— Значит, граммазиты — это такие паразиты, которые живут в книгах?
— Именно так.
— И если ты не найдешь клона Шекспира, то мы потеряем «Гамлета»?
— Угу.
— И победа в Суперкольце каким-то образом связана с предотвращением ядерной войны?
— Да. Я могу снова переехать к тебе?
— Ящик для носков оставлен, как ты любишь.
Я улыбнулась.
— По алфавиту, слева направо?
— Нет, по цветам спектра, с фиолетового направо… или это Маргариточке так нравилось… Ой! Я просто пошутил! Где твое чувство ю… Ай! Прекрати! Отстань! Нет! Ой!
Но было поздно. Я прижала его к полу и принялась щекотать. Пятница сосал пальцы и с отвращением наблюдал за нами. Лондэн исхитрился вывернуться, перекатился и в свою очередь стал щекотать меня, что мне вовсе не понравилось. Некоторое время мы, обессиленные, валялись на полу и глупо хихикали.
— Ну, Четверг, — сказал он, помогая мне встать, — ты собираешься здесь переночевать?
— Нет.
— Нет?
— Нет. Я собираюсь остаться здесь навсегда.
Мы уложили Пятницу на большую кровать в свободной комнате и сделали ему гнездышко. Он почти везде спокойно засыпал, если с ним был его белый медведь. Я часто оставляла его у Мелани и один раз — у миссис Ухти-Тухти, в ее теплом, укромном домике, где пахло мхом, леденцами и стиральным порошком. Как-то раз он даже заснул у меня на Острове Сокровищ, когда я в прошлом году ездила туда улаживать проблему с козами Бена Ганна. Малыша убаюкал Долговязый Джон, оказавшийся превосходной нянькой.
— Ну а теперь, — начал Лондэн, когда мы поднялись в свою комнату, — у мужчины есть потребности…
— Дай угадаю! Ты хочешь, чтобы я потерла тебе спинку?
— Пожалуйста. Вот тут, между лопатками, где у тебя обычно так хорошо получалось. Мне очень этого не хватало.
— И все?
— Все. А у тебя есть другие идеи?
Он привлек меня к себе, и я захихикала, вдыхая его запах. Я до мелочей помнила, как он выглядел, помнила звук его голоса, но не запах. Я сразу же узнала его, уткнувшись носом в складки его рубашки, и воспоминания о том, как он ухаживал за мной, о наших пикниках, о нашей страсти нахлынули на меня.
— Мне нравится твоя короткая стрижка, — сказал Лондэн.
— А мне нет, — ответила я. — И если ты еще раз взъерошишь мне волосы подобным образом, я могу не справиться с желанием дать тебе в глаз.
Мы улеглись на кровать, и он очень медленно потянул с меня футболку. Она зацепилась за мои часы, и несколько неловких секунд он тихонько дергал ее, стараясь не нарушать романтики момента. Я не выдержала и захихикала.
— О, пожалуйста, будь серьезнее, Четверг! — взмолился он, продолжая дергать.
Я громко расхохоталась, и он следом за мной, потом спросил, нет ли у меня ножниц, и наконец снял с меня надоедливую одежку. Я начала расстегивать пуговицы его рубашки, а он тем временем покрывал мою шею легчайшими щекотными поцелуями. Я попыталась сбросить кроссовки, но забыла их предварительно расшнуровать, и когда один из них все-таки слетел, он просвистел через всю комнату и попал в зеркало, висящее на стене. Оно упало и разбилось.
— Черт! — расстроилась я. — Семь лет счастья не видать.
— Это только двухлетнее зеркало, — сказал Лондэн. — В дешевом магазинчике настоящее семилетнее не купишь!
Я попыталась избавиться от второго кроссовка, промахнулась и заехала Лондэну по голени. Ничего, он ведь потерял в Крыму ногу, и я уже несколько раз попадала ему по протезу. Но на сей раз я не услышала знакомого глухого удара.
— Новая нога?
— Да! Хочешь, покажу?
Он снял брюки и продемонстрировал мне элегантный протез, словно вышедший из итальянской дизайн-студии: сплошные плавные изгибы, блестящий металл и резиновые амортизаторы. Красивая вещь. Всем ногам нога.
— О-о!
— Это мне твой дядя Майкрофт сделал. Здорово, правда?
— Еще бы! А ты сохранил старую?
— В саду. Я в ней гибискус выращиваю.
— Какого цвета?
— Синий.
— Светло-синий или темно-синий?
— Светло.
— А ты, никак, комнату переделал?
— Да. Получил альбом с образцами обоев, не знал, какие выбрать, так что взял да и наклеил все образцы. Интересный эффект получился, не находишь?
— Мне кажется, флок в стиле Регентства не очень сочетается с Бонзо-Вундерпсом.
— Наверное, — согласился он. — Зато весьма экономно.
Я страшно нервничала, он тоже. Мы говорили о чем угодно, только не о том, о чем хотели.
— Тсс!
— Что?
— Это не Пятница?
— Я ничего не слышал.
— У матери слух острый. Я слышу малейший вяк за десять торговых павильонов от меня.
