Она ткнула пальцем с ярко-красным ногтем в завязанный большим узлом шелковый галстук несчастного метрдотеля. Тот беспомощно посмотрел на предмет мебели, о котором шла речь. Круглая поверхность, щедро покрытая белой скатертью, серебряные столовые приборы, расставленные с математической точностью, обязательной в одном из лучших ресторанов Лондона… да, на его взгляд, это был именно столик. И метрдотель с радостью подтвердил это разгневанной темноволосой женщине с вызывающе накрашенным лицом и в немыслимо узкой черной кожаной юбке, почему-то возомнившей, что ему должно быть знакомо ее имя.
— Так вот, это не столик, — бросила разъяренная Белинда. — Это даже близко не похоже на столик. Это просто какая-то Сибирь, черт побери. — Она быстро окинула гневным взглядом остальных посетителей. — Точнее, это даже не Сибирь, это прямо-таки настоящий ГУЛАГ, черт побери!
Неукоснительно придерживаясь правила одеваться так, будто уже заполучила должность, к которой стремишься, Белинда шла на шаг впереди остальных. Она не сомневалась, что надо еще и вести себя так, будто уже получила это желанное место. Ее выводило из себя то обстоятельство, что место, о котором она мечтала, — для которого была рождена! — в настоящее время занимала Морин Миллз, ведущая рубрики «Интервью со звездой» журнала «Светило», единовластная повелительница четырех полос, отводившихся раз в две недели беседе со знаменитостью первой величины. Белинда тосковала даже не столько по деньгам и славе, сколько по четырем полосам. В основном потому, что свято верила: достаточно будет их получить, а уж деньги и слава не заставят себя ждать. В крайнем случае, этому поможет знакомство или брак с суперзвездой. Сойдет и то, и другое — Белинда не страдала излишней щепетильностью. Единственное, она до сих пор никак не могла определить, как добиться желаемого. В конце концов, Мо Миллз брала интервью у знаменитостей для «Светила» с начала шестидесятых и пока не подавала никаких признаков того, что собирается вворачивать паруса. Своей непоколебимостью, в бессильной ярости думала Белинда, она прямо Гибралтарская скала. И приблизительно таких же размеров.
— Но это же второй по значимости столик в ресторане, — заметил метрдотель.
— Вот именно, — проревела Белинда. — Вы знаете, кто я такая? Я Белинда Блэк из «Светила», вот кто! Мне нужен лучший столик.
— Но в свое время за этим самым столиком сидела принцесса Диана и ничего не имела против…
— Вы только посмотрите, черт побери, чем это для нее кончилось, — оборвала его Белинда. — Я все сказала.
Она была удовлетворена произведенным шумом. Теперь все посетители ресторана знали, кто она такая, — если только они не были слепыми, глухими и тупыми, хотя и это, разумеется, их нисколько не оправдывало. Громко скрипя стулом, Белинда села за столик и принялась рыться в своей сумочке.
Открыв пудреницу, она в зеркальце оглядела зал, ища знаменитостей. Никого, если не считать герцогиню Кентскую за столиком в углу и какого-то женоподобного дизайнера с загаром из солярия за тем столиком, где когда-то сидел сам Джеффри Арчер. Как обычно, все присутствующие женщины смотрели на Белинду с отвращением, а мужчины украдкой бросали на нее восхищенные взгляды. Довольная собой, Белинда выпятила грудь еще больше. Замшевый жакет был мал ей на два размера, зато неизменно производил необходимый эффект — то есть пробуждал желание. Еще в юном возрасте Белинда овладела несколькими приемами, делавшими ее неотразимой. На ее взгляд, они сводились к трем Д: Длинные волосы, Длинные ноги и соблазнительное Декольте. Тряхнув сияющей черной гривой, втянув щеки и поерзав на стуле так, чтобы кожаная мини-юбка задралась еще выше, Белинда закинула одну длинную ногу, покрытую ровным бронзовым загаром из Сан-Тропе, на другую, гадая, где же, черт возьми, ее интервьюируемая.
Как только смеет эта модельер эксклюзивной обуви «Вонючка» Чешир, дочь графа Алдерли, опаздывать на собственное интервью еще больше, чем опоздала она, хотя ей предстояло только задавать вопросы? Сама Белинда появилась в ресторане на двадцать минут позже намеченного срока, но это было в порядке вещей. Разве у Белинды Блэк из «Светила» может быть время, чтобы поспевать всюду? Разумеется, нет. И никому не нужно знать, что она попросила таксиста двадцать минут кататься взад и вперед по Пикадилли. Но где же эта треклятая сапожница? Кипя от ярости, Белинда не отрывала взгляда от вращающихся серебристо-черных входных дверей. Черт бы побрал эту Вонючку!
Презрительно поджав губу, Белинда принялась изучать принесенное меню, но ее мысли были далеко от нежного мира маринованных гребешков и фаршированных кабачков. Можно не сомневаться, Вонючка пришла бы вовремя ради Мо Миллз и ее значительно более популярной — ну, по крайней мере, более обширной колонки, поспешно поправилась Белинда. Сможет ли она когда-нибудь прибрать ее к рукам? На беду, Мо Миллз обладала конституцией удивительно могучего вола. Про нее говорили, что за тридцать с лишним лет работы в «Светиле» она якобы не проболела ни одного дня, хотя и страдала избыточным весом, а ее лицо напоминало блестящий от пота воск. К бесконечному недовольству Белинды, все легенды о Мо Миллз восходили еще к шестидесятым, к зениту ее славы. Черт побери, подумала Белинда, яростно впиваясь зубами в булочку, кого сейчас волнуют эти шестидесятые?
