— Я подготовлю для тебя место, — сказал он.
Шарлот-стрит по-прежнему была так запружена, что довезти меня прямо до дверей ему не удалось. Я с радостью выскочила из машины, он тоже вышел и придержал для меня дверцу.
— Это был не самый удачный день, не так ли? — мрачно спросил он.
Я гордо откинула назад голову:
— Разве?
Он посмотрел на меня долгим печальным взглядом и захлопнул за мной дверь. Это был символический жест, словно он вычеркивал меня из своей жизни. Он возвращался назад к Памеле, и это единственное, что имело для нас обоих значение.
— Ты устала, — сказал он. — Мы все обсудим, когда ты приедешь на сахарную плантацию.
Я ничего не ответила. Я стояла и смотрела, как он залезает назад в машину, вежливо машет мне рукой и уезжает. Я была так несчастна и не знала, что мне делать; но в одном я была совершенно уверена: я абсолютно не устала — ничуть не больше, чем он сам!
Утомительное окончание карнавала разочаровывало после его великолепного начала. Даже Пейшнс больше не могла танцевать; единственными, кто еще проявлял активность, были владельцы палаток, громко соблазнявшие прохожих отведать прохладительные напитки и закуски. Плантагенеты сгрудились в кучку, стил-бэнд время от времени делал попытки сыграть калипсо, которая объединяла их весь день.
— Где ты была? — требовательно спросил меня мой дядя.
Он выглядел усталым и старым. В руке он держал полную кружку рома и явно пытался воспрянуть духом, щедро отхлебывая напиток.
— Не пора нам всем домой? — с надеждой спросила я.
— Дом? — мрачно повторил он. — Где это?
— Я отведу тебя, — предложила я.
Он засмеялся.
— В самом деле? — капризно протянул он. — Когда? Когда мы поедем на юг, Камилла? Когда мы снова вернемся на сахарные поля? Скажи мне это!
— Все бумаги уже подписаны, — сказала я.
Его лицо прояснилось.
— Ты хочешь сказать, что ничто нам не мешает отправиться туда?
Я покачала головой.
— Мы поедем завтра! — оживленно воскликнул дядя Филипп. — Мы поедем сразу же, как только Пейшнс подготовит к отъезду дом.
Я не отвечала. Стил-бэнд еще раз начал калипсо Плантагенетов, но вскоре его заглушил другой оркестр, более многочисленный, чем наш, который шел из парка в поисках еды и очередных развлечений. Пейшнс, внезапно обессилевшая, схватила меня за запястье и сказала:
— Мы пойдем сейчас, мисс Милла. Уже нет шуток. Если мы оставаться, то завтра болеть голова.
— Ты права, старушка! — поддержал ее мой дядя.
Теперь он был слишком заинтересован в том, чтобы мы отправились домой. Я подумала, что, кажется, он действительно намеревается поспешить на сахарную плантацию завтра с самого утра. Я прислушалась к себе, ожидая какого-то волнения в крови, но ничего не почувствовала. Все, что я ощущала, было головокружение от шума и суматохи и желание лечь в постель.
Солнце уже садилось, окрашивая небо в драматичный, ярко-красный цвет. Я никогда не видела таких закатов, как здесь, в Вест-Индии. Здесь они удивительно прекрасны, в них чувствуется затаенная драма, которая придает великолепие всему небу. Через несколько часов карнавал закончится до следующего года и начнут строиться безумные планы на следующий карнавал.
На следующее утро Пейшнс проспала. Это было такое экстраординарное событие, что все семейство всполошилось.
— Это все меняет! — сказала я дяде. — Значит, сегодня мы не поедем на юг!
Хотя я уже решила и без его настойчивости ехать как можно скорее.
— Нам нечего ждать, — ворчал он. — Иди и разбуди Пейшнс. Скажи, что мы уезжаем сегодня днем, независимо от того, проснется она или нет!
Комната Пейшнс хотя была меньше, чем моя, но вся заставлена громоздкой мебелью, в которой она ревниво прятала свое жалкое имущество. Ее кровать была такой узкой, что ее громадное тело грозило свалиться на пол каждый раз, когда она поворачивалась с боку на бок. В темноте я споткнулась о ее туфли и растянулась на полу, приземлившись на кучу одежды, которая служила ей вчера костюмом: она слишком устала, чтобы убрать его, как она это сделала с моим одеянием.
— Что случилось? — сонно проворчала она.
— Пейшнс, просыпайся! — быстро ответила я. — Дядя Филипп полон решимости вступить во владение поместьем именно сегодня. Ты сможешь вовремя собраться?
Широкая ухмылка растянула ее губы.
— Я как раз думать об этом. Да уж, моя милая! Мне есть чем заняться!
Когда я вернулась в столовую, дядя уже ушел, остались только кузены, они пытались соорудить себе достойный завтрак из кофе и фруктов. Я, стараясь избегать глаз Уилфреда, сама взялась за кофейный перколятор.
— Аарон дал тебе зеленый свет на то, чтобы мы въезжали? — мягко поинтересовался он через стол.
— Нет еще, — отважно ответила я. — Но все уже подписано и скреплено печатями, так что я думаю, все в порядке.
Он весело улыбнулся:
— А что, если родители Памелы все еще будут там, когда мы приедем?
— Их там не будет, — быстро сказала я. — Они уже уехали в Штаты.
— И кто тебе сообщил эту интересную информацию? — полюбопытствовал он.
