Дядька глянул на Устинью и знаком велел ей говорить.
– Кольцо, – тихо сказала Устинья. – Я поняла. Демка ее, Невею, на Гробовище первым нашел, она его первого увидела, понравился он ей. Хотела сразу себе забрать, отметила, да мы его вылечили. Хотела она обручиться с ним, его колечко лесное у меня выманивала: моей матерью прикидывалась, «сыновей боярских» – тех упырей-калек ко мне подсылала, и Настасею тоже, та все ходила, колечко выпрашивала. Да я не отдала никому.
– А почему то колечко у тебя? – спросила Параскева, судя по голосу, улыбаясь в полутьме.
– Я сама с ним обручилась, – тихо, но твердо призналась Устинья. Уже понимала: эти люди повидали столько, что едва ли она их этим удивит. – Он мне его принес. И я никому не отдам. Видно, она сумела как-то ему свое кольцо вручить, вот он и попал в ее власть. Теперь если до осени его не вызволить, погибнет он… как остынет вода. Вы, мудрая чадь… Вы знаете… Есть ли какой способ его найти?
Устинья с надеждой обвела взглядом темные фигуры на лавках. Они сидели плечом к плечу, молчаливые, почти неподвижные, напоминая деревянных идолов старинных капищ.
– Парня-то жаль, – прогудел Илья, – он знатный боец был…
– И работник добрый! – вставил Кузьма. – Ему б еще подучиться – стал бы лучшим в волости кузнецом.
– И парень храбрый! – сказал Егорка. – Волколака одолел же, а?
– Хоть и непутевый, а к крестной матери все же почтительный, – вздохнула Параскева.
– Парня мы не бросим, – сказал Илья. – Да сперва с упыриным войском надобно разобраться. Если им путь не затворить, они скоро от озера по всей волости разойдутся. Ни в одной деревне по ночам покоя не будет. Что же ты, Куприян, позволил кольцо каменное разрушить?
– Она, Невея, людей и научила. Запугала народ, а народ напуганный на всякое зло способен. Под руку ему лезть – самому живым не быть.
– Да ты мог бы…
– Уймись, Илья! – приказала Параскева. – Теперь надо думать, как быть. Куприян, где те камни? Можно их собрать и заново кольцо выстроить?
– Камни можно собрать. Да там не в камнях было дело, а в заклятии. При Игоре заклял кто-то кольцо из валунов, чтобы упырей держать в болоте. Где мы теперь такого мудреца найдем?
– А кто он был-то, тот мудрец? – хмыкнул Егорка. – Неужто Игорь с собой на войну волхвов возил?
Все задумались ненадолго. А потом взгляды один за другим обратились в дальний темный угол, где тихо, как домовой, сидел дед Замора.
– Дедко? – окликнул его Куприян. – Это ж ты и сотворил. Откуда Игорю было в наших краях другого волхва сыскать?
– Я того не говорил, – буркнул дед Замора, дескать, думайте что хотите.
– Сможешь заново кольцо заклясть?
– Заклясть – дело нехитрое, коли Перунова секира на месте лежит. Да упыри уже по всем болотам разбежались. Назад их загнать – вот вам задачка, мудрая чадь!
В скрипучем голосе старика явственно слышалась насмешка: дескать, маловато вашей мудрости для такого дела. Устинью проняла холодная жуть. По одной этой насмешке она убедилась: сколь ни были стары эти знающие люди, а перед дедом Заморой они – юнцы несведущие. Да кто же он такой? Неужто и правда – сам змей, от сотворения мира лежащий в корнях сыра-матера-дуба?
– В тот прежний раз князь Игорь с витязями своими, богатырями, литву в болото загнал, – напомнил Куприян.
– Только князю с витязями такое дело и под силу, – вздохнула Параскева. – Да где его взять?
– В Новгороде есть князь, – сказал Илья. – Мстислав Всеволодович.
– Да куда ему – молод больно! – Егорка махнул рукой.
– А прежнего Игоря уж не поднять из могилы… – начал Миколка и вдруг сам себя перебил. – Стой! Егорка! А помнишь – у старца Панфирия был колокол серебряный, из Царьграла, великой силы чудодейственной. Говорят, если в тот колокол ударить, то Игорь с витязами пробудится.
– Есть такое предание, – подтвердил Егорка. – Да того колокола уже двести лет никто и не видал. Как ушел Панфирий рай искать, пещера его обрушилась и колокол погребла.
– А где была та пещера?
– На Дивном озере. В холме.
Все помолчали: вспоминали берега Дивного озера и окружавшие его холмы. От Панфириевой пещеры там не осталось ни малейших следов, и мысленный взор скользил по лесистым склонам, не находя, за что зацепиться.
– А Невея как же? – шепнула Устинья. – Ее-то не прогонит тот колокол? Евталия сказала, что Невея и сестры ее только одного боятся – святого Сисиния. А его где взять?
– А райских обителях, – смеясь, подсказал Егорка.
– Я бы и туда дошла, только кто бы дорогу указал. Может, вы знаете? – настойчиво спросила Устинья.
Она уже верила, что эти люди знаю дорогу в рай. И даже ключи от него видели…
– Это нам не под силу. – Миколка качнул головой. – Мы в земных делах сведущи, а в небесных нужен кто-то посильнее нас. Может, епископ новгородский…
– А как упырей со всех болот собрать и в кольцо загнать, тоже епископ знает? – с досадой спросил Куприян.
