Видя, что волхв молчит, Великуша счел это за разрешение и, кивнув Красилу с Иванцом, приступил к идолу. Тот был невысок – мужикам по колено. Перекрестившись и помянув Николу Милостивого, мужики с трех сторон взялись за идол и дружным напором столкнули его с места.
Куприян даже не понял, что призошло. Вот перед ним три мужика, обхватив идол, налегают на него – и тут же все скрылось в огненной вспышке. Раздался громовой удар, волна горячего воздуха отбросила Куприяна. Не удержавшись на ногах, он отлетел на несколько шагов и ударился спиной о пень.
Некоторое время он лежал, приходя в себя. Потом услышал стон. Собравшись с силами, заставил себя поднять голову, открыть глаза.
Идол валялся, опрокинутый, в шаге от прежнего места. Вокруг него своеобразным живым цветком – да живым ли? – лежали три человеческих тела. Великуша, Красил, Иванец растянулись на земле в одинаковых позах, на спине, широко раскинув руки. От всех трех тел поднимался дым, и от дикости этого зрелища у Куприяна волосы зашевелились на голове. В следующие мгновения он разглядел, что одежда на всех троих превратилась в обгорелые клочья, а часть ее повисла на кустах вокруг.
Опираясь на посох, Куприян встал на колени, потом на ноги. Дрожа от ужаса, подошел к Иванцу, проверил бьючую жилку на горле. Жилка билась, и Куприяну чуть полегчало. Ощущался запах гари. Спешно он проверил двоих других – сердца бились, дыхание было слабым.
Захваченный ужасом и волнением, Куприян не замечал полной тишины – у него заложило уши. Потом звуки вернулись, и на него обрушилась волна криков. Другие мужики, оставшиеся возле каменного кольца, тоже были сбиты с ног огненной вспышкой. Людям казалось, что те трое убиты на месте, и иные, даже не поднявшись на ноги, ползком стремились убраться подальше от идола. С трудом Куприян, бранясь и размахивая посохом, вернул их и заставил помочь.
На шум сбегались остальные – те, что ловили коров. Наконец все собрались в кучу. Стояла лютая «чертова свадьба», суматоха и галдеж: люди кричали, коровы мычали, все толкались туда-сюда, не зная, что делать. Принесли болотной воды, облили троих пострадавших – двое вроде очнулись, раскрыли глаза, но не могли даже поднять головы. Иванец лежал, как мертвый, и только приложив ухо к груди, можно было разобрать слабый стук сердца.
Всем хотелось поскорее убраться с этого места, но трое попавших под удар не могли не то что идти – даже стоять, руки и ноги их не слушались. Все трое оглохли и онемели: не слышали обращенных к ним вопросов, только слабо хрипели. Мужики попытались было сделать носилки из жердей, но было нечем их покрыть. Дед Быльча предложил везти пострадавших на коровьих спинах – лучше ничего не придумали. Выбрав трех самых смирных коров, на спины им положили лицом вниз кого-то из противников идола и привязали веревками, чтобы не упали. Так и тронулись цепочкой назад, по своим и коровьим следам. Каждый мужик вел свою скотину, свободные присматривали за больными.
Куприян со своей буренкой теперь шел позади, опираясь на посох. Покидая оконечность гривы, оглянулся. Идол каменный так и лежал лицом вниз, в середине полуразрушенного кольца валунов. Пытаясь оживить Великушу, Куприян бросил беглый взгляд на прежнее место, где стоял идол. И увидел кое-что, о чем никому не сказал. В той яме лежал топор без топорища – и не просто топор, а боевая секира с неким знаком, выбитым на обухе. Видно, секира, заклятая невесть кем, невесть когда и невесть зачем, и метнула молнии в мужиков. А идол, выходит только секиру стерег. Куприян тревожился о тех троих – молния редко кого-то поражает насмерть, но и восстановить здоровье полностью после такого удается мало кому.
Но еще больше он тревожился о последствия их сегодняшнего похода. К добру или к худу они разрушили каменное кольцо? Что за силы оно хранило? Секира, невесть сколько лет пролежавшая в земле, выглядела новой, без налета ржавчины. Уж не сам ли Илья-Громовник ее положил туда? Или Перун, древний владыка неба. Сдерживал идол каменный силу молний, заключенных в секире, или, наоборот, оберегал? Куприяна переполняло неприятное чувство, опасение: как бы последствия этого похода не оказались еще хуже, чем пропажа всей барсуковской скотины.
Глава 13
Подошло третье полнолуние лета. Жертвы идола каменного еще не оправились. К следующему утру на теле у всех троих проявились красно-синие ветвистые узоры – след прошедшей молнии. Здоровее всех оказался Великуша: через несколько дней он уже мог работать, но оглох. Красил едва ковылял по избе, говорил невнятно, как столетний дед. Иванец и вовсе лежал пластом, у него все расплывалось перед глазами, и не отпускала боль в груди. Куприян пользовал их укрепляющими зельями и обещал, что со временем они поправятся, но думал больше о другом. Ночью полнолуния ему предстояла схватка с волколаком. Зная, что на эту встречу дядьку будет сопровождать и Демка, Устинья так волновалась, что у нее все валилось из рук. Но здесь она никак не могла помочь.
– Дядька, ты побереги его немножко! – вырвалось у нее вечером одного из самых коротких дней, когда Куприян стал собираться в дорогу.
