– Простите, – сказала она. – Я не могу здесь больше оставаться. Ветер переменился, и пламя движется в мою сторону.
– Стойте! Погодите! Не надо! – закричала Йау-Йау. – Задержитесь там еще немного. Я кое-кого пришлю. Он отведет вас в безопасное место, где мы сможем встретиться. Просто оставайтесь на месте, пока он не придет, хорошо? Вы узнаете его, когда он скажет… – («Что он скажет, а? Прекрасный вопрос!») – «Вопрос жизни и смерти», а вы ему ответите «Долбаный Дэвид Нивен[138]».
Ну разве были другие варианты?
– Вы меня поняли?
– Вопрос жизни и смерти. Долбаный Дэвид Нивен.
– И постойте, погодите, не спешите, еще кое-что. Сеньора Семаланг, что бы ни случилось, не звоните мне больше по этому номеру персоналки. Я не могу гарантировать, что это безопасно. Я найду вас.
Как? Она разберется позже. Да, позже. И никак иначе.
Йау-Йау осторожно проехала на мопеде по персоналке. Треск пластикового корпуса ознаменовал разрыв последней ниточки, связывающей ее электромагнитным экстазом паутины. Адвокатесса вздрогнула, чувствуя одиночество и липкий пот под вирткомбом. Прильнувшие к коже микросхемы внезапно показались чем-то холодным и мертвым.
Над Копанангой прокатились раскаты грома. Йау-Йау лавировала на своем мопеде между длинными колоннами бронированных машин seguridados, выстроившихся очередью до самого пастельного мерцания врат. Если тот пикотоковый удар нанесла корпорада, зачем вызвали морпехов? В воздухе витало нечто поважнее. Пока еще оставалось время до завершения игры, она может кое-кому позвонить. Телефон-автомат нашелся в пустынном кафе: все залито неоновым светом, но на диванчиках, обитых шкурой науги[139], не болтали ногами шестнадцатилетки. Все ушли по ту сторону границы, танцевать с мертвецами некромамбо.
Телефон чуть не подавился банковской картой Йау-Йау, но все-таки принял оплату. На настенном экране через дорогу Джанет Ли за рулем автомобиля гнала все быстрее, обуреваемая эмоциями, и поглядывала в зеркало заднего вида, воображая преследователей. На самом деле, милочка, опасность впереди. В «Мотеле Бейтса»[140].
«Дзынь-дзынь, – уведомил видеофон. – Дзынь-дзынь, Йау-Йау».
– Яго.
– Йау-Йау.
– Яго.
Бритая голова напудрена блестящей пылью цвета «синий электрик». Брови выщипаны, накладные ресницы накрашены, голубые глаза подведены, на веках тени. Болтаются серьги-шандельеры. Подбородок выбрит до невозможности. Надутые губки, розовая помада; рот влажный, как лопнувшая переспелая хурма. М-да, недурной макияж, очень даже недурной. Блестки и дешевая бижутерия: чем больше, тем лучше, в этой системе эстетических координат «вульгарно» считается комплиментом. Наманикюренные ногти, лак того же цвета, что и губы: цалуй скорее, hombre. Высший балл за руки – обычно их труднее всего изменить, но тут просто выше всяческих похвал. Подкожные импланты закачивали в лавчонках, работающих по ночам; к утру тектосиликон просочится через поры, но пока что все выглядело весьма прилично. Даже лучше, чем ее собственные руки, черт возьми. И вся эта красота была облачена в футляр из блестящей текучей лайкры. Ну прям леденец ручной работы.
Йау-Йау призналась самой себе: он выглядел… фантастически.
– Яго?..
– У каждого мужчины должно быть хобби, Йау-Йау.
– Отлично выглядишь, Яго. Я бы убила за такой цвет лица.
Он улыбнулся. Улыбка тоже была безупречная.
– Спасибо, Йау-Йау. Ну разве я не примадонна? Мы с ребятами весь год готовились.
– Яго, я… э-э… не вовремя?
(Сама-то как думаешь, Йау-Йау?)
– Мне нужно на zócalo через пять минут. Ты что-то хотела?
– Да. Можно и так сказать. Могу я попросить о паре одолжений?
– Ох, Йау-Йау… – простонал Яго, понимая, что грандиозный вечер с друзьями приехал на станцию «Вылезай».
– У тебя есть копия проги, которую ты для меня сделал?
– Я никогда ничего не выбрасываю.
– Ты не мог бы ее загрузить?
– Йау-Йау, ты хоть представляешь, какой объем занимает эта программа?
– Яго! – Имя не сочеталось с дрэг-квин на экране, как рабочие ботинки не сочетаются со свежим педикюром. – Мне нужна твоя помощь.
И она объяснила, в чем дело.
– Черт возьми, Йау-Йау.
– Мне надо, чтобы ты кое-что выяснил. Корпорада «Теслер-Танос» перевела шесть миллионов на призрачный счет Мартики Семаланг, но я хочу точно знать, кто санкционировал платеж. Если смогу выяснить, кто, тогда узнаю, почему. Ты поможешь, Яго?
– Конечно, querida[141]. – Взгляд Клеопатры расфокусировался. – Проги запущены.
– Пересылаю данные. Костюм их сохранил. Сама понимаешь, душечка: не лезь на рожон.
Яго застенчиво ухмыльнулся.
– Буду нежен, как котик. Валяй, подруга.
Йау-Йау сунула нить вирткомба в телефонный разъем для передачи данных. Томящиеся бармены за стойкой отвлеклись от игры с ножом для стейков и пальцами, вытянули шею: а что там происходит в зале? Не ваше собачье дело, favelados. Краткий миг связи со старой, любимой прогой был подобен прикосновению руки любовника к хребту.