– Нужен нам особенный воин, – сказал Илья. – И умом острый, и сведущий, и храбрый, и могучий…
– Гавриил-Архангел, – подсказал Кузьма.
Устинья ахнула. Через это имя мысль ее метнулась к Демке – она вспомнила, кого он называл Гавриилом-Архангелом.
– Воята! Воята Новгородец!
Никто ей сразу не ответил, но Устинья чувствовала, как тесная изба наполнилась удивлением и надеждой.
– Да уж это был витязь так витязь! – с удовольствием подтвердила Параскева, у которой Воята жил, пока служил пономарем при Власьевой церкви. – Ему и храбрости не занимать, и книги Панфириевы он сыскал да прочел, а сам парень вежливый да ласковый. Я, Устяша, тогда думала: посватается он к тебе, а как года выйдут, станет нашим попом новым, ты при нем попадьей…
– С Великославля он заклятье вековое снял, змея-беса прочь изгнал! – подхватил Илья.
– Касьяна-обертуна упокоил, – добавил Егорка.
– Так надо в Новгород послать, – сделал вывод Куприян. – У епископа совета попросить и Вояту разыскать.
– Верно! Истинно так! – заговорили все разом.
По избушке прокатилась волна радостного облегчения. В мыслях у всех рисовались темные тучи обложивших волость бед, а между ними – ясноглазый витязь с пылающим мечом.
– Только кто же за ним поедет? – спросил Егорка. – Мы с вами стары уже – в такую даль пускаться, да у меня стадо, у Миколки тоже…
– Я бы съездил, да на кого хозяйство оставить? – с досадой сказал Куприян. – И так покос забросил с этими делами, сено гниет, чем буду корову кормить? А там не оглянешься – и жатва. Пусть бы вон Илья пару сыновей отрядил, у него рук в семье много.
– Поезжай ты, брат! – сказал ему Илья. – Я своих молодцев с девками пришлю за твоим хозяйством поглядеть. В Новгород абы кого не пошлешь, человек нужен дельный. С самим епископом, статочно, толковать придется.
– И я поеду, – тихо сказала Устинья.
– Девке-то куда? – удивилась Параскева. – Коли боишься одна – иди у меня поживи, а нет – так у Еленки. Вы же с Тёмушкой подружки?
– Нет, я поеду. Воята… Может, он не захочет с нашими бедами возиться. А я… уговорю его.
Устинья вспомнила, как соткала поясок и научила Вояту этим пояском вызволить Тёмушку из-под власти лешего. Никогда не собиралась просить расплаты за эту услугу, а теперь подумала: придется – напомню про должок. Воята человек честный – платить не откажется.
– А и поезжай! – Параскева передумала. – Может, и правда, девку красную он скорее послушает. Парень молодой, может, не женился еще там…
– Не женился! – уверенно ответила Устинья.
– Ты почем знаешь? – хмыкнул Егорка.
– Знаю, и все.
– Девке виднее! – поддержал ее Миколка.
– Она ведь поповская дочь, – заметил Илья. – Дядька-то ее… известной славы человек, – он метнул на Куприяна многозначительный взор, – а ее, поповскую сироту, епископ выслушает. Может, еще и батюшку, отца Евсевия, вспомнит.
Душа Устиньи рвалась пополам: не хотелось уезжать от Игорева озера, куда увели последниие следы Демки, но что толку бродить в зарослях над водой? Нужно привести того, кто сможет что-то сделать, а витязя лучше Вояты Новгородца ни один мудрец не знал. Дело было не только в его силе и храбрости. Была в поповском сыне из Новгорода та впитанная с раннего детства совершенная любовь, которая делает любой страх несущественным, упование на Господа и стремление сделать жизнь ближнего лучше. Сама весть о том, что за Воятой Новгородцем послано и скоро он, даст Бог, будет здесь, должна была утешить и подбодрить жителей Великославльской волости.
Перед тем как идти домой в Барсуки, спешно готовиться к дороге, – пока Куприян толковал с Ильей, обещавшим дать им еще одну лошадь, – Устинья прошла на тот песчаный клочок берега, где дед Замора показал ей уходящие в воду следы. Следов на песке уже не было – замел ветер, слизала волна. Устинья села у воды. Глядела на осоку, на камешки в мелкой прозрачной волне. Вот это и лесное колечко – все, что осталось от Демки Бесомыги?
Воеводы у нас нету.
Воеводой буду я…
Устинья невольно улыбнулась, вспоминая кулачные бои на Зеленого Ярилу. Тот самый день в году, когда беспутный Демка был гордостью Сумежья, любимцем всех девок волости. День, когда в нем кипела и искрилась жизнь, когда бурлящие силы и задор находили выход и радовали честной народ.
Мне до крови нос разбили
И ударили в живот.
Ну а мне и горя мало —
Все до свадьбы заживет!
Не может такого быть, чтобы эти задор и удаль, лихость, как говорят, смешивая в этом слове восхищение и осуждение, навек сгинули в холодных волнах!
Встав коленями на бурый плоский камень, Устинья наклонилась, набрала в ладони воды и погрузила в них лицо. Новгород! Что там Новгород – пути всего-то три-четыре дня. Она и дальше бы пошла – как та девушка, которой жених являлся в виде сокола. Незачем сидеть здесь, роняя слезы, слезами горю не поможешь. На упырей и Невею нужно сыскать управу – витязя с огненным мечом, с пламенным копием. И не медлить – времени в запасе мало. Пока не пришла осень, не остыла вода…