Торбен развернул шелестящую бумагу. Прочитал написанное, моргнул, перечитал. Затем сложил листок ровно в восемь раз и убрал в верхний карман.
– Плохие новости? – Для такого громилы Йетгер остро чувствовал эмоциональную напряженность. Торбен сглотнул.
– Ничего удивительного или обескураживающего.
Затем он увидел, что Белей куда-то пристально глядит. Сперва он, а потом и все остальные участники пикника уставились в ту же сторону. Водопад замедлялся. Минуты сменяли друг друга, и он из потопа стал рекой, потом ручьем, потом струйкой и, в конце концов, вопиюще тонкой ниточкой. Анприны взлетали со всех платформ и деревьев, собирались стаями, а водопад Теннай тем временем испустил дух. На внезапно обнажившемся сопле образовались капли воды, крупные, как дирижабли; потом они оторвались и, дрожа, медленно полетели к сферическому морю. Воцарилась мертвая тишина. Затем деревья как будто стряхнули с себя цветы: оставшиеся анприны взлетели целыми сонмами и воинствами, и стаи объединились в настоящий циклон.
Перед мысленным взором Торбена вспыхнули числа и образы. Немыслимо, чтобы заправка топливом завершилась, она должна была продлиться еще несколько недель. Океан должен был заполнить всю внутреннюю полость, сталактитовые города – превратиться в причудливые рифовые сообщества. Им овладел страх, и он почувствовал, как Фейаннен изо всех сил пытается прорваться на первый план. «Ты нужен мне там, где ты есть, дружище», – сказал Торбен самому себе и заметил, что остальные проделали те же самые расчеты.
На обратном пути флотилию потрепало, пришлось растянуться на километры, пробираясь через призрачные воздушные легионы анпринов. Дом пилигримов шелестел от обилия почтовых листков, упавших со стен. Торбен схватил один и вопреки этикету прочитал.
«Сайхай, с тобой все в порядке, что происходит? Возвращайся домой, мы все о тебе беспокоимся. Люблю, Михень».
Внезапно в каждом уголке «осиного гнезда» прозвучал голос Сугунтунга, анпринского представителя. Это был вежливый, но все же приказ явиться в главный зал собраний, где будет сделано важное объявление. Торбен давно подозревал, что Сугунтунг не покидал Дом пилигримов, а просто менял формы: с человекоподобной – на облако парящих наночастиц, такой вот фазовый переход.
Небо за балконными сетками бурлило: люди-насекомые и грозовые облака цвета чернил каракатицы, скопившиеся над внутримировым океаном, устроили светопреставление.
– Печальные новости, – сказал мрачный Сугунтунг. Он был серым, стройным, андрогинным созданием без малейшего проблеска чувства юмора или остроумия. – В 12:18 по времени Тейского анклава мы обнаружили гравитационные волны, проходящие через систему. Они говорят о том, что большое количество объектов тормозят, завершая релятивистский полет.
Ужас. Крики. Бесчисленные вопросы. Сугунтунг поднял руку, и воцарилась тишина.
– Что касается количества объектов, их около тридцати восьми тысяч. По нашим оценкам, они находятся на расстоянии семидесяти астрономических единиц за пределами пояса Койпера и сбрасывают скорость до десяти процентов от световой, чтобы войти в систему.
– Доберутся до нас через девяносто три часа, – сказал Торбен. Числа, цветные числа, такие красивые и далекие.
– Да, – сказал Сугунтунг.
– Кто они? – спросила Белей.
– Я знаю, – сказал Торбен. – Ваши враги.
– Мы считаем, что да, – ответил Сугунтунг. – Гравитационные волны и спектральный анализ демонстрируют характерные признаки.
Собрание взревело. Какой-то фокус, связанный с наночастицами, позволил Сугунтунгу повысить голос так, что тот загрохотал и перекрыл шум, устроенный рассерженными физиками.
– Анпринский народ уже приступил к подготовке к отбытию. В первоочередном порядке была организована эвакуация всех гостей и посетителей, которая начнется немедленно. Транспортный корабль ждет вас. Мы эвакуируемся из системы не только ради собственной защиты, но и для того, чтобы обезопасить вас. Мы считаем, что у Врага не возникнет к вам претензий.
– Считаете?! – Йетгер сплюнул. – Вы уж простите, но это меня совсем не утешает!
– Но у вас недостаточно воды, – растерянно проговорил Торбен, пораженный числами и картинками, плавающими перед внутренним взором, пока вокруг порхали листки с сообщениями о беспокойстве и надежде, просьбами о скором возвращении домой. – Сколько обиталищ полностью заправлены топливом? Пятьсот, пятьсот пятьдесят? Недостаточно, даже это наполнено лишь на восемьдесят процентов. Что с ними будет?
– Мне плевать, что будет с ними! – Ханнай всегда был самым кротким и наименее напористым из мужчин, умным, но вечно страдающим от неуверенности в себе. Теперь, оказавшись в угрожающей ситуации, беззащитным посреди космоса, пронзенным насквозь гравитационными волнами с непостижимым происхождением, он пылал праведным гневом. – Я хочу знать, что будет с нами!
– Мы переносим разумы в обиталища, годные к межзвездному перелету, – ответил Сугунтунг Торбену.
– «Переносите», то есть копируете, – сказал Торбен. – А что же будет с брошенными оригиналами?
Сугунтунг промолчал.
Йетгер нашел Торбена, когда тот плавал в самом центре зала собраний, едва шевеля хвостом, чтобы не поддаваться микрогравитации.