– Что – неужто полюбился? – Куприян засмеялся, прищурясь.
– Меня двоедушницей славят. – Устинья вздохнула. – Еще немного – и такому жениху буду рада. Все получше упырей…
– Да уж как сказать, что лучше: упырь или… хм… – Куприян запнулся. – Елена Македоновна вон…
– Что?
– Ничего. Так. Ладно, пригляжу, чтобы не съели нашего жениха. Ты меня не жди, ложись спать – так и ночь быстрее пройдет.
Когда Куприян в сумерках добрался до мостика через Болотицкий ручей, Егорка и Демка уже ждали там. Демка полулежал на земле, опираясь о заплечный короб. Егорка, сидя на краю мостика, рассказывал о разных случаях, когда навки являлись пастухам. При виде Куприяна Демка вскочил, Егорка только кивнул.
– Потому как мы, пастухи, к Темному Свету люди зоркие, – закончил он и буднично добавил: – Ну что, пошли?
Будто они втроем за грибами собрались или сети на ночь ставить.
– Устяша тебе кланяется, – не без ехидства сообщил Демке Куприян.
Тот только кивнул в ответ. Мысли об Устинье и воодушевляли его, и смущали. Почему воодушевляли – понятно: явись он к ней завтра с успехом, дело с женитьбой можно считать решенным. Ну, почти… Если она все же не передумает. А почему смущали и даже пугали – об этом Демка не сразу решился сказать своим спутникам.
Не мешкая, пустились в путь. До короткой летней ночи еще оставалось время, но и дорога была неблизкой. Первым шел Егорка, а впереди него бежал пес – так уверенно, будто проделывает этот путь каждый день. Демка удивился бы – ему говорили, что дороги к давно заброшенной лесной избушке волхва Крушины не знает никто из ныне живущих, кроме поповой вдовы Еленки, – но способностям старого сумежского пастуха он удивляться уже перестал. Давно поумирали те старики, каких Демка в детстве считал Егоркиными ровестниками, даже имена их припоминает с трудом, а Егорка, вон, бодро шагает впереди, посвистывает, помахивает батожком, продолжает какие-то байки о соблазнительных навках и не запыхается даже, а молодой сильный Демка за ним едва поспевает…
Шли через сосняки и ельники – слава богу, болота остались в стороне. Куприян рассказал, как из Барсуков на днях ходили искать стадо и чем дело кончилось. Рассказ его, хоть и мог внушить тревогу, подкрепил Демкину решимость. Темный Свет не оставлял в покое, искал себе новой добычи каждый день. Требовалось сильное оружие для защиты… чего? В первую голову Демка думал об Устинье. Что если за нею снова явятся упыри, а он и не узнает?
Начинало темнеть, когда трое вышли на широкую поляну в окружении сосен. Видно было, что здесь много лет никто не бывал: вся поляна завалена обломанными сучьями, шишками, сухой хвоей. Изба, поднятая на пеньках, с первого взгляда выдавала заброшенность: крыша просела, сама перекошена, дверь приоткрыта. Но она не казалась пустой: это было гнездо духов, и в черных дырах окошек мерещились их недобрые глаза.
– Куприян… слушай, – решился Демка, когда все трое остановились на краю поляны, издали разглядывая избу. – Я вот что…
– Никак передумал и домой к Мавронье захотел? – Куприян насмешливо оглянулся на него. – Дело твое, мы никого здесь не неволим.
– Да нет! – Демка поморщился с досадой. Вернуться домой и жить как жил ему и в голову не приходило. – Если он меня одолеет, ты сумеешь… прикончить меня? Не хочу волколаком стать и разум утратить. Я ведь, если… Ты понимаешь, куда я пойду первым делом?
– Еще бы мне не понимать, – спокойно ответил Куприян. – Еленка могла бы порассказать… Я своей Устяше такой судьбы не желаю. Ты будь спокоен: коли не заладится у тебя дело, мы с Егоркой вам обоим хребты переломаем. Да, Егорка?
Демка глянул на старого пастуха. Тот ничего не ответил, только сглотнул… и на миг Демке померещилось, что вместо Егорки он видит перед собой крупного зверя – волка вдвое больше обыкновенного, с белой как снег шкурой и черными глазами. Поглядел на Куприяна: тот стоял спокойно, в облике его ничего не менялось, но при взгляде на него возникало ощущение, что где-то рядом затаился огромный змей, свивающий чешуйчатые кольца и готовый к броску.
Сгущались сумерки, скрывая очевидное и выводя на поверхность таящееся в глубине…
– Пошли, – обронил Куприян. – Не то зорьку пропустим.
– Вы ступайте, – сказал Егорка. – Я тут постерегу.
Осторожно перешагивая через наваленные сучья, Куприян и Демка пересекли поляну. Заходить в избу было бы страшно и без всяких духов – того гляди обрушится под тяжестью живого человека, – но Куприян повел Демку в обход, к клети, где раньше жили козы. От нее остались одни стены без крыши. Половину земляного пола занимало кострище, везде были разбросаны угли и головни – это Воята Новгородец развел здесь огонь, дожидаясь волколака, пока тот еще был живым существом и большую часть времени проводил в облике отца Касьяна, священника сумежской церкви Власия.
Вслед за Куприяном зайдя в клеть, Демка осторожно поводил глазами вдоль стен – отыскивал то, что к этому дню осталось от обертуна.