– Но запрещено с точки зрения безопасности. Так?
– Правильно. Слушай, Вилли, ты слишком хорошо разбираешься в тонкостях разведки, – с подозрением спросил Рихтер.
– Хороший коммерсант должен быть чуточку разведчиком. Так кто у нас местный шеф?
– Даже не думай. Старый служака до мозга костей. Он быстрее застрелится, чем пойдет на сделку с кем-нибудь. Тем более с русскими. Его единственный сын, его надежда, даже не убит, а просто замерз под Сталинградом. Его ранили, он потерял много крови и декабрьской ночью замерз на морозе. Картотеку он хранит в своем личном сейфе в офисе оперативного пункта.
– Ты можешь нарисовать план помещений и уточнить марку сейфа?
– Зачем?
– Я сообщу начальству, что ты готов предоставить такие данные за хороший гонорар.
– Это интересная мысль. Может, стоит взять тебя моим импресарио?
– Подожди, сейчас выйдем из поворота, я приторможу.
– Зачем? – опять спросил немец.
– Хочу дать тебе в морду.
Ганс захохотал и шутливо поднял вверх руки:
– Все, сдаюсь. Извини.
На душе у Вольфганга было неспокойно. Моника наконец освоила мини-камеру в тюбике из-под губной помады и каждый день приносила материал. В большой комнате у нее на работе сидели десять машинисток. Длинный зал кишкой, справа у стенки – пять столов, то же самое – слева. В середине проход.
К счастью, Моника сидела сзади всех и видела только спины коллег. Приходилось выжидать, когда соседка справа отлучится, и тогда, полуобернувшись к правому ряду, «Сильва» быстро делала снимки. В комнате стоял такой стрекот от печатных машинок, что она однажды не услышала, как зашел начальник, а у нее как раз залипла кнопка на фотоаппарате, которую она пыталась подцепить булавкой. Ей повезло, что он пришел по срочному делу и не обратил внимания на странные манипуляции сотрудницы. У нее от волнения потом весь вечер дрожали руки, и «Метису» пришлось приложить особые усилия, чтобы успокоить агента.
Все складывалось удачно: материал идет, руководство разведки довольно, Моника – та вообще вне себя от нечаянно свалившегося на нее женского счастья. Только у него на душе было, откровенно говоря, тошно. Сначала он, конечно, радовался, что справился с заданием по установлению канала информации, гордился благодарностями, полученными от руководства, но со временем все чаще стал задумываться о себе, о своем будущем. Неужели это надолго? Неужели он теперь постоянно будет привязан к этой некрасивой, нескладной женщине?
Он говорил ей нужные слова, делал все, что должен делать мужчина, чтобы доставить радость женщине, но только по приказу руководства. Он подсознательно старался держать определенную дистанцию, поэтому у них не было домашних ужинов, избегал знакомства с ее немногочисленными друзьями. Он стремился вытащить агентессу куда-нибудь на нейтральную территорию: в кафе, в ресторан, в бар. Крайне редко оставался на ночь, ссылаясь на то, что громко храпит и не хочет компрометировать женщину перед соседями.
Чем дальше, тем чаще посещали его эти невеселые мысли. Вот и сейчас он ехал, чтобы отвезти агента Сильву в японский ресторан. Именно агента, а не свою женщину.
Моника сидела на диване в домашнем халате и ревела.
– Что случилось, дорогая, почему ты еще не одета? Мы же собирались в рыбный ресторан?
Моника размазала тушь под глазами и кивнула ему на раскрытый журнал «Штерн». Яркий образец массовой прессы, любитель разгонять жареные истории. На странице, измазанной тушью и слезами, красовался заголовок: «Русская шпионка в сердце немецкой контрразведки». Он уже читал в газетах о том, что в Федеральном управлении по охране Конституции обнаружили утечку информации. Подозрение пало на секретаршу одного из отделов. Когда пришли ее задерживать, она выпрыгнула из окна шестого этажа.
– Я знала ее. Мы вместе учились на курсах. Она была такая добрая, скромная девушка, помогала матери растить двух младших сестренок.
«Испугалась. Может отказаться переснимать материалы. Надо как-то ее успокоить», – расценил состояние женщины Вольфганг.
Статью иллюстрировали несколько фотографий. Фото самой женщины. Уже немолодая, не очень привлекательная. Старомодная прическа, большие роговые, скорее, мужские очки. На другой фотографии – распростертое на асфальте тело.
И тут Вольфганга как током ударило. На одном снимке на какой-то вечеринке ее обнимал Александер. Именно так он всегда просил называть себя – Александер. Они учились вместе в спецгруппе в школе разведки по работе с женщинами. Обольщение было их специализацией. Про мужчину в статье не было ни слова.
«Будем надеяться, что ему удалось уйти от преследования. Вот так номер! Теперь могут быть профилактические проверки и в БНД. Надо на время затихнуть».
Он присел рядом с Моникой, взял ее руки в свои ладони. Его учили, что это жест не только доминирования, но и доверия, проявления заботы.
– Дорогая, успокойся. Я тебя понимаю. Давай на время ты не будешь фотографировать документы.
– Как так?