– Где твои вещи?
– В комнате.
– Ледяной корабль отправляется через час.
– Я в курсе.
– Ты мог бы… ну, знаешь…
– Я не полечу.
– Что?!
– Я не полечу, я останусь здесь.
– Сбрендил?
– Я разговаривал с Сугунтунгом и Сериантеп. Все в порядке. В других обиталищах есть еще пара таких же, как я.
– Ты должен вернуться домой. Ты нам понадобишься, когда они придут.
– Спасти мир за девяносто часов и двадцать пять минут? Не думаю, что это возможно.
– Это же твой дом, дружище.
– Вовсе нет. С некоторых пор – нет. – Торбен вытащил сложенную записку из потайного кармана и протянул ее Йетгеру, держа двумя пальцами.
– Ох…
– Да.
– Ты покойник. Мы все покойники, ты знаешь.
– Конечно. За те несколько минут, которые мне понадобятся, чтобы добраться туда, куда дальше полетит Анпринская миграция, вы состаритесь и умрете. Я знаю это, но Тей больше не мой дом. Он перестал им быть.
Йетгер отвел лицо, скрывая свою печаль, а потом поддался эмоциям и крепко обнял Торбена, поцеловал его.
– Прощай. Может, свидимся в следующей жизни.
– Сомневаюсь. По-моему, нам дарована всего одна. Думаю, это достаточно веская причина, чтобы отправиться туда, где не ступала нога человека.
– Может, ты прав. – Йетгер рассмеялся, хотя ему явно хотелось плакать, потом развернулся и покинул комнату через дверь в потолке, волоча за собой привязанную к лодыжке сумку с мелкими пожитками.
Вот уже час он созерцал море и думал, что наконец-то начинает понимать его фрактальную рябь, ритмы и микроштормы, из-за которых вздымались волны и взлетали трепещущие водяные шары, чтобы быстро вернуться к большой воде и слиться с нею вновь. Он распознал в этом музыку, тайную гармонию. Жаль, что ни один его Аспект не играл на музыкальных инструментах. Музыку этой капли воды мог бы воспроизвести только большой хор или колоссальный оркестр.
– Все готово.
Пока Торбен просчитывал морскую музыку, Сериантеп трудилась над смартбумажным субстратом Дома пилигримов. В полу гостиной появился то ли бассейн, то ли колодец.
«Когда я уйду, все станет по-прежнему? – подумал Торбен. Дурацкие, банальные вопросы помогали ему бороться со страхом. – Дом обретет былой облик? Или Дома никогда не было, а был лишь Сугунтунг?»
Сериантеп чуть повела плечами, и тонкое, как паутина, платье упало на пол, который его с жадностью сожрал. Обнаженная и ныне бескрылая анпринка шагнула спиной вперед в воду, не сводя глаз с Торбена.
– Как только будешь готов, – сказала она. – Это не больно.
И легла в гостеприимное море. Ее волосы расплылись по воде, пряди завивались спиралями и путались, пока тело распадалось. В происходящем не было ничего ужасного: ни разложения на мышцы, внутренности и жуткие кости, ни ухмыляющегося черепа, который шипел бы, растворяясь, словно натрий. Яркий свет, превращение в сияющие частицы. Волосы исчезли последними. Бассейн кишел наноботами. Торбен снял с себя одежду.
«Я начинаю новую жизнь. Так будет лучше. Может, не для тебя. Для меня. Видишь ли, я не думала, что буду возражать, но возражала. Ты так легко отказался от всего, просто взял и улетел в космос. И у меня появился другой. Это Кьятай. Я стала прислушиваться к его словам, а поскольку время шло, и ты молчал, они обрели смысл. Знаю, что поступаю эмоционально. По крайней мере, я благодарна тебе за него. Нам хорошо вместе. Он стал для меня целым миром, и оказалось, что мне его достаточно. Мне нравится. Прости, Торбен, – я именно этого и хочу».
Записка осенним листом плавно опустилась на пол, где уже лежали сотни таких же. Когда Торбен вошел в воду, ноги свело судорогой. Он ахнул от электрического покалывания, затем рассмеялся, перевел дух и нырнул. Наночастицы окружили его роем и начали разбирать на части. Когда обиталище «Тридцать три: покой внутри» сошло с орбиты Тейяфая, оставив космический лифт извиваться, будто перерезанная артерия, дно Дома пилигримов распахнулось и соединенные воды упали во внутримировое море, словно слеза.
Йедден убегает
Йедден падал восемьдесят лет: мертвый, как камень, безмолвный, как свет. Каждые пять лет на околосветовой скорости его чувства пробуждались на несколько субъективных минут, чтобы отправить назад горстку фотонов и проверить, по-прежнему ли охотник идет по следу.
Сместившись в красную сторону спектра на едва уловимую величину, фотоны сообщали: «Да, все еще там, все еще догоняет». Затем он отключал свои чувства, ибо даже эта краткая вспышка, даже этот всплеск радиации, смещенный в синюю сторону гамма-частот в поле вражеского двигателя, выдавал его. Прошли десятилетия с тех пор как он в последний раз рискнул включить скалярный двигатель. Искажения пространства-времени растрезвонили его местоположение почти на весь квадрант. Пришлось разгоняться, чтобы мчаться во весь опор, почти со скоростью света, пусть это и означало уменьшение массы рабочего тела до опасных пределов, за которыми некогда и нечем будет тормозить. Затерявшись во тьме, бесшумный и быстрый, он продолжил удирать, исказив время таким образом, что годы превращались в часы.