Однако такой марксистский взгляд не только циничен, но и ошибочен. Хотя материалистические интересы, безусловно, сыграли свою роль в крестовых походах, Первой мировой войне, войне в Ираке и большинстве других человеческих конфликтов, это не означает, что религиозные, национальные и либеральные идеалы не сыграли никакой роли. Более того, сами по себе материалистические интересы не могут объяснить идентичность противоборствующих лагерей. Почему в XII веке землевладельцы и купцы из Франции, Германии и Италии объединились для завоевания территорий и торговых путей в Леванте, а не землевладельцы и купцы из Франции и Северной Африки объединились для завоевания Италии? И почему в 2003 году Соединенные Штаты и Великобритания стремились завоевать нефтяные месторождения Ирака, а не газовые месторождения Норвегии? Неужели это можно объяснить чисто материалистическими соображениями, не обращаясь к религиозным и идеологическим убеждениям людей?
На самом деле, все отношения между крупными человеческими группами формируются на основе историй, потому что идентичность этих групп сама определяется историями. Не существует объективных определений того, кто является британцем, американцем, норвежцем или иракцем; все эти идентичности формируются национальными и религиозными мифами, которые постоянно оспариваются и пересматриваются. Марксисты могут утверждать, что масштабные группы имеют объективные идентичности и интересы, не зависящие от историй. Если это так, то как объяснить, что только у людей есть такие масштабные группы, как племена, нации и религии, а у шимпанзе они отсутствуют? Ведь шимпанзе разделяют с человеком все наши объективные материальные интересы: им тоже нужно пить, есть и защищаться от болезней. Им тоже нужен секс и социальная власть. Но шимпанзе не могут поддерживать масштабные группы, потому что они не способны создавать истории, которые связывают эти группы и определяют их идентичность и интересы. Вопреки марксистскому мышлению, масштабные идентичности и интересы в истории всегда интерсубъективны; они никогда не бывают объективными.
Это хорошая новость. Если бы история формировалась исключительно материальными интересами и борьбой за власть, не было бы смысла разговаривать с людьми, которые с нами не согласны. Любой конфликт в конечном итоге был бы результатом объективных властных отношений, которые нельзя изменить простым разговором. В частности, если привилегированные люди видят и верят только в то, что закрепляет их привилегии, то как, кроме насилия, можно убедить их отказаться от этих привилегий и изменить свои убеждения? К счастью, поскольку историю формируют интерсубъективные истории, иногда мы можем предотвратить конфликт и установить мир, поговорив с людьми, изменив истории, в которые верят они и мы, или придумав новую историю, которую все смогут принять.
Возьмем, к примеру, подъем нацизма. Безусловно, существовали материальные интересы, которые подтолкнули миллионы немцев к поддержке Гитлера. Нацисты, вероятно, никогда бы не пришли к власти, если бы не экономический кризис начала 1930-х годов. Однако неверно думать, что Третий рейх был неизбежным результатом лежащих в основе отношений власти и материальных интересов. Гитлер победил на выборах 1933 года, потому что во время экономического кризиса миллионы немцев поверили в историю нацизма, а не в одну из предлагаемых альтернативных историй. Это не было неизбежным результатом того, что немцы преследовали свои материальные интересы и защищали свои привилегии; это была трагическая ошибка. Мы можем с уверенностью сказать, что это была ошибка и что немцы могли бы выбрать лучшую историю, потому что мы знаем, что произошло дальше. Двенадцать лет нацистского правления не способствовали укреплению материальных интересов немцев. Нацизм привел к разрушению Германии и гибели миллионов людей. Позже, когда немцы приняли либеральную демократию, это действительно привело к долгосрочному улучшению их жизни. Разве немцы не могли пропустить неудачный нацистский эксперимент и довериться либеральной демократии уже в начале 1930-х годов? Позиция этой книги заключается в том, что они могли. История часто формируется не детерминированными отношениями власти, а трагическими ошибками, которые являются результатом веры в завораживающие, но пагубные истории.
БЛАГОРОДНАЯ ЛОЖЬ
Центральная роль историй раскрывает нечто фундаментальное о силе нашего вида и объясняет, почему власть не всегда идет рука об руку с мудростью. Наивный взгляд на информацию гласит, что информация ведет к истине, а знание истины помогает людям обрести и власть, и мудрость. Это звучит обнадеживающе. Она подразумевает, что люди, игнорирующие правду, вряд ли будут обладать большой властью, в то время как люди, уважающие правду, могут обрести большую власть, но эта власть будет сдержана мудростью. Например, люди, игнорирующие правду о биологии человека, могут верить в расистские мифы, но не смогут производить мощные лекарства и биооружие, тогда как люди, понимающие биологию, будут обладать такой силой, но не станут использовать ее на благо расистских идеологий. Если бы это действительно было так, мы могли бы спать спокойно, доверяя мудрость и честность наших президентов, первосвященников и руководителей компаний. Политик, движение или страна могут, конечно, продвигаться вперед то тут, то там с помощью лжи и обмана, но в долгосрочной перспективе это будет саморазрушительная стратегия.
