Психоаналитик же, наоборот, вытаскивает конфликт изнутри, как бы болезненно это ни было, и в процессе длительного обсуждения, часто неоднократно перебирая различные варианты, моделирует возможные варианты развития ситуации. Как это могло быть, что можно сделать, какие шаги предпринять. Втягиваясь в обсуждение, пациент примиряется с действительностью. Это и есть рационализация: человек сам находит для себя выход.
Так песчинка с острыми краями попадает в раковину. Нежное, мягкое тело моллюска испытывает неудобство и пытается повернуть песчинку то так, то эдак, постоянно обволакивая ее ферментами. Слой за слоем на инородном теле нарастает минеральная защита. В результате этого процесса внутри раковины вырастает жемчужина. Человек, приняв и проанализировав ситуацию со всех сторон, приходит к устраивающему его решению. В результате обретает спокойствие и возвращает веру в себя. Хорошо, если объект будет предварительно обработан физически, это ослабляет волю, стремление к сопротивлению и ведет к подчинению. Но в нынешнем случае этот вариант исключен. Придется повозиться подольше.
– Можешь называть меня «дядя Макс» или просто «Макс», – так меня называет твой отец.
– Что значит «называет»? Мой отец погиб в ваших лагерях, – Ганс был ошеломлен.
– Да нет, он жив и здоров. Мы с ним иногда видимся. Сейчас реже, раньше чаще.
– Что за ерунда. Вы что-то путаете. Мой отец был офицером абвера. Как он мог с вами дружить? Это клевета! – Ганс захлебывался от возбуждения.
– Сначала он сомневался, а потом стал с нами сотрудничать. Капитан Конрад Рихтер, уроженец Берлина. Как ты похож на него, – тихо и задушевно проговорил вербовщик. Это распалило Сынка еще больше.
– Мой отец был офицером. Он не мог изменить присяге.
– Твой отец прошел войну. Это грязное и кровавое дело. Она меняет людей. Знаешь, кого он ненавидел больше всего? Не нас, русских. Он ненавидел эсэсовцев, как самых ярких и преданных представителей фашизма. Чтобы стать господами мира, они не жалели ни чужих, ни своих. Это психология серийного убийцы. Конрад не был убийцей и не хотел быть таким. У него был характер, и он встал на путь борьбы с фашизмом, а ты – бесхребетный слизняк, потому что прислуживаешь тем, кто унижает твою родину.
– Я служу Германии. Я не предам своих сограждан, что бы ты ни плел про моего отца. – В голосе Ганса все отчетливее слышались истерические нотки.
«Хорошо. Процесс пошел. Надо еще больше его подогреть, довести до кипения. В характеристике было указано, что парень не законченный эгоист и циник».
– Что ты говоришь? – Лысый всплеснул руками. – Ты такой патриот, рядом с тобой надежные товарищи, умное начальство, и все вы радеете за Германию. Особенно директор БНД герр Гелен. Что же он тогда выполняет распоряжения американцев?
– Потому что они, как и вы, – оккупанты и давят всех силой оружия.
– Мой мальчик, не обманывай себя. Советский Союз после войны создал на своих границах, считай, санитарный кордон. Отгородился от вас Польшей, Венгрией, Румынией, Болгарией. Мы не пошли дальше и не захватывали другие страны. Скажи мне, есть советские войска в Австрии? Нет, мы ушли оттуда. Хотя могли остаться. Есть советские войска в Финляндии? Она же капитулировала и, мало того, входила в состав Российской империи, значит, у нас были все условия там остаться. Может, советские войска есть в Японии, которая сдалась нам – не американцам? Они смогли захватить лишь мелкие острова и сбросили атомную бомбу на мирные города. Мирные. Японскую армию в реальных боях разгромили мы, наша Красная Армия. Теперь ответь мне, кто захватил Европу и Азию вместо того, чтобы жить спокойно и в безопасности у себя за океаном? Чьи базы сейчас по всей Европе?
Рихтер отчаянно сопел: найти возражения он сразу не мог, но и сдаваться этому противному русскому не собирался.
– Это ты, Ганс, прислуживаешь оккупантам. Значит, это ты предатель, а не твой отец. Твой отец хотя бы воевал с русскими. А с кем воюешь ты? Ты воюешь с другими немцами. Не с англичанами, не с турками, а немцами, такими же, как ты. Как назвать того, кто несет зло немецкому народу? Ответь мне, Ганс Рихтер.
– Врешь, старая сволочь. Я не предатель, и мой отец не предатель. Ты все врешь!
– А он не был предателем. Кого он предал? Гитлера? А ты забыл, кто на кого напал и за это положил в землю миллионы немцев? Родину? Так у нас сейчас две Германии. Одна с нами, другая с американцами, а чтобы сама по себе, такой нет. А ведь была. Была Германия, и куда она делась?
Ганс психанул и с воплем кинулся на Макса, но нарвался на подготовленный удар и упал. Утирая кровь из разбитой губы, он стал кататься по полу, кроя последними словами и Советы, и отца.
Тон оперативника стал холодным и жестким.
– Сядь на место. Что ты нюни распустил. Сядь, я сказал.
Рихтер поднялся и сел на стул.
– Герой был твой отец. Герой. Он принял непростое решение и пошел до конца. Кстати, в этом выборе он был не одинок. Он и его товарищи помогли нам выявить отъявленных негодяев из СС и распушить их, – продолжил добивать собеседника вербовщик. – Не просто военных, исполнявших приказ, а тех, кто издевался, насиловал, сжигал живьем целые деревни. Там были не только русские, но и евреи, цыгане, белорусы, поляки. Ты считаешь, что такие выродки должны жить? Твой отец считал, что за преступления против невинных гражданских людей надо отвечать. Или ты тоже готов убивать ни в чем не повинных людей? Детей?
