Десять лет он скитался по земному шару, а в первый день одиннадцатого года вернулся в башню отца. Его отец сделался старше, мрачнее, худее; рядом с ним была женщина, намного моложе, его новая жена. У нее взгляд, слишком хорошо знакомый сыну: не сегодня, не завтра, но когда-нибудь она уйдет от мужа.
– Привет, – сказал сын. – Я вернулся.
– Пообещай мне одну вещь, – попросил отец. – Пообещай, что больше не бросишь меня.
– Обещаю, – согласился сын.
Человек в башне стал лепить из него короля.
Отец не верил в незаслуженное вознаграждение, поэтому сын проходил стажировку во всех подразделениях и отделах, которые однажды должны были перейти под его контроль. Он учился быстро, без устали, всеобъемлюще – он был хорошим учеником. Время, проведенное в разлуке, углубило его, закалило, сделало сообразительным и мудрым. Отец подготовил документы для передачи сыну контроля над половиной корпорады.
А потом наступило раннее сентябрьское утро, когда Джоди-Линн Капекни потеряла управление на скоростной полосе шоссе Пасадена, по дороге на юг. Автомобиль врезался в разделитель по центру на скорости сто пятьдесят, кувыркнулся на полосу, ведущую на север, и взорвался возле съезда номер двенадцать. Огненный шар зацепил пять транспортных средств. Двенадцать человек погибли в огне. Среди них был Квебек Теслер, очевидный и единственный наследник «Теслер-Танос»; самой могущественной корпорады на земле.
Девять месяцев он пролежал в гробнице, пока мир оплакивал смерть прекрасного принца, и в первый день десятого месяца был воскрешен благодаря власти отца. Он вышел из вод воскрешения, но увидел не златое сияние башен, принадлежавших ему по праву крови, а тусклое желтое биолюминесцентное свечение Дома смерти. Его приветствовали не родители и друзья, а суровые мертвячки в белом трауре.
– Где мое королевство? – спросил Квебек. – Где мои сотрудники, мой секретариат, мои друзья? Где мой отец?
Он узнал, как низко пал. Ему обещали полмира, а теперь он был ничем, никем, нигде, не существовал как человек и личность. Его владения, составлявшие половину империи, съежились до квадрата улиц пятьдесят на пятьдесят, где были только тесные, вонючие, шумные трущобы. Он был первенцем Адама Теслера, а стал мертвецом.
Новая семья, посвятившая его в тайны загробной жизни, предупредила: лучше всего забыть о тех, кто остался по ту сторону. И все-таки он вернулся к золотым вратам у подножия замка и приказал им открыться. Он добрался до нижнего торгового центра, прежде чем воины его арестовали.
Они отвели его в отцовский тронный зал, где сам Адам Теслер – справа от него развернул хвост-веер павлин, слева блистал зеленью и золотом тектозавр – заявил, что невзирая на личные желания, его руки связаны законом, который гласит, что мертвых не существует.
Даже его собственного сына?
Даже его собственного сына.
По лицу отца он видел, что дело не только в законе и прецеденте. Дело в окончательном отказе от надежды и любви.
– Ты сказал, что не бросишь меня, – проговорил его отец. – Ты солгал.
– Вы были правы, – признался сын своим наставникам и проводникам. – Мне не следовало возвращаться.
– Все пройдет, – пообещали они. – Все покажется долгим и запутанным сном, и ты постепенно пробудишься.
Как до того он погрузился в подготовку к управлению корпорадой, а еще раньше – в изучение огромного мира, обездоленный сын теперь с головой ушел в работу по освобождению мертвецов. Мертвые друзья сказали ему полуправду: прежняя жизнь действительно потускнела, но память о том, как несправедливо с ним поступили, не собиралась умирать, набирая силу с каждым проступком и несправедливостью, которые он видел в этом новом мире, и в конце концов она стала чем-то большим, чем праведный гнев. Она превратилась в ярость.
Отец говорил, что коды доступа такая же часть его тела, как и кожа: идентификаторы были связаны с его ДНК. Однажды ночью он пришел в башню. На бесшумных крыльях опустился на балкон девяносто девятого уровня. Сигнализация капитулировала. Двери открылись. Он шел по темным комнатам, открывая шкафы, которые оказались пустыми, если не считать нескольких отцовских костюмов, строгих и старомодных. Как он всегда подозревал, вторая жена ушла от Адама Теслера. Мясо было непостоянным, мясо было хрупким. Мясо было тщеславным и недолговечным. Он постоял возле отцовской спальни, рассматривая спящего. Смерть – дело нетрудное, всего-то и надо, что сломать несколько хрупких позвонков. Он закрыл дверь и прошел мимо, привлеченный светом и тихими голосами в конце коридора. Прячась в тенях, заглянул в щель. Молодая женщина сидела на полу, спиной к входу, и играла с трехлетним мальчиком. Через некоторое время она встала, подняла ребенка, уложила его в постель и включила карусель с игрушками над кроваткой. Изгнанный сын сбежал из детской, сбежал из пентхауса, сбежал из высокого замка. Когда высоко в небе засиял рассветный небесный знак, он отправился в Дом смерти и попросил контракт, который отправил бы его как можно дальше от дома Адама Теслера – контракт на Ночную вахту на задворках Солнечной системы.