Кому какое дело, что тогда, сто лет назад, Мо медитировала с Махариши, делила фургон с Бобом Диланом, выведала у Мика Джаггера рецепт его знаменитых «мидий в маринаде» и первой взяла интервью у «Битлз» после того, как они сделали свои фирменные прически? Белинда знала, что интервью Мо считаются классикой жанра — но что в них классического? Мо даже не потрудилась узнать, каким шампунем пользуется Знаменитая Четверка, — не говоря уже про наводящие вопросы о кондиционере.
— Мадам, не желаете аперитив? — осторожно поинтересовался официант.
— Бокал шампанского, — отрезала Белинда.
Официант бесшумно удалился. Его лицо оставалось непроницаемым, но на щеке лихорадочно подергивалась жилка. Белинда проводила его недовольным взглядом. Несмотря на августейшую репутацию «Ла Гарриг», похоже, персонал ресторана просто не привык иметь дело со знаменитостями. С теми, кто достиг в своем деле вершин. Или хотя бы к ним приблизился.
Внутренне кипя, Белинда вернулась к размышлениям о Мо Миллз. Больше всего ее возмущало, что Мо прочно удерживала звание «Самой милой женщины с Флит-стрит»[1]. Здорово, не правда ли? Как интересно, если учесть, что в числе других ее почетных титулов — «Настоящий боец Старой гвардии», «Последний великий профессионал» и, самое примечательное, «Женщина, за тридцать лет работы в журналистике не исказившая ни одного факта»! Неудивительно, что ее интервью наводят такую тоску. Ибо, считала Белинда, что может быть скучнее правды?
Ну, а за подпись, которой сопровождалась фотография Мо в конце ее рубрики, — «Женщина, задающая дотошные вопросы» — старуху Миллз можно было судить как нарушительницу журналистского кодекса. Взять, к примеру, интервью Джозефа Файнса на прошлой неделе. Начавшееся с весьма спорного комплимента: «Джозеф, вы предмет обожания миллионов. Как вы себя чувствуете в этом качестве?», оно, по мнению Белинды, обладало сексуальностью и живостью замороженной рыбной палочки. Не просто полный провал — настоящая ядерная зима! «Женщина, задающая дотошные вопросы». Ха! На месте Мо — но только не на ее двух стульях — Белинда сосредоточила бы внимание на совершенно иных аспектах жизни Файнса.
Единственным маленьким утешением было то, что Мо так и не разбогатела на своей рубрике. Белинда со снисходительным презрением, но и с определенной долей облегчения отмечала, что Мо не смогла заготовить сено, пока сияло «Светило», подцепив богатого и знаменитого мужчину из того великого множества, с кем она часами просиживала наедине в гостиничных номерах. Вместо того, чтобы флиртовать, напропалую, она тратила драгоценное время, задавая вопросы. Как будто кого-то действительно интересовало, что Боб Дилан думал о Жаклин Кеннеди, что Пол Маккартни думал о Джоне Ленноне, что Билл Клинтон думал о Джордже Буше и, из недавнего, как относится Тони Блэр к главному секретарю казначейства Гордону Брауну. Похоже, единственной практической пользой, которую принесли Мо десятилетия близкого знакомства со знаменитостями, было приглашение в личную ложу на скачки в Аскоте, которое ежегодно присылал ей Мик Джаггер. На месте Мо Белинда попыталась бы получить приглашение на совершенно иное ложе.
Но, впрочем, в этом нет ничего удивительного: надо признать, природа не наградила Мо данными для флирта. Сказать, что она похожа на зад автобуса, злорадно подумала Белинда, стрельнув глазами в сторону почтенного семидесятилетнего господина, было, бы оскорблением для автобуса. Господин, залившись краской, поперхнулся. Чуть раздвинув ноги, Белинда с усмешкой проводила взглядом господина, которому официант помог пройти в туалет.
Но где же эта чертова Вонючка Чешир? Белинда буквально вырвала шампанское из рук официанта. Пусть это будет на ее совести. Зубы Белинды яростно застучали по бокалу. Чем дольше Чешир заставит себя ждать, тем жестче Белинда о ней напишет. Хотя колонка «Перерыв на чашку чая» едва ли оставляла возможность для выражения личного мнения. Или какую-нибудь другую возможность. И в первую очередь возможность встретить мегазвезду.
«Перерыв на чашку чая», последние двенадцать месяцев находившийся на попечении Белинды (к ее крайнему недовольству), представлял собой короткую анкету со второстепенными знаменитостями. Он находился на задворках журнала, вместе с кроссвордом и гороскопом, в отличие от интервью Мо Миллз, нередко анонсировавшегося на обложке «Светила». К огорчению Белинды, «Перерыв» являлся полярной противоположностью колонки Мо Миллз.
И дело не только в том, что «Перерыву» недоставало престижа. Колонка навевала скуку: шаблонные вопросы похожим друг на друга звездам низкого пошиба. Одним словом, «Перерыв» был просто издевательством над талантом Белинды — до такой степени, что это было бы смешно, когда бы не было так грустно. В конце концов, именно «Перерыв» она должна была благода