Удовольствие и стыд. Йау-Йау так и не признавалась самой себе в том, что ее сексуальность была связана с машинным миром неразрывными узами. Ровный лимбический ток данных, вознесение в кибернетическое облако неведения[142], растворение избыточно материальной плоти в жидкой многовариантности форм; а еще интимная близость вирткомба, избранная ею уличная одежда, чувственное скольжение бритвы Яго по коже головы, деликатное проникновение интерфейсных разъемов в тело.
Ну почему она не могла, подобно мертвецам, отбросить свою унылую, растерянную, монохромную суть и возродиться новой, счастливой, искренней, многоцветной, киберсексуальной Йау-Йау? Вот кто она такая. Вот что она такое. Это не умаляло ее важность в данный момент. Человек измеряется не тем, с кем или с чем он joder. Средоточие любви, ненависти и хрупкости, имя которому Йау-Йау Мок, никогда не изменится.
– Йау-Йау, ты в порядке?
Она посмотрела на Яго, который был волен делать что угодно, быть кем угодно и радоваться этому, выражая то, что считал своей сутью, и прослезилась. Блин, конечно, она не в порядке.
– Эй?..
– Все нормально. Я в порядке. Вот дерьмо. Яго, сделай для меня еще кое-что.
– Что пожелаешь, querida.
– Поезжай вот сюда, – она передала ему координаты Мартики Семаланг, – забери мою клиентку и отвези к себе. Знаю, я прошу о многом… – Он изобразил кокетливое возмущение. – Но мне больше некому довериться. Ах да, скажи ей пароль: «Вопрос жизни и смерти».
Яго закатил глаза и выгнул изящные брови: эталонное отчаяние в стиле кэмп[143].
– Извини, ничего лучше не пришло на ум. Сложные обстоятельства, сам понимаешь. Она ответит: «Долбаный Дэвид Нивен».
– Ты же в курсе, что он в Трес-Вальес сверхпопулярен?
– Яго.
– М-м?
– Это может быть опасно.
– И что? Двум смертям не бывать. Кстати, насчет твоих поисков. Кое-что есть. Заветное имя, персона, которая перевела шесть миллионов тихоокеанских долларов на счет твоей клиентки от имени корпорады «Теслер-Танос»: Ларс Торвальд Алоизиус МакГаффин.
– Ты случайно адрес не нашел?
– Случайно нашел, но сомневаюсь, что там ты кого-то – или что-то – обнаружишь. С тобой играют, Йау-Йау.
– В смысле?
– Ты знаешь, что такое «макгаффин»?
– А должна?
– Приспособление для ловли львов в Шотландии.
– Но в Шотландии нет львов.
– В яблочко[144]… – сказал Яго и исчез в вихре помех. Белый шум – истинный голос паутины – наполнил шипением уши Йау-Йау. Все сенсорные и виртуальные каналы опустели. На экране возникло сообщение: «Las Encinas Seguridad с сожалением сообщает о приостановке связи с некровилем Святого Иоанна ввиду текущей чрезвычайной ситуации».
На улице вооруженные и бронированные seguridados бежали к своим машинам; патрульный транспорт заводился, стреляя облачками синего биодизельного дыма. Техники трудились над шеренгами выключенных мехадоров, и Йау-Йау стиснула зубы от дисгармоничного нарастающего гула прогревающихся импеллерных систем.
Она отключила вирткомб от телефона.
ЙАУ-ЙАУ, ПОДОЖДИ, – позвал исчерканный помехами экран. – ЭТО Я, ЙАУ-ЙАУ. Я МОГУ ПОМОЧЬ, ПОВЕРЬ МНЕ.
– Оставь меня в покое, – прошипела она в трубку. – Отвали, ради Иисуса, Иосифа и Марии. Ты хоть представляешь, как испоганил мне жизнь? Куда бы я ни пошла, ты всегда рядом, как один большой прожектор, освещающий все мои поступки.
Я ТОЛЬКО ХОТЕЛА БЫТЬ ТВОЕЙ ПОДРУГОЙ, – сказала Кармен Миранда.
– Из-за твоих хотелок меня убьют.
ПРОСТИ. ПРОСТИ. МЕНЯ ПОСЛАЛИ ПОМОЧЬ ТЕБЕ.
– Мне не нужна твоя помощь.
Послали? Послали?!
ПОМНИ, ЕСЛИ Я ТЕБЕ КОГДА-НИБУДЬ ПОНАДОБЛЮСЬ, ПРОСТО СВИСТНИ. ТЫ ЖЕ УМЕЕШЬ СВИСТЕТЬ?
Фон вернул карточку. У нее за душой осталось пятьдесят сентаво. Насколько ниже можно пасть? Не отвечай, Йау-Йау. По крайней мере, мопед завелся с первого раза. Уворачиваясь от сегуридадос и любопытных посетителей карнавала в самых разных костюмах – от ничего до дрэга, который посрамил бы Яго, – она собралась проехать под светящейся перекладиной ворот.
– Извините, я не могу вас пропустить, – произнесли бледные губы под забралом.
– Мне надо туда, я адвокат, хочу встретиться с клиентом.
– Клиент? В некровиле?
– Пропустите. Это вопрос жизни и смерти. Я серьезно, офицер.
– Извините, но у меня приказ: граница закрыта. Никто не войдет и не выйдет.
Стальные зубы оскалились на нее с асфальта. Выкуси, abogadito[145].
– Ну поймите же вы меня наконец! Мне надо туда. Мне одной, ага? Один человек – неужели это так много?