К сожалению, это не тот мир, в котором мы живем. В истории власть лишь частично зависит от знания правды. Она также обусловлена способностью поддерживать социальный порядок среди большого количества людей. Предположим, вы хотите создать атомную бомбу. Чтобы добиться успеха, вам, безусловно, нужны точные знания физики. Но вам также нужно много людей, чтобы добывать урановую руду, строить ядерные реакторы и обеспечивать пищей строителей, шахтеров и физиков. В Манхэттенском проекте было непосредственно занято около 130 000 человек, и еще миллионы работали на их содержание. Роберт Оппенгеймер мог посвятить себя своим уравнениям, потому что ему помогали тысячи шахтеров, добывавших уран на руднике Эльдорадо на севере Канады и на руднике Шинколобве в Бельгийском Конго - не говоря уже о фермерах, выращивавших картофель для его обедов. Если вы хотите сделать атомную бомбу, вы должны найти способ заставить миллионы людей сотрудничать.
То же самое происходит со всеми амбициозными проектами, за которые берутся люди. Группа каменного века, собиравшаяся поохотиться на мамонта, очевидно, должна была знать несколько достоверных фактов о мамонтах. Если бы они верили, что смогут убить мамонта с помощью заклинаний, их охотничья экспедиция провалилась бы. Но просто знать факты о мамонтах тоже было недостаточно. Охотники также должны были быть уверены, что все они согласны с одним и тем же планом и смело выполняют свой долг даже перед лицом смертельной опасности. Если они верили, что, произнеся заклинание, смогут гарантировать мертвым охотникам хорошую загробную жизнь, то шансы на успех у их охотничьих экспедиций были гораздо выше. Даже если объективно заклинание было бессильно и не приносило никакой пользы мертвым охотникам, укрепляя мужество и солидарность живых охотников, оно все же вносило решающий вклад в успех охоты.
Хотя власть зависит как от правды, так и от порядка, в большинстве случаев именно люди, знающие, как поддерживать порядок, делают выстрелы, давая указания тем, кто просто знает правду о таких вещах, как мамонты или ядерная физика. Роберт Оппенгеймер подчинялся Франклину Делано Рузвельту, а не наоборот. Точно так же Вернер Гейзенберг подчинялся Адольфу Гитлеру, Игорь Курчатов - Иосифу Сталину, а в современном Иране специалисты по ядерной физике выполняют приказы экспертов по шиитскому богословию.
Что знают люди на вершине, чего не всегда понимают физики-ядерщики, так это то, что говорить правду о Вселенной - едва ли самый эффективный способ добиться порядка среди большого количества людей. Это правда, что E = mc², и это объясняет многое из того, что происходит во Вселенной, но знание того, что E = mc², обычно не разрешает политических разногласий и не вдохновляет людей на жертвы ради общего дела. Вместо этого человеческие сети объединяют вымышленные истории, особенно истории о таких интерсубъективных вещах, как боги, деньги и нации. Когда речь идет об объединении людей, вымысел имеет два неотъемлемых преимущества перед правдой. Во-первых, вымысел можно сделать сколь угодно простым, в то время как правда, как правило, сложна, потому что сложна реальность, которую она должна представлять. Возьмем, к примеру, правду о нациях. Трудно понять, что нация, к которой человек принадлежит, - это интерсубъективная сущность, существующая только в нашем коллективном воображении. Политики редко говорят об этом в своих политических речах. Гораздо проще поверить в то, что наша нация - это избранный Богом народ, на который Создатель возложил некую особую миссию. Эту простую историю неоднократно рассказывали бесчисленные политики от Израиля до Ирана и от США до России.
Во-вторых, правда часто бывает болезненной и тревожной, и если мы попытаемся сделать ее более утешительной и лестной, она перестанет быть правдой. В отличие от этого, вымысел очень податлив. В истории каждого народа есть мрачные эпизоды, которые граждане не любят признавать и вспоминать. Израильский политик, который в своих предвыборных речах подробно рассказывает о страданиях, причиненных израильской оккупацией палестинским мирным жителям, вряд ли получит много голосов. Напротив, политик, который строит национальный миф, игнорируя неудобные факты, делая акцент на славных моментах еврейского прошлого и приукрашивая реальность там, где это необходимо, вполне может прийти к власти. Так обстоит дело не только в Израиле, но и во всех странах. Много ли итальянцев или индийцев хотят услышать чистую правду о своих народах? Бескомпромиссное следование истине необходимо для научного прогресса, это также достойная восхищения духовная практика, но это не выигрышная политическая стратегия.