Я, не ответив, налила себе чашку кофе и села за стол, чтобы спокойно выпить его. Губерт поднял на меня глаза и улыбнулся.
— Карнавал оправдал твои ожидания? — примирительно спросил он.
— Мне понравилось! — Я откинулась на стуле, вспомнив вихри красок и оглушающий шум стил-бэндов, остроумные куплеты калипсо… и Даниэля в его парике времени Тюдоров, такого блистательного и жизнерадостного. — Было весело! — добавила я.
— И ты там увидела Памелу… — Уилфред пустил стрелу наугад, но случайно попал в цель.
Я почувствовала, что виновато покраснела. Дело было не в том, что они узнали бы о моем посещении дома Хендриксов — я ведь попала туда не по доброй воле и случайно обнаружила в резиденции Памелу. Но все же я не хотела, чтобы они обо всем узнали.
— Я не думаю, что Памелу так уж интересует карнавал, — пожала я плечами.
— Это она тебе сказала? — с любопытством спросил Уилфред.
— Может, и она, — ответила я. — Впрочем, это Даниэль как-то упомянул об этом. Я вполне понимаю, что некоторые могут найти карнавал слишком шумным и немного диким.
— Особенно Памела, — согласился Губерт.
Уилфред зевнул с притворным равнодушием.
— Она достаточно хорошенькая, чтобы завести роман в любое время года, а не только в карнавал! — с горечью заметил он.
— Хорошенькая? — выдохнул Губерт. — Ах, брат мой! Должно быть, она на самом деле тебе нравится, если ты так говоришь!
Уилфред пожал плечами:
— Не вмешивайся в чужие дела, братишка!
— В любом случае это неважно, — раздраженно бросил Губерт, ему явно не нравился поворот разговора. — В любом случае она уезжает в Штаты со своими родителями, и нам незачем упоминать более ее имя.
Уилфред только улыбнулся. Это была улыбка посвященного, которая взбесила как Губерта, так и меня. Что он мог знать? Неужели он знал, где сейчас находится Памела?
— Не обращать на него внимание! — скомандовала Пейшнс, появляясь в дверях. Она была полностью одета, но выглядела неважно — слишком она вчера устала. — Что это с вами? Если нам уезжать сегодня, так уезжать, и мне совсем не жаль!
— Ты вчера видела Памелу? — безучастно спросил ее Губерт.
Пейшнс фыркнула.
— Ну и что с того, если видела? — перешла она в атаку.
— Ничего, — признал тот. — Я не страдаю из-за того, что она уезжает в Штаты!
— Лонкветы уже уехали! — сказала Пейшнс.
— Но не Памела, — добавил Уилфред. — Как интересно! И ее нет в поместье, так где же она?
— Откуда я знать? — огрызнулась Пейшнс. — Вы, мальчики, идти и собирать сами свои вещи. Я не могу ждать, когда убирать ваши комнаты!
Уилфред медленно поднялся.
— Но я не еду, — спокойно сообщил он. — Я остаюсь в Порт-оф-Спейне, где я принадлежу сам себе. Ничего личного, кузина, — небрежно обронил он в мою сторону. — Но для остальных членов семьи ты можешь покупать места в спальном вагоне. Я хочу проверить, смогу ли я выжить, рассчитывая только на свои мозги. Хотя Памела Лонквет считает, что это не совсем достойный образ жизни, но мне он нравится!
— Я еду с тобой, — серьезно сказал Губерт, от негодования на брата он даже покраснел. — Даже если мне заплатят, я здесь не останусь!
— Отец тоже! — с презрением протянул Уилфред.
— Тебе еще предстоит сказать это ему! — яростно напомнил ему Губерт.
Бравада слетела с Уилфреда, и мне даже стало его немного жаль.
— Это мое дело! — огрызнулся он, но выглядел он теперь не очень уверенно, особенно после того, как в комнату вошел дядя Филипп.
— Билеты на поезд я заказал! — сияя, возвестил он. — Нет никакой возможности уехать сегодня автобусом. Я думаю, что поезд тоже будет переполнен! — он повернулся ко мне, слегка нахмурившись: — Знаешь ли, это единственное время года, когда поезда себя окупают. Они теряют миллионы долларов каждый год, за исключением этой недели, когда они получают доход! И именно сейчас нам нужно ехать.
Уилфред упрямо посмотрел на него.
— Я не еду, отец, — сказал он, — так что вам придется искать на одно место меньше.
Дядя Филипп сначала побледнел, а потом покрылся странными красными пятнами:
— Что за чепуха? Конечно, ты едешь. Не так ли, мой сын? Разве все эти годы мы не мечтали вернуться к земле? Что это на тебя нашло, мальчик?
— Я не еду, — упрямо повторил Уилфред.
Дядя Филипп взмахнул кулаком.
— Тогда объясни мне почему! — закричал он.
— Потому что меня нельзя купить! — взорвался Уилфред. — Я не из тех красивеньких мужчин, которых можно купить на деньги моей кузины…
— Красивых мужчин?
Уилфред кивнул:
— Земля не будет твоей, папа, ты же знаешь. Она даже не будет принадлежать Камилле, так как она слишком обеспокоена, как бы положить ее к ногам кузена Даниэля…
— Мой дорогой мальчик, — негодующе произнес дядя Филипп, — о чем ты говоришь?
— Это факты, отец!
Я предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь. Я редко чувствовала себя так неуютно, так потерянно, что даже не знала, как защищаться или же как сгладить т