но заметил он. — Очень хорошо, что ваши родители работают в консульстве. Столько возможностей осмотреть достопримечательности.
Грейс едва сдержала печальный вздох. Сегодня она просидела весь обед в полутемном зале консульства, решительно повернувшись спиной к соблазнительному Аиду дворца Кадоро на противоположном берегу Большого канала, слушая пространное повествование об операции на бедре, перенесенной матерью третьего секретаря посольства. Чай прошел в обществе суетливого младшего секретаря министерства иностранных дел, говорившего о невозможности достать настоящий «Эрл Грей» к востоку от Гарвича. Единственным светлым пятном явилось лишь то, что леди Армиджер была слишком занята и не успела ни словом обмолвиться о разрыве с Сионом: впрочем, быть может, она решила дипломатично молчать об этой щекотливой теме, хотя это было на нее совсем не похоже.
— О да, — осторожно ответила Грейс. — Я успела хорошо осмотреть город. — Она помолчала, пытаясь придумать какое-нибудь остроумное замечание. — Например, сегодня утром я обратила внимание, что толстые деревянные треноги в воде очень похожи на пучки цветной капусты.
Гладкий оливковый лоб графа пересекли морщины недоумения.
— Вы хотите сказать, брокколи?
— Да, наверное. Эти шесты, между которыми плавают лодки. Отмечающие глубокие места…
— Граф, какое живое воображение, вы не находите? — окликнула его с противоположного конца стола леди Армиджер. — Мы все не сомневаемся, что Грейс станет очень знаменитой писательницей. Новым Мартином Эмисом, не меньше.
Грейс залилась краской. Ее мать не могла — или не хотела, понять, что работа в издательском бизнесе вовсе необязательно подразумевает литературное творчество.
Граф снова осторожно поднес вилку ко рту. Его лицо тотчас же исказилось от мучительной боли, и он опять промокнул тонкие алые губы салфеткой. Грейс озадаченно ткнула вилкой в неуступчивую поверхность мозговой кости. Блюдо показалось ей вполне нормальным. По крайней мере, ничуть не хуже, чем обычно.
— Вы говорили о Мартине Эмисе, — вдруг с жаром произнес граф.
— Да?
— Я им восхищаюсь, — морщась от боли, произнес граф. — Восхищаюсь его беспримерным мужеством.
Грейс кивнула.
— Да, Эмис не боится поднимать в своих произведениях самые спорные темы. Взять, к примеру, его автобиографию…
— Нет-нет, я имею в виду не книги. — Широко раскрыв рот, граф возбужденно указал на свои черные, кривые зубы. — Видите ли, я очень боюсь зубных врачей. Я восхищаюсь Эмисом за то, что он сделал со своими зубами.
После этого граф, размахивая руками и закатывая глаза, пустился в пространное повествование о муках, которые ему пришлось претерпеть в зубоврачебных кабинетах.
— …и тогда врач мне говорит: «Посидите спокойно, пока я буду обтачивать ваш зуб». Он будет обтачивать мой зуб! Вы можете себе представить?
Грейс никогда так не радовалась установленному леди Армиджер обычаю на пудинг пересаживать всех гостей. После душещипательного рассказа графа о своих ортодонтозных страданиях она испытала облегчение, оказавшись во время десерта рядом с представителем Британского киноинститута по имени Говард, приехавшим для участия в работе Венецианского кинофестиваля.
— Как здорово! — воскликнула Грейс. — Кажется, я где-то читала, что на фестиваль приедет Ред Кемпион?
Говард прищурил глаза, скрытые толстыми стеклами очков.
— Для устроителей это будет настоящим кошмаром.
Грейс была заинтригована.
— Вот как? Сотни восторженных поклонниц, забрасывающих его трусиками?
Говард драматично вздохнул.
— Ну да, и это тоже. Но на самом деле главная проблема заключается в том, что Рассел Кроу тоже здесь.
— А что в этом плохого?
Говард презрительно поморщился.
— Как, вы ничего не знаете?
Грейс покраснела.
— Что?
— Кемпион терпеть не может Кроу. Это самая плохо скрываемая тайна Голливуда. Я полагал, это всем известно.
Грейс с трудом сдержала раздражение.
— Но почему? Кроу великолепен в «Гладиаторе».
— В том-то все и дело, — заметил Говард. — «Легионер» имел успех. Но до успеха «Гладиатора» ему далеко.
— По-моему, это уже слишком, — удивилась Грейс. — В конце концов, Ред Кемпион очень знаменит.
Говард снисходительно поджал губы.
— Судя по всему, ему славы недостаточно. Кемпион немыслимо завидует Кроу. В кинобизнесе это всем известно.
Его всезнайство начинало действовать Грейс на нервы.
— Но ведь, кажется, Кемпион заявил, что ненавидит звездную шумиху.
Помнится, как-то она читала что-то в таком духе.
— Они все так говорят, — убийственным тоном ответил Говард.
— Ну а мне «Легионер» очень понравился, — упрямо заявила Грейс, вспомнив, что для того, чтобы насладиться фильмом, ей пришлось вести такую же упорную борьбу, как и герою Кемпиона на экране.
Сидевший рядом с ней Сион весь фильм презрительно фыркал и недовольно бормотал о милитаризме и имперских амбициях.
