Я подумала, что прекрасно проведу день, расположившись на пляже. Я знала, что легко могу добраться на автобусе на какой-нибудь не слишком забитый людьми пляж, где смогу хоть на несколько часов отдохнуть от непрерывного звучания музыки калипсо. Король карнавала уже был избран, повсюду толпились люди, обсуждающие последние детали карнавальных событий.
В это утро, когда я шла по Шарлот-стрит, я увидела репетицию Игральных карт; они повторяли свою песню и проверяли свои костюмы. Я заметила, что у Червонной королевы было довольно кислое выражение лица. Причиной ее недовольства, как оказалось, был Червонный король, у которого треснули брюки, пока он кружился в такт музыке.
— Эй, нужно зашить! — закричала она на него.
— Мне нужно кое-что большее! — ухмыльнулся он в ответ.
Она засунула руку под объемные юбки и выудила оттуда иголку с ниткой; встав перед ним на колени, она принялась зашивать его брюки под несмолкающие звуки оркестра.
Я села на автобус до Каренаджа; у меня была куча времени. В последнюю минуту в автобус заскочило еще несколько человек, но большую часть населения занимал только карнавал, у них не оставалось времени ни на что другое. До пляжа мы доехали минут за двадцать, после чего нас высадили у ворот американской базы — американские солдаты охраняли берег.
Этот пляж был менее популярен, чем другой — на Маракасе, но, оглядевшись вокруг, я не смогла понять почему. Такого чистого пляжа, как этот, я не видела никогда в жизни. Даже рядом с деревьями песок был белоснежным, нигде совершенно никакого мусора. С пляжа открывались великолепные виды, а по краю он был засажен восхитительными никарагуанскими деревьями какао, которые сейчас были усыпаны розовыми цветами.
Отсюда были видны два рукава, протянувшиеся от острова к материку, они словно обнимали залив Пария. На севере находилось устье Дракона, а на юге — Змеи; перешейки были такими узкими, что залив больше походил на озеро, совершенно отделенное от Атлантического океана, и служил отличным прибежищем для креветок и другой морской живности, а также был отличной природной гаванью.
Я немного постояла, любуясь открывающимся видом, а над моей головой кружило полдюжины мандариновых бабочек. Когда мы приехали, на пляже уже было несколько человек, вновь прибывшие тут же устремились на песок, некоторые прямо на бегу срывали с себя одежду, так им не терпелось попасть в воду. Мне же совсем не хотелось спешить. Мне нравилось стоять и наблюдать, как резвились в теплой воде красивые, стройные юноши и девушки, заливаясь счастливым смехом. Но на пляже были и те, которые не купались. Я сразу и не заметила одинокого мужчину, который лежал на песке неподалеку от того места, где я стояла. Когда я решила прогуляться по пляжу, он внезапно поднялся, чуть не сбив меня с ног.
— Мечтаете? — улыбаясь, спросил он. — Ну и как, приятные мечты?
Я попыталась проигнорировать его, но он не унимался и крикнул мне вдогонку:
— Эй, девушка, послушайте, здесь не принято скучать в одиночестве!
— А знаешь, ведь он прав, — послышался сзади голос Даниэля.
Я в ярости резко повернулась. Неужели он выследил меня? Это было бы вполне в его духе! Я уже открыла рот, чтобы высказать все, что у меня на уме, но, к счастью, здравый смысл возобладал, и я поняла, что он просто не мог знать, что я поеду сюда.
— Привет, Длинные Ноги, — с ухмылкой сказал он.
— Привет! — ответила я.
Он сел на песок и потянул меня за руку, чтобы я присела рядом.
— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался он. — Пытаешься убежать от шума и толкотни?
Я покачала головой:
— Не совсем так. Хотя мне нужно было подумать в тишине, а в городе повсюду идут репетиции завтрашнего представления. — Я вяло улыбнулась. — Все собираются на карнавал, не так ли?
— Почему же нет? А ты не собираешься?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Я считаю, что вся эта пестрота и шум слишком утомительны.
Он засмеялся:
— В этом проблема всех англичан — они не умеют расслабляться, и они не понимают, что если терпишь поражение, то можно получить удовольствие и от поражения!
— Они проиграли бы кучу войн, если бы догадывались об этом, — раздраженно заметила я.
Он ухмыльнулся, мое раздражение никак на него не подействовало.
— Но каждый отдельный англичанин ведет свои собственные сражения, как будто это все великие войны, — сухо прокомментировал он. — Даже англичанки не любят поражений!
Мне пришло в голову, что он намекает на то, что ему удалось получить мою подпись под документами, дающими ему доступ к плантациям, которые он так желал.
— Я не уверена, что потерпела поражение! — огрызнулась я.
Он громко рассмеялся:
— Мои дорогие Длинные Ноги, тебе еще много предстоит узнать о самой себе, не так ли?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Может, это предстоит нам обоим, — довольно резко предположила я.