– Надо будет пока соблюсти осторожность. Скажи, у тебя дома нет никаких служебных бумаг или пленок?
– Нет.
– Хорошо. Отдай мне свою губную помаду с аппаратом, тогда против тебя вообще не будет никаких улик.
– А ты? Ты исчезнешь? – Она пытливо смотрела в его глаза. Выдержать такой взгляд женщины было очень тяжело.
– Только на время. Потом я опять к тебе вернусь, – он старался говорить уверенно. Это должно было успокоить Монику.
Тут он заметил, что глаза у нее сразу стали совсем сухие, в них блеснула ожесточенность. Рыдания прошли, голос стал звонким:
– Нет. Я не хочу расставаться с тобой ни на один день. Я умру без тебя. Ты думаешь, я испугалась? – Вольфганг растерялся от такого натиска. – Ты думаешь, я не смогу шагнуть с шестого этажа, если тебе будет грозить хоть малейшая опасность? Ты для меня – все, ты – моя жизнь, если понадобиться, я умру, но не расстанусь с тобой. Если ты будешь ранен, я отдам тебе свою кровь, если заболеешь, я буду рядом. Только не покидай меня. Пожалуйста.
У нее был такой пронзительный, умоляющий взгляд, что Вольфганг не выдержал и опустил глаза.
– Я сейчас вернусь.
– Куда ты? – она испугалась.
– К черту японцев с их сырой рыбой. Хочу заскочить в одно место, купить хорошего мяса, овощей, приправы. Я научу тебя готовить мясо, которое мне нравится.
– И мы будем вместе стряпать и ужинать, как настоящая семья?
– Конечно.
Он вдруг понял, что на свете есть единственный человек, преданный ему до конца, готовый принять его любого. Он не мог не ответить ей тем же.
Центральный офис БНД в Западном Берлине охранялся очень тщательно. Датчики, сигнализация, пропускная система, несколько десятков сотрудников охраны, проверки на подъездах к зданию – все было очень серьезно. Выяснилось, что рабочий кабинет Сынка находится в одном из оперативных центров.
Таких пунктов у БНД на территории бывшей столицы рейха было несколько. Как правило, это были неприметные особняки на тихих улицах. Сейчас на входе красовалась небольшая табличка: «Страховое общества АРГУС. Обслуживание корпоративных клиентов». Соответственно, и степень охраны была значительно слабее.
Север передал в Центр схему оперативного пункта БНД в Западном Берлине, составленную Сынком. Сюда входили посты охраны, график сменяемости, план сигнализации. На плане был отмечен кабинет начальника подразделения, указано место расположения спрятанного в шкаф сейфа. Это был солидный англичанин, еще довоенных времен, произведенный под известной маркой Chubb Company. Тяжеленный стальной ящик без особых наворотов. На дверце – только ручка и приклепанная на замочную скважину накладка.
Двухэтажный особняк с мансардой, обнесенный двухметровым забором, находился на довольно тихой улочке. Рядом располагалась стоянка для автомобилей сотрудников. На въезде, за шлагбаумом, дежурил только один охранник. На воротах в особняк прилепилась небольшая будка с двумя охранниками, проверяющими документы и фиксирующими входящих в журнал. Оказалось, что на выходные стоянка закрывается, на воротах несет службу только один сторож и два находятся в самом особняке. Они заступают на сутки, регулярно меняются местами, вооружены пистолетами. В случае нападения должны вызывать по телефону полицию, пожарных и «скорую помощь».
В донесении руководству Матвей предложил рассмотреть варианты проникновения в оперативный центр. Это дало бы возможность получить копии картотеки агентов на территории Восточной Германии, а также проверить надежность сведений Сынка.
Великанов согласился с доводами Севера и распорядился создать оперативную группу. Руководство было поручено Северу, заместитель – Петер, остальные члены группы будут выделены по мере необходимости.
Петеру удалось в архиве берлинского магистрата найти чертежи этого дома. Он встретился со специалистами по городскому водоснабжению и канализации с целью выяснения возможности создания аварийной ситуации. В случае непредвиденного потопа охрана вынуждена будет вызвать специалистов для устранения аварии. Это даст возможность посторонним людям обоснованно попасть в дом.
Подобный прием уже применяли советские контрразведчики ранней весной 1941 года. В Москве в Хлебном переулке находился особняк военного атташе Германии Эрнста Кестринга, руководителя германской военной разведки в России под дипломатическим прикрытием. Была сымитирована авария на водопроводе в здании напротив. Водопроводчики с Лубянки развернули интенсивную работу в соседнем доме, из которого на самом деле в кратчайший срок был прорыт ход в дом к Кестрингу. Ночью по нему сотрудники НКВД пробрались в особняк, осторожно поднялись на второй этаж, бесшумно открыли кабинет военного атташе и установили в телефон радиомикрофон. Наверное, это был самый первый радиомикрофон, сделанный в Советском Союзе. Так же тихо они удалились, даже не нарушив сон Кестринга, спавшего в соседней комнате.
Риск такой дерзкой операции был очень велик, но в апреле 1941 года информация о военных планах фашистской Германии нужна была руководству страны как воздух.