– Я вам не верю. Не мог мой отец, – твердил молодой человек.
– Не веришь? Вот фото его донесений. Ты почерк отца узнаешь?
Но Ганс ничего не хотел слышать. Он завыл, стал бить кулаками и головой о стол. И все время твердил как заклинание:
– Не верю. Он не мог. Не мог.
Макс продолжил:
– Мы уважали и опекали твоего отца. Когда он отказался возвращаться, выделили ему домик. Он женился, получает пенсию и кое-что еще от нас за консультации. Вот, посмотри его фотографии. Это его дом, вот он в саду, с гостями. Смотри, это мы с ним на рыбалке.
Внешне казалось, что Рихтер закрылся и ничего не воспринимает, но Макс прекрасно знал (через его руки прошло много немецких военнопленных в лагерях, которых он склонил к сотрудничеству), что мозг Ганса – весь внимание, он лихорадочно перерабатывает информацию. Значит, нельзя пускать процесс на самотек, мало ли до чего он сам додумается, надо убеждать, подкидывать факты, аргументы, вызывать на дискуссию.
Не один час прошел, прежде чем дядя Макс отпустил Ганса немного отдохнуть.
Рихтер пришел в себя, и их поединок продолжился. Вал эмоций у немецкого разведчика прошел, в его словах появилась логика, он стал возражать. Что такое возражение? Это уже не отказ или отрицание, это значит «я не против, но у меня есть сомнения, убеди меня».
– Даже если отец жив, он же должен был дать знать о себе, должен был хоть как-то попытаться помочь нам? – Это был главный вопрос, на который он хотел получить ответ.
– Как бы вы тогда жили, если бы все вокруг считали, что вы – семья предателя? Поэтому не сообщали. А насчет того, чтобы помочь, то тут ты не прав. Как ты думаешь, почему ты не попал в тюрьму после гибели футбольного болельщика на Темпельхофе, да еще в составе группы?
– Так получилось, повезло, – но особой уверенности в голосе у Ганса уже не было.
– Мы обещали твоему отцу помочь, как только узнали. Наши товарищи успели уладить вопрос с семьей погибшего, простимулировали адвоката, договорились с судьей. А ты говоришь, повезло… Нет, сынок. А твоя учеба? Откуда появились деньги на нее?
– Мать нашла вторую работу, – он уже сомневался и в этом, хотя раньше особо не задумывался.
– Ха. Прямо вот так – без образования, без профессии на руках! Она же при отце никогда не работала, а тут – раз, и вторая, хорошо оплачиваемая работа. Ты же разведчик, Ганс.
Рихтер молчал. Все складывалось так, как говорил Макс.
– В то время, когда в стране была безработица, она нашла доходную работу. На что это похоже, сынок? – Вербовщик старался чаще употреблять это обращение, чтобы парень к нему привык, тогда для него это будет не просто позывной.
– Легендированная оплата услуг агента, – вынужден был признать немецкий разведчик.
– Правильно, услуг Конрада Рихтера его семье. Кстати, у нас он взял себе имя Кондрат. Теперь он Кондрат Иванович Рихтер. Мы с ним иногда ходим на рыбалку, он вспоминал, как ты в детстве хотел поймать акулу. Скажи, Ганс, ты до сих пор хочешь поймать свою акулу или ты теперь довольствуешься только мелкой килькой?
Это были долгие разговоры, споры, даже ругань. Но объект постепенно двигался к принятию условий игры. Итог этой игры ему, профессионалу, был известен. Наконец наступил момент, когда надо было уже не убеждать, а делать конкретное предложение.
– Макс, что вы от меня хотите?
– Мы хотим, чтобы ты, прежде всего, помог возродиться Германии. Не той, американской, а независимой.
– Социалистической, советской?
– Это вы сами решите. Помоги нам выкинуть американцев, и мы уйдем из восточной части. У нас в Союзе своих проблем хватает. Когда мы убедимся, что со стороны новой Германии нам ничего не угрожает, что вы мирные соседи, наших войск здесь не будет. Помоги нам вышвырнуть американцев и англичан.
– Предать своих коллег?
– Брось, Ганс, ты прекрасно знаешь, что Гелен продал американцам немецкую разведку. Ему заплатили сто тысяч марок, на которые он купил свой особняк под Мюнхеном, и теперь БНД делает все, что прикажут американцы. Или ты этого не знал?
– Знаю. Но я не хочу, чтобы пострадали немцы.
– Повторяю, нам нужно сорвать планы американцев, а не наказать немцев. С этим ты согласен? Надеюсь, ты не забыл, чьи бомбардировщики уничтожали мирное население в Дрездене и Берлине. Мы воевали только с германской армией.
– Согласен. Что будет со мной?
Наступил очередной этап. Мы завели парня в тупик, он не знает, как поступить. Сейчас есть соблазн сразу предложить ему решение, но этого нельзя делать. Еще рано, потому что это все равно останется для него чужой выбор. А решение он должен принять самостоятельно. Правда, из того, что мы предложим. Значит, мы терпеливо с ним перебираем разные варианты, обязательно даем возможность от чего-то отказаться. Пусть думает, что это его выбор, тогда и отвечать за него будет он сам.