Заковыристое такое название, я на бумажке записала, но бумажку забыла в гнезде. Что вы хотите — пятисот шестой годок будем отмечать, память уже не та. Когда-то я читала наизусть все должностные инструкции, а вы видели наши инструкции в длину? О, это поэма, это песня! — Горгулья недовольно уставилась на собеседницу. — Ну, что же вы болтаете?! Читайте!
Мунемея осторожно развернула газету и пробежала глазами несколько строчек.
— Мама, читайте вслух, как не совестно, — забубнил сынуля.
— Помолчи, Милталкон, я занята. Я думаю.
— Ого, — сказал Милталкон. — Здорово. Я знал, что Такангор не посрамит фамилию.
«…человек, называвший себя знаменитым быкоборцем, уже в начале схватки стал проявлять признаки испуга и через несколько минут с позорной ловкостью вскарабкался на гладкий шест с собственным флагом. Публика свистела и улюлюкала, однако виантиец вовсе не собирался продолжать поединок со своим могучим соперником. Наш корреспондент хотел было покинуть свою ложу, дабы поспешить в редакцию, чтобы написать подробнейший отчет об испорченном празднике, но тут великолепный Такангор переломил ход поединка одним-единственным хитроумным маневром: выдернув из земли шест и стряхнув с него трусливого соперника, он стал наступать, грозя быкоборцу могучими рогами, окрашенными в алый цвет.
Вот тут и началась настоящая потеха. Давно уже на Чесучинской арене не было настолько Кровавой, Жестокой и Яростной паялпы. Даже Архаблог и Отентал — наши бессменные устроители и законодатели паялпы — были явно ошеломлены чрезвычайным успехом своего молодого протеже.
Юное дарование носилось за противником, издавая жуткие вопли, свирепо вращая багровыми глазами и обещая сделать из виантийца „мамины ляпики под клюквенным соусом“. Наш корреспондент восторженно отмечает, что неистовый Такангор смог устрашающе выпускать пар из ноздрей при абсолютно солнечной ясной погоде в жаркий день.
Быкоборец Зигосин, тот самый человек, который за десять минут до начала поединка в интервью нашему же корреспонденту обещал разделать самоуверенного минотавра под орех, жалко улепетывал от стремительного Такангора, но явно проигрывал последнему не только в отваге и силе, но и в ловкости.
Издевательски пожевывая пойманный на лету пончик, минотавр зажал виантийца в угол и там исполнил свое обещание…»
— Вот, — грозно сказала Мунемея, — «пожевывая пойманный на лету пончик». Опять всухомятку и на бегу. А мне писал, что питается нормально. И словечко такое подобрал — питается. Не кушает, не ест, а именно что питается. Еще бы сказал, что он кормится. Ох, дети, дети — растишь их, растишь, а когда вырастишь, тут и начинаются настоящие хлопоты.
Питание — еда без скатерти.
— Чтоб мне ни рогов, ни копыт! — присвистнул Милталкон, дочитывая статью. — Серебряные подковы, памятник, почет и уважение. А что, братик неплохо начал.
— Неплохо, — неохотно согласилась Мунемея, но тут же спохватилась: — Только не вздумай намылиться следом. Не то я тебе тоже устрою мамины ляпики… А что, мадам Горгарога, пишут про Зелга да Кассар?
— Ох, я вам так скажу, лучше бы Такангор остался в Чесучине, — вздохнула горгулья. — Кассар вернулся домой, армия Тиронги готова выступить против него, как только начнется новолуние. Я сильно удивляюсь, что вы разрешили Такангору пуститься в эту авантюру, с вашим-то благоразумием.
— Я и сама немного удивлена, — фыркнула Мунемея. — Но деваться некуда. Рано или поздно это должно было случиться, мадам Горгарога, и я ничего не смогла бы сделать.
— Ох уж эти ваши семейные тайны, — сказала Горгарога. — Еще моя бабушка говорила, что вся годичная подборка «Королевского паникера» не стоит одной истории о…
— О ком? — жадно спросил Милталкон.
— Что-то я заболталась, засиделась, а мне еще Прикопсам надо доставить последний каталог и Эфулернам — увесистую посылочку. Всего хорошего, мадам Топотан, — заторопилась Горгарога. — Спасибо этому дому, пойдем к другому.
— Мама, хоть вы объясните толком, какие семейные тайны? — поклянчил Милталкон.
— Кирпич в руки, валун под мышку и марш ремонтировать лабиринт. А то не древнее сооружение, но сущее решето, грабителям в глаза смотреть стыдно! — рявкнула минотавриха. — И чтоб я больше не слышала ни от кого в этих закоулках глупых вопросов.
Милталкон поплелся на строительные работы, дыша, как запыхавшийся дракон. Это надо же — пар из ноздрей. Как у брата получилось?
Каждый — кузнец своего счастья. Особенно если он владеет собственной кузницей.