Говард сочувственно закатил глаза.
— В общем, фильм ничего. Правда, есть кое-какие проблемы с монтажом.
Наступила тишина.
— А вы встречались с Редом? — спросила через несколько минут Грейс, готовая все простить и забыть ради того, чтобы послушать сплетни о знаменитостях.
Если Говард так близок к раскаленному добела ядру кинобизнеса, он должен быть знаком с суперзвездами.
Говард неуютно кашлянул.
— Не совсем.
— То есть? Не встречались?
Настал черед Грейс презрительно поморщиться. Она с трудом сдержала улыбку.
— Он почти сразу же уехал в Лондон, — натянуто произнес Говард. — На съемки нового фильма Гая Ричи «Бетонные башмаки».
У Грейс в памяти что-то шевельнулось. Кажется, Элли недавно упоминала этот фильм?
— Ах да! — воскликнула она. — В нем также будет участвовать Шампань Ди-Вайн, не так ли?
В ответ Говард только простонал.
— Кошмар!
— Значит, это правда? — радостно подхватила Грейс. — Слухи про то, что она подалась в мистику? Чушь какая-то.
— А вы не читали в «Трейлере» о скандалах, которые Шампань устраивает на съемочной площадке? — тотчас же парировал Говард, не желая признавать свое поражение.
Грейс покачала головой, вынужденная снова распиваться в собственной неосведомленности.
— А что такое «Трейлер»?
— Новый американский журнал о кино. Разве вы о нем не слышали? — Говард с сожалением посмотрел на нее. — Нет? В первом номере было интервью с Редом Кемпионом. Оно получилось довольно грубым, там упоминается, что он развелся со своей женой посредством электронной почты, а также утверждается, что он сексуальный маньяк.
— Не могу в это поверить.
Грейс сама удивилась тому, насколько ее потрясли слова Говарда. Угрюмый солдат в исполнении Реда проревел на нее впечатление — в те редкие минуты, когда позволялось сосредоточиться на фильме, — образца мужества и честности. Поэтому она была поражена, узнав, что актер, воплотивший на экране этот образ, не обладает хотя бы зачатками этих качеств.
Говард снисходительно улыбнулся.
— Не беспокойтесь, это неправда. В противном случае я бы об этом обязательно знал.
Улыбнувшись, Грейс насадила на вилку клубничину. В наступившей тишине было слышно, как светские дамы по-прежнему вцепляются друг другу в напудренное горло.
— Мне нравится ваша сумочка от «Диора», — язвительно заметила блондинка. — У меня была в точности такая же. — Помолчав, она поправила свой шиньон и снисходительно добавила: — Но она слишком маленькая, чтобы в нее что-нибудь класть, вы не находите?
— Класть что-нибудь в сумочку? — беспощадно сверкнула ослепительными коронками брюнетка. — Мне бы такое и в голову не пришло. Кто будет носить что-нибудь в сумочке, имея лимузин?
Только сейчас до Грейс дошло, что обе дамы пытаются привлечь к себе внимание мужчины, сидящего по другую руку от нее, с которым она до сих пор не перемолвилась ни словом. Подобный интерес очень ее удивил; судя по его внешности, мужчина совершенно не разбирался ни в яхтах, ни в лимузинах, ни в других неотъемлемых спутниках богатства, — а чем еще могло объясняться стремление дам произвести на него впечатление? Грейс украдкой взглянула на своего соседа.
Мужчина был, если выразиться в двух словах, просто огромным. Он казался слишком длинным и слишком толстым для ажурного позолоченного стула, на котором восседал, словно барабан на горошине. Несомненно, для него внешность не являлась чем-то существенным; волосы, густые, как собачья шерсть, давно не общались с расческой, а глаза, обрамленные белесыми ресницами, прятались под кустарником соломенно-желтых бровей. Бычий лоб красно-кирпичного цвета пересекали глубокие борозды морщин. Словом, он выглядел как человек, которому много времени приходится бывать на открытом воздухе. Стоявшая перед ним карточка была такой же скромной, на ней было всего два слова: «Билл Дьюк».
Грейс захотелось узнать, чем занимается этот Билл Дьюк. Ее мать, все утро метавшаяся между кухней и гостиной, успела просветить ее только относительно графа. Как правило, определить род деятельности гостей леди Армиджер не составляло труда. Перстень-печатка, галстук с эмблемой престижной частной школы и отсутствие подбородка выдавали молодого новобранца министерства иностранных дел. Блуждающие руки указывали на члена парламента. Но в Дьюке Грейс не видела никаких подсказок. Его огромные красные руки, лишенные колец и перстней, на протяжении всего ужина не выпускали столовые приборы. В бесплодных попытках определить его профессию Грейс остановилась на чем-то среднем между строительным прорабом-дворником из квартала муниципального жилья.
— Значит, вы зарабатываете на жизнь литературным творчеством, — вдруг сказал Билл Дьюк.
Грейс обратила внимание, что он говорил с тягучим техасским акцентом.
Блондинка и брюнетка, прекратив обмениваться оскорблениями, разом пристально посмотрели на нее. Своими острыми горбатыми носами и горящими глазами они напоминали пару ястребов, готовых наброситься на добычу.