– Ты должен был его убить. – Некоторые эмоции слишком сильны, чтобы их можно было выразить внешне. Оцепенение. Туссен ощутил лишь оцепенение. – Тебе следовало свернуть этому ублюдку шею, пока он спал. Как ты, должно быть, ненавидишь меня.
– Почему ты так говоришь? – спросил Квебек.
– Ты поступил со мной вот так. Рассказал мне все это. Это не моя вина, я не просил родиться, не говоря уже о том, чтобы родиться таким, какой я есть; я тоже отверг его. Я ушел, как и ты, я не хочу того, что он может мне предложить. Я тебе не враг.
– Квебек, – позвал Хуэнь/Тешейра.
Квебек поднял руку: «Позже».
– Я знаю. Я искал тебя не для того, чтобы сделать своим врагом. Я не ненавижу тебя. Мы братья не только в родственном смысле.
– Ты искал меня, потому что мог с моей помощью заполучить желаемое и оказаться там, где надо.
– Я совру, если буду это отрицать. И все-таки я надеялся, что враг моего врага может стать моим союзником.
– Двадцать семь лет, – проговорил Туссен. – Двадцать семь лет там, вдали от Земли… Ты должен убить его. Убить его будет милосердием. Надо избавить больное, печальное существо от страданий.
– Квебек.
Опять их прервали, опять предводитель взмахнул рукой.
– Брат, брат, разве я тебе не говорил? Наша цель здесь не в том, чтобы убить его, а в том, чтобы изменить его. В любом случае, я не чувствую себя таким уж милосердным. В чем дело, Тешейра?
– У трутней переполох, Квебек. Какая-то дешевая адвокатесса с улицы вызвала на себя шквальный огонь со стороны юридического отдела «Теслер-Танос», мясного и виртуального. Проги белые, проги черные; вирусов больше, чем в приемной доктора во время эпидемии оспы.
– Оценка? – спросил Квебек.
– За ней стоит Дом смерти с мощными прогами – братья выступили открыто и намерены сражаться до конца. Но только что был подписан контракт со взводом внештатников-asesino. Я не знаю, что она им предъявила, однако «Теслер-Танос» хочет спрятать концы в воду.
Квебек поднял глаза, как будто за потолочными экранами узрел сердце владений отца.
– Рассвет. Перигей. Все сходится. У нас не будет более подходящего момента.
– Мой брат прав, – сказал Туссен. – Сейчас или никогда.
Его ДНК открыла бронзовые двойные двери, отделяющие жилые уровни, и они поднялись по изогнутой лестнице из черного мрамора в апартаменты Адама Теслера.
Желтый свет небесного знака лился сквозь стеклянные стены на пестреющий слюдой гранитный пол, когда они приблизились к маленькому темному силуэту за столом из полированного живодрева. Тщеславный павлин; изукрашенный драгоценными камнями тектозавр на насесте; сеть теней, отбрасываемых оконными панелями: как будто не прошло шесть лет с тех пор, как Туссен в последний раз стоял посреди этой комнаты. Ощущал ли Квебек то же самое, стерла ли незыблемость отцовского святилища десятилетия и миллиарды километров? Сыновья терпят неудачу, бегут, умирают, но стекло, гранит и живодрево вечны.
Адам Теслер немного неуклюже поднялся и поклонился гостям.
– Доброе утро. – Он взял маленький чугунный чайник с подноса на столе. Там было пять чашек. Туссен увидел, что весь стол в форме подковы покрыт плоскими экранами. Перевернутые изображения: земля, море, небо: огонь. – Я ждал вас. Кто-нибудь хочет чаю? Очень освежающий, очень стимулирующий напиток после долгой и утомительной ночи. Нет? Пожалуйста, извините – я буду пить. Чайник двухвековой давности, японский. Отлит в песок, изготовлен вручную одним из последних живых сокровищ. Мне нравится идея, что человек может быть такой же частью национального наследия, как произведение искусства или архитектуры.
Туссен сравнил последнее воспоминание с реальным образом. Отец выглядел так же до последнего волоска, морщинки и детали облика.
– Итак. В конце концов ты вернулся. – Адам Теслер посмотрел на Шипли в теле Порфирио. – И ты, мой верный Брут.
– Он с нами – не так ли, Шипли? – спросил Квебек.
– Вам не понять, – сказала Шипли.
– Я понимаю больше, чем вы себе представляете, – сказал Адам Теслер. С чашкой в руке он подошел к восточному окну. Утренний свет медленно стекал по шпилям, сотни окон ослепительно блистали. Город внизу все еще окутывала тьма. – Мы не думали, что их будет так много; мы не имели ни малейшего представления о масштабах работ там, на астероидах. Вы заслуживаете победы. Вы доказали свою доблесть в самых суровых экологических нишах. Вы действительно то новое человечество, за которое себя выдаете. А ты все-таки мой законный наследник. – Адам Теслер наклонил край фарфоровой чашки в сторону Туссена. – Ты в курсе? Он представился?
– Я знаю все, – сказал Туссен.
– Сомневаюсь.
Хуэнь/Тешейра перешел на другую сторону президентского стола и призвал на экраны зернистые, передержанные снимки со спутников. Война в космосе. Ленты разорванной изоляционной фольги и кабели, колышущиеся на солнечном ветру сквозь с