Он не смутился и не опустил глаз, как я того ожидала. Он открыто смотрел мне в лицо, и мой гнев на него почему-то трансформировался в легкое замешательство. Совершенно неожиданно мне показалось, что он говорит вовсе не о сахаре, а о нас двоих, так что именно мне пришлось отвести глаза, когда я смущенно осознала, что мои щеки покраснели. Внезапно перед моим мысленным взором встал образ Памелы, мгновенно приведя меня в чувство; я сразу осознала, что Даниэль никак не мог иметь это в виду! Я нервно перевела дыхание и, отвернувшись от него, стала смотреть на море.
— Памела тоже приедет на карнавал? — тихо спросила я.
Даниель равнодушно пожал плечами, но я заметила, что он больше не улыбается.
— Думаю, нет, — сказал он. — Она все это уже видела.
— Ты тоже это видел, — заметила я, с облегчением найдя безопасную тему для разговора.
— Но я настоящий тринидадец, — насмешливо и одновременно с гордостью ответил он. — Я не могу устоять перед шумом и толпой, перед ночевками в парке, когда нет времени, чтобы добраться до кровати, и… ну, и перед всем остальным. Памела — американка, и мне кажется, что в душе она находит все это довольно дикарским.
— О? — Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал равнодушно и не было заметно нахлынувшей на меня радости, когда я почувствовала, что хотя бы в этом Памела не оправдала ожиданий Даниэля. Он был горячим поклонником карнавала, а она нет!
Он развеселился:
— А ты, мне кажется, вполне готова к ночевкам в парке?
— Пожалуй… — с сомнением протянула я.
Он громко рассмеялся, и я тоже не удержалась. Это было уже слишком. В глубине души я начала подумывать, что же еще я готова совершить, чтобы снискать его одобрение. Но я не стала сосредоточиваться на этой мысли и углубляться в то, что это могло означать.
— Мы должны это отпраздновать! — внезапно объявил он. — Аарон позвонил мне и сказал, что все бумаги подписаны и скреплены печатью. Я уже подумал, что у вас началась семейная вечеринка по этому поводу.
Я безрадостно рассмеялась:
— Какая там вечеринка! Уилфред больше не хочет иметь дело с сахаром. Губерт кажется совершенно равнодушным к тому, что происходит, а дяди даже не было дома, так что он вообще ничего не знает!
Даниэль явно опечалился, и я не могла понять почему.
— Но я-то здесь, — наконец сказал он. — И мы можем праздновать!
— Ты хочешь сказать, что ты можешь праздновать! — равнодушно поправила его я.
Наступила долгая напряженная тишина, после чего Даниэль спросил:
— Зачем ты тогда подписала документы, если тебе это все не нравится?
Я пожала плечами:
— Я думала, что это лучшее, что я могу сделать. — С минуту поразмыслив, я добавила: — Кроме того, там такой чудесный дом, не правда ли? Я всегда хотела жить в таком доме.
— А теперь ты им владеешь, — напомнил он мне.
Я пристально посмотрела на него:
— В самом деле?
Он наклонился вперед, и его лицо оказалось совсем близко от моего. Это опасно, подумала я. Так скоро я начну надеяться на то, что он поцелует меня, и к чему это может привести? Мои дела и без того довольно запутаны. Жизнь была бы намного проще, если бы он мне не нравился, и я просто позволила бы ему вести дела, а мои эмоции могут все сильно усложнить. Я отвернулась, вскочила на ноги и посмотрела на него сверху вниз, внезапно радуясь каждому лишнему дюйму своего роста.
— Я собираюсь поплавать, — объявила я.
Он лениво поднялся, и я не могла не заметить, как он грациозен.
— О'кей, я с тобой.
— Не стоит утруждаться и напрягаться!
— Вовсе нет.
— Тогда ты меня напрягаешь! — выпалила я.
— Я вижу, — тихо признал он. — Но не понимаю — почему?
Это уже было невыносимо! Я побежала к морю. Вода была теплая, как раз такая, как я люблю. Я с удивлением обнаружила, что после моего прибытия на пляже появилось довольно много людей. Группа детей перетягивала канат на серебристом песке, другие использовали легкий ветерок, чтобы поднять своих воздушных змеев как можно выше над деревьями. Один из них, как я заметила, отражался в спокойной, лениво плескавшейся морской воде, пока я не разрушила это отражение, проплыв по нему, а затем полюбовалась, как оно снова сформировалось, как только вода успокоилась и снова стала зеркальной.
Даниэль плавал намного лучше, чем я. Его руки так и мелькали над водой, и он играючи догнал меня.
— Тебе нужно было бежать быстрее! — коварно улыбаясь, сказал он.
Я плеснула ему в лицо водой и быстро нырнула, чтобы избежать его мести. Вода так восхитительно охватила мое тело, я почувствовала свободу и поняла, что плаваю намного лучше, чем раньше. Я вынырнула, чтобы вдохнуть воздуха, и нырнула снова, понимая, что немного красуюсь и, между прочим, получаю от этого огромное удовольствие. Когда я вновь оказалась на поверхности, Даниель все еще был рядом, он перемещался по воде с легкостью прирожденного пловца — казалось, ему было достаточно взмахнуть рукой или ногой, чтобы оказаться в нужном месте.
— Ты проголодалась? — любезно осведомился он.
— Ты даже не представляешь себе как! — воскликнула я.