Я встала и пошла проверить сына, но он, конечно же, крепко спал. Прохладный ветер еле заметно шевелил муслиновые занавески на открытом окне, и свет фонарей играл на детском личике. Как же я его любила, каким же маленьким и беззащитным он был! Я облегченно вздохнула и взяла себя в руки. Кроме пьяной выходки, закончившейся, по счастью, ничем, количество романтических связей на моем счету за два с половиной года равнялось нулю. Я ждала этого мгновения тысячу лет, а теперь веду себя словно влюбленная шестнадцатилетка. Я глубоко вздохнула и направилась обратно в нашу комнату, на ходу сдирая с себя майку и брюки и в итоге оставшись в одних носках. Ковыляя и подпрыгивая, я преодолела коридор и остановилась перед дверьми спальни. Свет не горел, изнутри не доносилось ни звука. Это облегчало задачу. Я вошла обнаженной в комнату, бесшумно прокралась по ковру, скользнула в постель и прижалась к Лондэну. Он оказался в пижаме и пах по-другому. Зажегся свет, и мужчина рядом со мной завопил от неожиданности. Это был не Лондэн — это был отец Лондэна, а рядом с ним лежала его жена Хоусон. Они уставились на меня, я на них.
— Простите, ошиблась спальней, — заикаясь, пробормотала я и пулей вылетела из комнаты, по дороге подбирая одежду.
Но я вовсе не ошиблась комнатой, и отсутствие кольца на руке лишь подтвердило то, чего я больше всего боялась: Лондэн вернулся ко мне — и его снова у меня отобрали. Что-то пошло не так. Восстановление не закрепилось.
— Мы с вами не знакомы? — спросила Хоусон, выйдя из комнаты и наблюдая, как я забираю Пятницу из другой спальни, где он оказался под боком у Этель, тетушки Лондэна.
— Нет, — ответила я. — Просто вошла не в тот дом. С кем не бывает!
Позабыв обуться, я сбежала по лестнице, держа под мышкой Пятницу, забрала свой пиджак, висевший на спинке незнакомого кресла в незнакомо обставленной гостиной, и, захлебываясь слезами, выбежала в ночь.
Глава 26Завтрак с Майкрофтом
Загадочный суиндонский маньяк, макающий птиц в мазут, нанес очередной удар. На сей раз его жертвой пал буревестник, обнаруженный вчера в переулке у Коммершал-роуд. Безымянная птица была покрыта толстым слоем липкого вещества, позднее определенного судебно-медицинскими экспертами как сырая нефть. Это седьмой случай менее чем за неделю, и суиндонская полиция принимает меры. «Это седьмой случай менее чем за неделю, — заявил суиндонский полицейский нынешним утром, — и мы принимаем меры». Таинственный охотник за морскими птицами пока не попадался, но эксперты НОЗП (Национального общества защиты птиц) вчера сообщили полиции, что подозреваемый, вероятно, имеет водоизмещение в 280 000 тонн, покрыт ржавчиной и сидит на ближайших скалах. Несмотря на многократное прочесывание указанного района, полиция пока не обнаружила подозреваемого, подходящего под это описание.
На следующее утро я сидела на кухне и тупо таращилась на палец, где полагалось быть кольцу. Оно отсутствовало. Мама расхаживала в халате и бигудях. Она покормила ДХ-82, затем выпустила Алана из чулана, где он сидел все эти дни, и выпихнула дронта-экстремиста шваброй на улицу. Он сердито запликал, затем атаковал железную скобу для чистки обуви.
— В чем дело, милая?
— В Лондэне.
— В ком?
— В моем муже. Прошлой ночью его восстановили, но только на два часа.
— Бедняжка моя! Наверное, тебе было очень неловко.
— Неловко?! Не то слово! Я забралась нагишом в постель к мистеру и миссис Парк-Лейн.
Мама побледнела и уронила блюдечко.
— Они тебя узнали?
— Вряд ли.
— Слава ВСБ! — выдохнула она с огромным облегчением.
Больше всего на свете мама боялась публично оказаться в затруднительном положении, а когда твоя дочь залезает в постель к патронам Суиндонской лиги тостов, большей подставы и придумать невозможно.
— С добрым утречком, котенок, — приветствовал меня Майкрофт, просачиваясь в кухню и плюхаясь за стол.
Мой дядя, непревзойденный изобретатель, видимо, только что вернулся с ежегодной Конференции безумных ученых, или БезКона-88.
— Дядя, — отозвалась я, наверное, с меньшим воодушевлением, нежели полагалось, — как я рада снова тебя видеть!
— И я, милая моя, — тепло сказал он. — Насовсем вернулась?
— Не уверена, — ответила я, думая о Лондэне. — А как тетя Полли?
— В лучшем виде. Мы ездили на БезКон, и я получил награду за вклад в науку по совокупности достижений, но, жизнью клянусь, не знаю, за что именно и почему.
Типичное для Майкрофта заявление. Несмотря на неоспоримый талант, он никогда не считал, будто создает нечто действительно полезное или умное, — ему просто нравилось возиться с идеями. Именно благодаря его Прозопорталу я в первый раз попала в книгу. Спасаясь от «Голиафа», он поселился в рассказах о Шерлоке Холмсе, но не мог оттуда выбраться, пока я в прошлом году не вызволила его.
— «Голиаф» больше тебя не беспокоил? — спросила я. — В смысле, после твоего возвращения?
— Пытались, — мягко ответил он, — но от меня они ничего не получили.
— Ты ничего им не сказал?
— Нет. Все хитрее. Я просто не мог. Понимаешь, я ничего не помню о тех своих изобретениях, о которых они меня спрашивали.